Читать книгу Гардемаринки - Таня Сербиянова - Страница 5

– Так! Кругом, правую ногу на носок ставь! – командует нами мичман.

– Богданова! Опять каблук стесан. Это не лодочки модельные, поняла? Дал бы наряд вне очереди, так ведь, не оценят, не поймут, – говорит с видимым сожалением.

– Кругом! Ну, что молчишь? Что мне с тобой делать?

А потом в сердцах, и так уже видим, что не раз он рукой махнул и отвернулся недовольный.

– Ну, что это за строй? Что это, я спрашиваю? А ну? Подравнять строй, носочки, носочки и грудь пятого человека… командует нам по привычке, и тут же… – Ну, матерь вашу! Все! Уйду к чертовой матери! Разве же это строй? Это… Бардак какой-то! Одни вулканы торчат. Вы хоть понимаете, какой красивый строй военный? Ну? Что молчите? – спрашивает, но не желает услышать ответа и тут же.

– А ну? Разговорчики в строю! На… а… пра..а… во! Ша… а… гом марш!

И пока мы гуськом шагаем, но стараемся, слышу, как он рядом, наш мичман, идет и цедит сквозь зубы.

– Все! Не могу больше. Это же надругательство какое-то, разве же так можно?

А что за издевательство? Почему это? Ведь мы же так стараемся! К тому же все время вижу, как пялятся и усмехаются мальчишки, курсанты, кто из окон решили повылазить, глядя на маневры и эволюции наши на плацу перед казармой. Простите, перед кубриком… Да еще кричат, подзуживают нас. А, может, и не нас вовсе, а нашего мичмана? Но мы делаем вид, хотя все прекрасно слышим…

– Ой, не могу, пацаны! Сейчас уписаюсь! Вы посмотрите на этих лошадок? Как скачут на плацу?

Один изливается в дурацких сравнениях. А его тут же кто-то еще, невидимый нами перебивает.

– Да, где ты лошадок увидал? Лошадки все под седоками, они их оседлали и скачут, а эти свободные. И не лошадки они, а коровы! Коровы самые настоящие! Коровы пока что не…

Ну я не стану дольше… Обидно ведь нас так обзывать! Еле сдерживаюсь и смотрю на девочек, те, тоже как и я раскраснелись, но терпим! А что остается делать?

– Эй, коровки! Эй, там на плацу? Вы что там выделываете? Не так надо ножками, а скакать вместе с нами.

А мы и не скачем, стараемся! Нам надо курс молодого бойца, и чтобы все на отлично. Ведь к смотру готовимся. Первому в своей жизни. Смотру не красоты, как раньше, а строевому, значит, военному! И потому, несмотря на обидные замечания и на эти ухмылки, реплики досадные, все равно тянем ногу, распрямляя носок с каждым шагом. Потому что нам, девушкам надо так все, чтобы с одной стороны было по правде, как у военных, а с другой стороны, чтобы все при этом было элегантно и красиво! Вот и шагаем!

Раз-два! Раз-два! Левой, левой! И уже неделю так… Но!

Сначала форма. Мамочка родная! Выдавали ее в баталерке, что в подвале спального корпуса. Там женщины работали на вещевых складах, и они с нами просто упарились.

Хорошо, говорят, что лето, а то бы бушлаты и шинели, а это надолго. А так, рубашки офицерские кремовые, полуботинки казенные, черного цвета на толстой подошве, берет. И что смешно, пытались белье женское выдать. Но мы им в ответ.

– Спасибо! Сами такие чехлы носите. А может, еще, и трусы мужские предложите?

Материал на юбку получали в мастерской, а потом уже кто где мог. Я, например, там же в училищной мастерской себе заказала две юбки черные. И препирались с закройщицей о ее длине. Она о каких-то уставах твердила, а ей сказала: что если она пошьет таковой длины, то ее задеру или обрежу сама, а такую, как макси, длиною в пол, носить никогда не буду. Я же ведь не в восемнадцатом веке, а живу уже в двадцать первом.

Пошили все за три дня.

И вот впервые надеваю на себя свой новый, обалденный и необычный прикид. Смех и радость. Но поначалу совсем непривычно. И потом, эти нелепые полуботинки, которые любые и даже такие красивые ноги своим видом изгадят.

Пришел мичман. Замечаний выдал по полной. Наконец-то, по его мнению, все. на месте и как надо.

Первый раз как вышла из кубрика, так мне немедленно захотелось назад и снять все с себя. Еще подумала тогда, что зря, наверное, и зачем это я согласилась? А когда девчонок увидела, Зойку, то просто потешалась так, как сама в своей жизни не хохотала ни разу.

