Читать книгу Сага о Тамаре - Тамара Иванкова - Страница 12

Какой прекрасный весенний денек! Неужели наконец-то закончились хмурые дожди? Привет, теплое солнышко! Я не спеша шагаю в вечернюю школу и напеваю про себя популярную песенку из кинофильма «Весна»:

У меня нет многоуважаемого портфеля, обычная матерчатая сумочка с книжками и тетрадками.

Не могу сказать, что я не одобряю весну… И веселый птичий щебет мне нравится. Я столько раз смотрела этот фильм, что слышу каждую интонацию звонкого голоса Любови Орловой и вижу задорное выражение ее лица, когда она поет:

Я даже тихонько подпрыгиваю в такт музыке. Правда, потом оглядываюсь украдкой. Никто не видел? Хорошо, что Вовка за мной не наблюдает. При нем-то не попрыгаешь. Сразу начнет: «И перед кем это ты выпендриваешься? Смотри, получишь у меня!»

Занятия начинаются в шесть. Задания несложные, учителя нестрогие, какие там требования в вечерней школе? Ученики после работы приходят уставшие, пару уроков вытерпят и домой просятся, канючат:

– Отпустите, глаза слипаются, учеба в голову не лезет.

Учитель ворчит для вида, а сам рукой махнет, идите, мол. Только директору на глаза не попадайтесь.

Позавчера из пятнадцати учеников в классе было двое. Нас перевели в другую аудиторию и объединили с девятым классом. Мы к годовой контрольной готовились, а те стих учили. Учительница сказала: «Главное, не шуметь». Муж мой пришел к девяти, как обычно, а наш класс закрыт, в соседний заглянуть не додумался. Помчался домой, проверить, может, я дома. Навстречу ему сотрудники из управления:

– Куда бежишь?

– Жену ищу.

Он, видимо, давно прославился своей беспредельной ревностью, они и решили подшутить:

– Так мы видели ее, она с двумя летчиками под ручку шла и смеялась. Куда-то на блат-хату помчались, наверное.

В бешенстве он домой прибежал, меня нет. Снова в школу. Повезло мне, что урок пять минут назад закончился, и весь класс вместе с учительницей выходил! Встретил меня на крыльце, рычит:

– Где была?

– На уроке.

– Врешь! Так и смотришь, как бы налево свернуть! Одни мужики на уме! Видели тебя с двумя хахалями!

У училки такие глаза удивленные были! Подумала, наверное, что я такая распутница, что за мною глаз да глаз нужен. А мне так стыдно! За что он меня ругает? Я ничего такого не делаю! Как он не понимает? Не нужно мне это! Не смотрю я ни на кого, никогда стремления не было глазами стрелять!

Сегодня в школе годовая контрольная по математике. Осталось сдать экзамены и получить аттестат. Мама говорила, надо учиться дальше. Как? В Проскурове нет высших учебных заведений. Учиться в другом городе? Он ни за что мне не позволит.

Контрольная – семечки! Мы задачки быстро перещелкали, и нас отпускают пораньше. Сторож закрывает дверь за учениками, радостно убегающими по домам. А я в растерянности. Стою на широком крыльце и с тревогой думаю, как мне быть? Обычно Вовка ждет меня, провожает домой, но сейчас слишком рано. Пойти домой? Он придет сюда, а меня нет. Опять скажет: «Где шлялась?» Мне не по себе, и после сомнений и колебаний, я все же решаю идти в сторону управления, ему навстречу, по освещенной центральной улице.

Во всех окнах здания областного управления КГБ горит свет. Спрашиваю на проходной Понятовского, и дежурный отвечает мне казенным голосом:

– Все на партийном собрании.

На мой растерянный вопрос:

– А мне что делать? Мне домой надо идти.

Он неопределенно пожимает плечами:

– Так собрание может долго будет, идите.

Он не понимает! Если я пойду, опять будет скандал! Я не хочу «заслуживать». Я не хочу нарываться. Я не хочу быть виноватой! Как же ему объяснить? Сказать, что муж ревнивый? Подумает: «Э-э, дыма без огня не бывает!»

– Да нет, я сама не могу.

Охранник важно подводит итог:

– Ну, позвать его с собрания я не могу, у нас так не принято.

Что же мне делать? А вдруг собрание еще три часа продлится? Обычно он приходит поздно ночью. Если я тут допоздна болтаться буду, ему тоже не понравится. А вдруг у него после собрания еще дела? Операция? Вдобавок у меня горло сильно разболелось, на пронизывающем апрельском ветру долго не погуляешь. Я возвращаюсь к дежурному:

– Передайте ему, когда выйдет, что жена приходила и пошла домой.

Он пожимает плечами и равнодушно отворачивается.

