Читать книгу Сага о Тамаре - Тамара Иванкова - Страница 10

«Темная ночь, только ветер гудит в проводах…» – как ласково, задушевно и с любовью звучали эти слова на репетиции в школе!

Как страшно гудит ветер в два часа ночи на пустом вокзале в чужом темном городе, когда тебя никто не встречает! Пассажиры выпрыгивают из последнего вагона поезда далеко от перрона, прямо на землю с высоты в мой полутораметровый рост, и в полной темноте ковыляют по шпалам и рельсам в сторону тусклых вокзальных огней. Я мечусь и всматриваюсь в лица встречающих, но Вовки среди них нет. Оставаться в маленьком обшарпанном здании вокзала до утра одной мне страшновато, и я тороплюсь узнать дорогу в центр. Какие-то попутчики обстоятельно объясняют мне, где находится областное Управление КГБ, и подсказывают адрес единственной гостиницы, где можно остановиться приезжему.

На улице почти нет фонарей, только из подворотен жутко сверкают собачьи глаза… Я стучу в двери гостиницы, минут через десять недовольная толстая тетка-администратор открывает мне и равнодушно-привычным голосом отвечает:

– Мест нет.

– Что же мне делать? Куда идти? Пустите… – жалобно прошу я сонную женщину. И она все же позволяет мне дождаться рассвета в коридоре. Во всяком случае, делает вид, что не заметила мою фигуру, скрюченную в кресле на вылезших пружинах. «Вовка меня не встретил. Как же так?» – я кручусь в жестком кресле, а пружины ковыряют мне бока. Разве это сон? Уставшая и рассерженная, я еле дожидаюсь утра.

Город Проскуров по сравнению с чистым и ухоженным Львовом произвел удручающее впечатление. Ранним утром, в поисках Управления КГБ я за полчаса обошла фактически весь центр, состоящий из одной улицы, застроенной трехэтажными и двухэтажными домами, а дальше был частный сектор с покосившимися заборами, из-за которых доносился лай собак и мычание коров. Позже я узнала, что областным городом он стал недавно, потому что Каменец-Подольск был сильно разрушен во время войны.

Вовка вопит, вытаращив глаза:

– Какая телеграмма???

– Я посылала. Как обычно: «Выезжаю. Число, номер поезда, вагона. Встречай».

– Не было никакой телеграммы! Ты все врешь! Рассказывай, где ты была? Поезд в два часа ночи приходит, где ты шлялась до утра?

– В гостиницу пошла. Что я должна была делать? Ты меня не встретил!

– Но это не значит, что можно с чужими мужиками ночью по городу ходить! Смотри у меня! Со мной такие номера не проходят!

Несправедливые обвинения, оскорбления унижают и обижают до слез. Комнату он не нашел, так зачем было писать «выезжай»? После первого скандала я сижу «на чемодане» в вестибюле КГБ, а его сослуживец предлагает ему временное пристанище:

– Володька, поговори с моей хозяйкой, майор из соседней комнаты уехал с семьей на месяц. Поживете, если она пустит, а там квартиру найдешь.

Добрая женщина соглашается за небольшую оплату временно сдать нам комнату.

– С условием – столоваться у меня будете, и я с вами питаться буду, за ваши деньги.

Вот и началась моя семейная жизнь. Не было у меня ни свадьбы, ни белого платья, ни букетов роз, ни подарков. Разбились мои представления о романтической любви. Никогда больше я не встретила своих одноклассниц. Навсегда исчез из моей жизни Боря, стерлось из памяти его лицо. Далеко, во Львове, осталась моя мама и моя веселая, полная надежд и стремлений, юность… Неужели один-единственный поступок может так резко и бесповоротно изменить ход событий?!

* * *

– Хватит картошки?

Хозяйка заглядывает в мисочку с лежащими в воде аккуратными круглыми картошинками:

– Еще одну почисти. Молодец, Тома, ты так тоненько кожицу срезаешь!

– Это меня мама научила, я могу всю кожуру, не отрывая ножика почистить. Вот такой спиралькой! А что Вы сегодня нам на обед приготовите?

Федоровна ловко режет капусту и объявляет мне «меню на день»:

– Борщ, блинчики с мясом. На ужин отбивнушечки с рисом и салат. На рынке утречком очень хорошего мяса для отбивных взяла.

– А разве… мясо разное бывает? – удивляюсь я. Мне это и в голову не приходило.

– Да, детка. Например, для борща надо сахарную косточку брать, чтобы навар был. И обязательно клади мясо в холодную воду. После закипания воду лучше слить и поменять, тогда бульон будет прозрачный и полезный.

От воспоминаний о кипящем бульоне я передергиваюсь, и мурашки ужаса бегают по спине! На всю жизнь я запомнила этот урок! Я рассказываю ей историю с ожогом, а она продолжает, сочувственно покачав головой:

– На кухне того и гляди, то порежешься, то обожжешься. Так вот. Когда для отбивных мясо выбираешь, нужно внимательно на цвет смотреть: свинина должна быть нежно-розовой, а говядина – светло-красной.