На ней форма, как на корове седло! Чем ее сильно, между прочим, обидела.

Ну, потом вроде бы ничего… По крайней мере, мальчишки, кто к нам валили толпой, помогли разобраться, как надо форменное по-человечески отладить.

Сначала никак не получалось до начальства достучаться, по поводу нашей одежды и быта.

Потому как не предусмотрено что-то для девочек в армии, а это ведь не только понимать надо, но и на своей шкуре испытать. И как ни старались, нас вроде бы как не слышали.

Потому с Зойкой решили, что если с хохмой, то получится.

Нам же весело надо жить, с шуткой переносить невзгоды армейские. Вот и прикололись. А мы же ведь женщины, нам все равно надо своего добиться!

Я пустила слух, что на завтра объявлен смотр одежды и начнется он с осмотра.

– Маринка, а ты не знаешь, какая форма одежды будет? – спрашивали девчонки. А я с задумчивым и рассеянным видом отвечала лениво, как барыня. Что, мол, то что положено к выдаче, это надо получить и подогнать по себе обмундирование. К тому же сказала, что придет начальство и проверит, как мы выполняем требования уставов.

На субботу, а это была именно суббота, все забегали и засуетились.

И уже тогда можно было за животы хвататься от смеха, глядя, как наши подруги в эти чехлы облачались. Причем Зойка ходила, и делала фотки. Для отчета, как она говорила. Но давайте по порядку.

– Так, через пятнадцать минут построение в коридоре и, – говорю, какую одежду будут смотреть. – А потом, все повторят и пока не проверят, как на нас выглядит весь вещевой аттестат, то так и будем переодеваться с каждым разом.

Нет, вы представляете, что с Зойкой удумали?

Ровно в девять, входит наш мичман и кап раз с повязкой, дежурный по училищу…

Кричу смирно и иду с рапортом.

А он задом, задом, рукой машет, наступая на ноги нашему мичману и к выходу.

Зойка всю эту пионерскую линейку и сценку сняла. Вот потом был прикол! А мы что учудили? Представляете?

В коридоре стоит строй по ранжиру, девчонки в рейтузах ядовитого сине-зеленого цвета с резинками до колен и на всех, словно чехлы для фар на автомобилях, топорщатся нелепо белыми колпачками армейские женские лифчики. Как вам такая картина?

Ну, понятное дело, попало.

Зато уж всем было весело, со смеха помирали почти две недели, пока меня по инстанциям таскали. Кстати, чуть за это не выгнали из училища. Но спасибо дяде заступился.

Потом, правда, собрали комиссию, в которую пригласили и женщин из комитета солдатских матерей и во всем разобрались. Наши просьбы выслушала и по одежде решения приняли.

Во-первых, мы теперь, как все, носили робу повседневно, правда, с туфлями на низком каблуке. Во-вторых, для физической подготовки выдали спортивные костюмы и кроссовки. Разрешили надевать домашние халаты после восемнадцати часов, бойлер подвесили, нам же ведь каждый день теплой водичкой все надо, да и постирать тоже.

Туалет, простите, гальюн, наконец-то, возле кубрика поставили с кабинками. Потом притащили холодильник, да, и портьеры на окна, а не газеты, как раньше, и еще всего много добавили и изменили в быте и вещевом аттестате.

И модельер поработала, потому скоро у нас и китель женский появился и шапочка, а еще не ботинки, а разрешили туфли на невысоких каблуках и ввели полусапожки. Вообще, приодели нас и приласкали!

И хоть меня прочистили по первое число, но в душе радовалась и все ликовали.

Всего, чего ожидали, добились своими коллективными действиями. Вот как Родине послужили. Все, как говорится, для женской гвардии в армии и на флоте!

Вот так достучались до начальства.

Но, как оказалось не только в одежде, но и другие проблемы. Взять хотя бы туалет. Простите, гальюн. Грубо, но так надо по-флотски говорить.

Куда все ходят в перерывах между занятиями, нам, понятно, нельзя. Потому надо на виду топать, а ведь другой раз бежать в туалет офицерский. Ах, простите, в гальюн. И потом. Это не лестница, а трап, а табурет или стул, это банка. Хотя банка-то, как банка, так и осталась, а вот стул? Ну и все остальное так, по-флотски. Потом всех мичманов и офицеров надо называть не Анатолий Петрович, а товарищ мичман. И потом эти должности и звания, пока их запомнишь? А еще и Уставы?

И что вы думаете, наизусть надо! Многие статьи. Скучно конечно, когда по ним занятия идут, но делать нечего. А вот, автомат, то интересно.