До дома идти неспешным шагом ровно десять минут. После горячего чая с малиной уютно закутываюсь в одеяло и проваливаюсь в сладкий сон…

Вовка появляется вскоре, часов в 11, и с порога орет, вытаращив красные пьяные глаза:

– Ах ты, проститутка! Я пришел в школу, а тебя там нет! С кем шлялась? Я тебе сейчас допрос с пристрастием учиню!

Снова скандал! Стулья летят, двери бахают!

Мои объяснения тонут в потоке ругани. Один удар – и я лечу на кровать, второй – на сундук в углу. Пока он со злостью буцает стол, я тихонько сползаю с сундука и выскакиваю из комнаты. Куда бежать?! Кто поможет? В панике стучу в дверь хозяйской комнаты:

– Помогите!

Третий удар приходится поддых хозяину:

– Ты чего мне мешаешь с женой разговаривать?

Тот улетает на кровать, задрав ноги, и влипает в стенку головой! Хозяйка кричит истошным голосом:

– Что ж ты творишь, паразит?

Из своей комнаты на шум выходит рассерженный майор-летчик, пытается утихомирить его:

– Ты успокойся! У меня ребенок спит!

А Вовка ему с ядовитой ухмылочкой:

– А ты уверен, что это твой ребенок? Все офицерские жены – шлюхи! Пока ты летаешь, она всю роту обслуживает! А ты теперь ублюдка кормишь!

Оскорбленный, красный от злости, майор за шиворот выкидывает его из хозяйской комнаты.

Я, дрожа, хожу за Вовкой в надежде, что он успокоится, но на глаза стараюсь не попадаться. Он заходит в нашу комнату, шатаясь, раздевается, скомканные брюки летят на стол, грязные ботинки под кровать. Босиком выходит во двор в туалет, возвращается и ногами в черной раскисшей грязи топчется по коридору, по кухне. Я прислушиваюсь к его передвижениям и вдруг – бабах! Сшибая двери с петель, рвется к майору, доказывать свою правоту:

– А ну, выходи! Поговорим!

Майор вынужден выйти, чтобы ребенка не разбудить, и грозит ему:

– Вызову комендатуру! Ты нарушаешь воинский Устав, я старше тебя по званию!

Да куда там! Бесполезно. Вовка ему:

– Это еще надо разобраться, какой ты майор! У нас в особом отделе КГБ на всех на вас досье есть! Мы еще разберемся, за что ты майора получил! Может, ты самозванец?! Предатель?

Кто же выдержит такие несправедливые обвинения? Майор долго терпел, уговаривал распоясавшегося лейтенанта. Но теперь! Майор кидается драться, а Вовка ростом маленький, на две головы ниже его, но крепкий, сбитый такой, натренированный. Драться и арестовывать – это же его работа. Снизу майора кулаками дубасит, к стенке припер, не вырваться. И орет:

– Я еще посмотрю в твое личное дело, где ты майора заработал!

Отскакивает и вытаскивает из подштанников свой член:

– Да я на тебя положил с прибором! Вот! Я на вас на всех положил!

Все должны видеть, ЧТО он положил.

И он демонстрирует майору и всем нам свое хозяйство. Паясничает, злорадно хохочет, держа его двумя руками и потрясая во все стороны. Позорище! Я и представить себе не могла, что такое возможно!

Взбешенный майор пытается его ударить, но тот, зная все болевые приемы, бьет его в пах ногой. Вмешиваются хозяева и жена майора, и начинается всеобщая драка. Женщины разнимают их, пронзительно визжат, ревет испуганный ребенок!

Нет ничего страшнее, чем пьяный агрессор в доме! Крушит все подряд на своем пути! Ему кажется, что его окружили враги, и он просто обязан их победить! А значит, будет биться до победного конца!

Метнувшись к себе в комнату, Вовка хватает пистолет и выскакивает с криком:

– Все на пол! Руки за голову!

Да он сейчас перестреляет всех! Сколько в пистолете патронов?!

Но кроме меня, никого нет. От страха у меня ноги не идут. Хозяева и жена майора успели забаррикадироваться у себя в комнате, а майор – выскочить во двор. Вовка – клац, дверь за ним на засов, а тот кричит снаружи:

– Лейтенант Понятовский, я вызываю военную комендатуру!

Вовка затвором клацает:

– Кто первый войдет, тому пулю в лоб!

Пистолет поворачивается ко мне! Убьет. Одно случайное движение, и он меня убьет… Но я же не виновата. Я ни в чем не виновата! Что? Что он говорит?! Сердце бухает в ушах, как барабан, и теряется смысл слов.

– Ложись в постель! Быстро!

Зачем? В постели меня пристрелить? Это наказание такое? Однако, спорить совсем не время, и я послушно ныряю под одеяло, в чем была.

– Нет! Раздевайся!

Стуча зубами от страха, надеваю ночную сорочку.