– А… как знать, где свинина, а где говядина? Мы с мамой редко мясо покупали, и то – косточки в магазине. Больше макароны и картошку, на мясо денег не хватало.

– Понимаю. Но мужчин надо сытно кормить и разнообразно. И мясное, и мучное. Сходим с тобой на рынок, я тебя научу, какой кусочек для фарша пойдет, какой для гуляша. Иди, отдыхай, успеешь еще наработаться.

– Так я помочь Вам хочу.

– Вот тесто подойдет, позову тебя пирожки с вишенками лепить. В 2 часа у Володи обед, надо три блюда успеть приготовить. Возьми мои записи, сколько я на продукты потратила, Володя придет, отдаст. С работы-то во сколько приходит?

– Бывает до двух и до трех ночи.

– Что так поздно?

– Я не спрашиваю, вы же знаете, он в органах. Секретно.

– Хозяева комнаты на-днях вернутся. Съезжать вам пора. Что, твой Володя, квартиру нашел?

– Да нет, не успел вроде.

– А мне, Томочка, показалось, что я запах перегара слышала утром. Водочка и самогон – плохие друзья, до добра никого не довели. Лучше бы он с тобой в постели баловался, чем водочкой. Ну-ну, не смущайся, дело молодое…

Как мне было не смущаться? Он вваливался ночью, пьяный, вонючий, грубо лапал меня, задирал мне рубашку и брал меня силой, как и в первый раз. Отвратительный паршивый самогон и дешевые сигареты, слюнявый рот. Я содрогалась от брезгливости, когда он приближался ко мне. Когда он сползал с меня и сразу засыпал, я скулила, как побитая собака. Какие там любовные ласки? Кроме боли и стыда – ничего.

* * *

Сложив вещи, я допоздна смирно жду на кухне своего мужа, хотя он прекрасно знает, что майор с женой и ребенком вернулись из отпуска. Он влетает, пошатываясь, хватает меня за руку:

– Пойдем! В гости пойдем!

– Что? Куда? А вещи?

– Тихо! Никогда меня не спрашивай, ясно? Я знаю, что делаю! За столом посидим, а потом и переночуем!

Ничего не понимаю. Куда идти? Уже темно. Какие гости? Что значит – посидим и переночуем? Мне это совсем не нравится! А ему плевать! Он тащит меня за собой, а добросердечная Федоровна говорит мне:

– Иди-иди, детка! Пока молодые, надо гулять! Пусть вещи у меня побудут.

Я уже не слышу, как она вздыхает:

– Вот непутевый. Не повезло девчонке.

Изрядно принявшая самогона компания шумит. Вовкины сослуживцы г-у-л-я-ю-т. Наше появление сопровождается радостными криками:

– О! Вовка! Жінку привів!

– Налейте ей штрафную!

Для меня абсолютно непривычно находиться в такой обстановке! К запущенной холостяцкой квартире давно не прикасалась рука хозяйки. Простой деревянный стол, накрытый куском клеенки, прожженной до дыр в нескольких местах и с круглыми отметинами от горячих кастрюль и сковородок. Среди недоеденных разломанных банок с американской тушенкой валяются ломти помятого хлеба, грязные вилки и здоровенные куски обгрызанных соленых огурцов.

Меня усаживают на один из хромых стульев с разбитой спинкой. Некоторые гости восседают на растрепанной несвежей постели, скинув свои кители и гражданские пиджаки. С ужасом оглядывая эту нереальную обстановку, я пытаюсь вспомнить, где я это могла видеть? Мой отец до войны был руководителем автобазы, родители дружили с высокопоставленными людьми в городе, с начальником ГАИ, директором ателье. Они наряжались, ходили в гости семьями, танцевали танго под музыку патефона, пили шампанское и хорошие вина, слушали модные романсы, часто всей компанией ходили в кино. Когда мы жили с мамой, тем более, я не видела пьяных компаний, шумных застолий. И все же меня не покидает чувство, что я… Точно! Это же «Евгений Онегин»! Сон Татьяны!

Раскрасневшиеся, разгоряченные алкоголем люди, перекрикивая друг друга, спорят о работе:

– Да я всех урок наперечет знаю! Они мне с другой стороны улицы кланяются! Боятся, сволочи!

– Тебя? Как бы не так! Они просто знают, что с органами шутки плохи!

– А я тебе говорю, у меня в каждой банде свой человек есть! А ты только и умеешь, что протоколы писать!

– Да что ты понимаешь! Кто б говорил? Я всю войну в особом отделе прошел! Мы таких, как ты, к стенке ставили!

– Это из-за тебя моего курьера накрыли!

– Нет, это ты всю операцию провалил! Повезло тебе, что без стрельбы обошлось! Пошел бы под трибунал!