Ведь давно так умею. И за это мое умелое обращение мичман наш похвалил. Я еще на спор за минуту все с ним проделала с завязанными глазами. Как меня папа научил. Но об этом никому, молчу…

С этого занятия меня наш мичман стал выделять, давать приказания. Потом вечером, думала домой ушел, а он вместе с мальчишками, что все время лезли к нам, пришел.

Меня отозвал в свою каптерку, усадил на банку и давай расспрашивать… Где жила, кто родители, как так получилось, что сирота и все в том же духе. Пришлось кое-что поведать, хотя я поклялась об этом молчать.

Рассказала, как с родителями в полку морской пехоты и что умела с детства, как обычный мальчишка. И на броннике и БМП ездила, и даже сказала, похвасталась, конечно же, что уже из автомата стреляла и из Макарова. Ну и еще обо всем и всяком. Зря, конечно же, разболталась. И про дядю, Богданова Богдана Ивановича, что у нас командиром нашего факультета. И то, что после всего я у них год в семье, а потом вот поступила сюда.

На другой день, после построения он меня в пример поставил.

Я впервые так, перед всем строем стояла, а он и то хорошо, и это. И так как надо. Вообще, пример берите с нее.

Уж лучше бы он не делал этого. То ведь в армии, видно, так принято, но не в женском, дамском коллективе.

И сразу же это почувствовала на строевых занятиях. Меня то по ноге сзади стукнут, то специально подтолкнут, а то, вообще, по-предательски больно ущипнули. Обернулась. Опять Зойка! Ну, прямо как клещ, прицепилась!

Нас восемь девчонок в кубрике разместили по четыре в каждой комнате, а остальные дома так и жили, сюда только приходили утром.

Мне некуда и еще таким же со мной иногородним девчонкам. Потому разместил нас в кубрике, отдельном от всех казарм, сам мичман. Опять попала в один кубрик с Зойкой. Причем и койки наши напротив.

Вечером куда я, туда и она. И в туалет, и всюду.

– Тебе что надо? – говорю ей с обидой. – Что ты, как клещ, прицепилась и всюду таскаешься?

А она как ответила, так я и припухла. Этого еще не хватало?

– Что за нежности телячьи? Еще скажи, что полезешь целоваться. Так, что ли?

– А что? Ты не против?

– Дура ты, дура! Тебе что, парней мало? Ты же ведь по этому делу мастерица? Так, мне говорила на медкомиссии? – и тем ее еле отшила.

Правда, вечером, когда уже раздевалась, все равно увидела, что она лежит под одеялом, которое себе на голову натащила и в щелочку разглядывает, как раздеваюсь. Потому ей говорю в сердцах…

– Ну и что ты нового увидала? Между прочим, ничего такого нет, что отличает меня от тебя. Этого, что нужно во мне не выросло, между прочим!

– А жаль! – говорит. Нет, вы представляете?

– Что значит жаль? Что?

– А то!

– Знаешь, этого не люблю, – говорю ей. – И не только с такими как ты, но и с парнями. И не очень-то комфортно и приятно.

– Это почему?

– А по кочану!

– Я уже обратила на это внимание, дорогуша.

– Никакая тебе не дорогуша! Поняла!

– Ну ладно дуться! Еще раз скажи, что дура. Ты знаешь, я подарю коробок спичек. Ты знай, что как только ты меня еще раз дурой обзовешь, так я раз и еще одну спичку в коробок суну. Поняла?

– Тебе что? Делать нечего, что такой ерундой занимаешься. Лучше бы научилась как следует поворачиваться кругом. А то, как корова на льду.

– И не на льду, а на плацу. А ты что же, заметила? Меня заприметила?

– А кто же тебя не увидит, скажите на милость. Итак все смотрят, а тут такая на плацу неуклюжая корова. выделывается..

– Хочешь заявить, что я толстож…..?

– Ну, скажи мне? Как вот тебя не обозвать снова. Давай суй свою спичку. Дура, ты и есть дура!

– С удовольствием!

– Что значит, с удовольствием?

– С удовольствием засуну, поняла?

– Ну, что я говорила? Ты непросто дура, а дура в квадрате! Нет, в кубе!

Улеглась и отвернулась, даже с головой накрылась.

Что это она, Зойка, совсем с ума сошла, что ей от меня надо?

Вот же прицепилась на мою голову! Надо будет разузнать о ней больше – подумала уже засыпая. Откуда она и как сюда попала? А ведь…. И уже погружаться в сон. Сквозь дрему слышу, как она шепчет хотя тихо, но я слышу.

– Спокойной ночи. Спи спокойно, дорогуша! Это я тебе говорю, твоя коровка толсто…