Только позже я поняла, что какой бы он не был пьяный дурак, а сообразил, теперь ему неприятностей не миновать.

Через каждую минуту Вовка вопит:

– Всем тихо сидеть! Дверь не открывать! Перестреляю!

Ложится со мной в кровать, вроде бы мы спим, и никакого скандала не было. Оказывается, вот какой он придумал план!

Приезжает патрульная машина. Комендант настойчиво стучит и официально заявляет:

– Лейтенант Понятовский! Открыть дверь! Сдать оружие!

Не услышав в ответ ни звука:

– Дверь будет взломана!

Наверное, Вовке очень хорошо было известно, как поступают в таких случаях, и что его ждет. С его разрешения трясущаяся хозяйка открывает дверь.

Сам он лежит рядом со мной. Дверь прикрыта. Комендант командует из коридора:

– Выйти из комнаты!

Молчание. Я лежу ни жива, ни мертва. Вовка на окрики не отзывается. Видимо, комендант прекрасно знал Вовку и о его дебошах тоже. Он и несколько вооруженных солдат топчутся в маленьком коридорчике. Выждав паузу, он мирно говорит:

– Хватит воевать, я в гости пришел, Володя.

Осторожно открывает дверь и просовывает голову в комнату. Горит свет, мы лежим на кровати под одеялом, повернувшись лицом к стене. Комендант спрашивает издали, вкрадчиво так:

– Говорят, тут шумел кто-то?

Вовка ему спокойно, не поворачиваясь:

– Что ты прешь ко мне в спальню? Мы с женой давно спим, ничего не слышали.

Тут комендант дошел до кровати и как заорет над ухом:

– Встать!!! Сдать оружие!!!

Меня продолжает трясти до клацанья зубов. А Вовке приходится вставать и разоружаться. Отобрав пистолет, комендант пересчитывает в обойме патроны:

– Куда стрелял? Одной пули не хватает. Ты понимаешь, мудак, что ты под трибунал пойдешь?

– Вот она! – я подаю коменданту пулю. – Выпала.

– Твое счастье, что не стрелял! Пиши объяснительную начальнику.

Когда я ее подняла? Сама не помню.

Комендант еще долго спокойно беседует с ним на кухне, напоследок говорит:

– До утра веди себя тихо, утром поговорим.

И уезжает на патрульной машине.

Я снова трясусь от ожидания продолжения. Но Вовка быстро засыпает мертвецким сном. Мне совсем не до сна…

На чистой простыни лежат его ноги с налипшей грязью между пальцами. Ложиться с ним рядом не хочется. А больше негде. И страшно, что проснется!

Остаток ночи я провожу на сундуке, всхлипывая и поскуливая, как побитая собака. На рассвете я нахожу себе занятие, разорванный пододеяльник зашивать. Устроившись с нитками-иголками, кое-как накладываю стежки и поливаю штопку слезами…

Неожиданно храп прекращается. Я со страхом исподлобья наблюдаю за проснувшимся Вовкой. Под подушкой лап-лап, пистолета нет. Помнит, сволочь! Подходит ко мне:

– Чего не спишь?

– Не хочется.

Возле меня ножницы лежат, я перехватываю его взгляд, и сердце от ужаса падает в пятки. Ой-ой! Сейчас он со мной расправится! Я же всегда и во всем виновата!

Он ножницы не берет… Вертится по комнате… Я потихоньку ножницы прячу. А он хватает со стола нож! Крутит его, задумчиво на меня смотрит, и вдруг с размаху бьет себя в грудь! Нож с лязгом летит на пол. Кровища хлещет сквозь пальцы. Зарезался! Кошмар! Меня колотит мелкой дрожью, что делать?! Скрючившись и шатаясь, он зажимает рукой рану, доходит до кровати и падает, как мешок. Капли крови растекаются по постели. Вовка жалобно морщится и шипит сквозь зубы:

– Быстро вызови медсанчасть!

Хорошо, что я знаю дорогу! Мне там военный стоматолог пломбу вставлял. Запыхавшись, кое-как объясняю, что случилось, и возвращаюсь ждать врача. А дома! Такая грязища! Он босыми ногами грязи нанес, солдаты сапожищами натоптали. Разбитые стекла и черепки битой посуды. Поломанные стулья. До приезда санитарной машины хмурая и расстроенная хозяйка молча помогает мне навести порядок, а я тщательно вымываю полы.

Когда женщина-врач заходит в нашу комнату, Вовка говорит мне:

– Выйди!

О чем они разговаривают? Что он ей объясняет?

Она выходит после осмотра и отвечает на мой вопросительный взгляд:

– Ничего страшного! Нож вошел неглубоко, разрезал сосок, но было много крови. Я так думаю, до сердца он и не собирался достать.

Хозяйка в тот же день втайне от меня дала моей маме телеграмму: «Срочно приезжайте, заберите дочку».