Мне становится страшно от непонятных разговоров о бандитах и урках, о стрельбе и драках. В моем представлении работники КГБ – герои, благородные защитники советских людей. Разведчики и контрразведчики, которые своим аналитическим умом и выдержкой побеждают врагов Советской власти. Например, обожаемый Кадочников в «Подвиге разведчика», который играл роль Николая Кузнецова! Сколько раз, дрожа от восторга, мы повторяли пароль: «У вас продается славянский шкаф?» – «Шкаф продан, могу предложить никелированную кровать с тумбочкой». И таинственный ответ: «С тумбочкой?» – «С тумбочкой!»

Кто эти люди? От едкого дыма папирос и самокруток у меня режет глаза и саднит в горле. Галдеж и шум отзываются дикой болью в голове. Я забиваюсь в уголок и терпеливо жду, когда закончится застолье, и не понимаю, что дальше будем делать мы? Прикрыв глаза, я пытаюсь подремать, потому что до кровати добраться сегодня мне, видимо, не придется. Сквозь мутную пелену полудремы далеко за полночь я слышу:

– Ах ты, падлюка, да кто ты такой, чтобы меня поучать? Еще молоко на губах не обсохло!

Летят бутылки и огрызки со стола, а мой муж хватается за грудки с собутыльником, с которым только что обнимался и пил из одного стакана. Орущая компания разнимает их, обоим неслабо попадает по ребрам до того, как они успокоятся и примут мировую. Я забилась в угол, как маленький зверек, и в моем усталом мозгу невольно снова высвечивается цитата из сна Татьяны:

После потасовки и пьяного примирения со слюнявыми объятиями гости начинают расходиться, а нас вежливый хозяин оставляет ночевать, хотя ночевкой трудно назвать сон на проваленном замызганном диване среди неубранного хаоса, тем более, что уже рассвело!

Их рабочий день начинается в десять, к этому времени Володя и хозяин квартиры кое-как приводят в порядок свои помятые лица, одежду и бодренько убегают на работу. Кто скажет, что делать мне?!

– Нам надо вещи забрать, – несмело напоминаю я вслед Вовке.

– Некогда мне сегодня, работы много, – важничает он, даже не глядя в мою сторону. – Перебьемся как-то.

Две недели дней и ночей похожи на первую, как две капли воды. Мы приходим в гости к каким-то холостым и семейным людям, Вовка участвует в пьянке и шумных разговорах. Среди ночи доходит до драки, зачинщиком которой чаще всего становится мой хвастливый и агрессивный муж. Потом все мирятся, расходятся по домам, а нас оставляют ночевать. Утром все убегают на работу…

А я вынуждена слоняться по городу. Мне негде помыться, постирать, поесть. Пару раз забредаю к Федоровне, и она по доброте своей кормит меня и сочувствует:

– Вижу, твой квартиру так и не нашел.

«Мне так стыдно», – думаю я.

Если так дальше пойдет, скоро и застолье с ночевкой станет роскошью, Вовка опозорился у всех сослуживцев. Кому понравятся гости, которые оскорбляют хозяев? Целый день неизвестно, куда мы попадем вечером.

Однажды глубокой ночью очередной возмущенный хозяин квартиры выгоняет разбушевавшихся драчунов по домам. Вот только у нас – дома нет…

Темнота. Муж уверенно ведет меня по грязным узким улочкам частного сектора к своей бывшей хозяйке. После условного стука в окошко дверь открывает женщина в нижнем белье, ласково приглашает:

– О, Володя! Заходи в дом.

Она одна. Крохотная кухонька и небольшая комнатушка, две кровати, полуторка и односпалка, между ними столик. Хозяйка уступает нам более широкую кровать, а сама ложится на другой. Я, измученная, проваливаюсь в сон, позже просыпаюсь от возни на соседней кровати. Муж со своей давней любовницей шепчутся:

– Ты с ума сошел!

– Я говорил, надо было сразу уложить ее на эту кровать, а нам лечь на твоей, как обычно.

Повернувшись лицом к стене, я притворяюсь спящей. Да черт с ними! Пусть делают, что хотят, только бы меня не трогали! Какой позор, муж с любовницей на соседней кровати! А я боюсь шелохнуться, вдруг догадаются, что я не сплю! Мне стыдно, что у меня муж – пьяница и драчун! Мне стыдно спать на чужих кроватях! Если мама узнает, я сгорю со стыда! Скажет, вот дочка у меня недотепа! Папа! Слезы начинают течь у меня из закрытых глаз. Я тихонько смахиваю их со щек, стараясь не шмыгать носом. Вот папа бы меня защитил! Он бы как дал этому идиоту по голове! Сказал бы: «Убью, и точка!»…

Просыпаюсь утром. В комнате никого. Хозяйка воркует с моим мужем на кухне. Во дворе на веревке висят его простиранные вонючие носки, майка, рубашка. Приглашают меня завтракать. Я молча сажусь к столу.

– Скажи спасибо ей, – Вовка, криво улыбаясь, тычет в женщину пальцем. – Она нам квартиру нашла.