Читать книгу Эфемерность - Татьяна Диско - Страница 6

Мы не получаем писем. Раз в месяц на наш почтовый ящик приходит кулинарный журнал для Лили. Это все.

Раз в месяц Лиля идет к почтовому ящику, чтобы забрать очередной номер в глянцевых фотографиях вкусностей.

Сегодня именно такой день.

И именно сегодня…

– Держи.

Лиля протягивает мне запечатанный конверт, и я смотрю на нее удивленно, оторвав глаза от телевизора.

– Мне?

– Пришло на твое имя.

Отставляю чашку с чаем, беру письмо и с изумлением зачитываю имя отправителя.

– Мама?!

Сериал, транслируемый по ТВ, теряет всякое значение. Я открываю конверт с предвкушением ребенка, получившего подарок в день своего рождения, и одновременно испытываю некую нервозность. Оттого, по-видимому, что мама не только никогда не писала мне писем – ни разу не звонила с тех пор, как я здесь. И я боюсь узнать содержание письма, даже пускай на конверте, рядом с моим именем, нарисован смайлик.

– Давай я посмотрю, – предлагает Лиля, устраиваясь возле меня на диване.

Она легонько вытаскивает конверт у меня из рук. Наверное, чувствует мое беспокойство.

Письмо изложено в три страницы. Заглядывая поверх Лилиного плеча, я вижу знакомые круглые буковки, и на глазах у меня непроизвольно выступают слезы.

Лиля сперва сама пробегается по ровным строчкам, а уже потом зачитывает вслух:

– «Моя драгоценная дочурка! Как ты там? Тепло одеваешься? Ты всегда была болезненным ребенком, так что я беспокоюсь, оставив тебя без присмотра. Береги свое здоровье! Если с тобой что-нибудь случится, твоя мама этого не перенесет… Никола оказался страшным типом, моя дорогая! Не в том смысле, что лицом не удался. Как раз наоборот, он очень привлекательный мужчина. Но, видно, все привлекательные….» Так, ладно, это опустим…

Лиля делает короткую паузу, переворачивая страницу.

– Вот… «Мы разъехались. Он оставил меня в Париже, а сам…»

Снова пауза.

– «…и тут я вспомнила про свою любимую дочурку! И решила: почему бы ее не навестить? Поэтому ждите меня с Лилей, моя драгоценная, двадцатого мая!»

Лиля замолкает. Я жду какого-нибудь продолжения, но его нет. Лиля откладывает письмо, тяжело вздыхает и откидывается на спинку дивана. Смотрит на меня с сочувствием.

А я молчу. Не знаю, что сказать. И она тянет меня за руку, а после обнимает, когда я приникаю ухом к ее груди. Слышу, как ровно и спокойно бьется ее сердце. Это успокаивает.

– Ну, по крайней мере, покормить ее найдется чем. Да и спальное место… – рассуждает Лиля, поглаживая мои волосы, и я усмехаюсь.

Потом неуверенно протягиваю руку к письму и все-таки заставляю себя посмотреть на него вблизи: пробегаюсь глазами по пропущенным Лилей подробностям.

– Она не написала, во сколько приезжает и где ее встречать.

– Да, – отзывается Лиля коротко.

Она считает себя не вправе судить мою маму. Но я сама осуждаю ее за такую беспечность. А когда со страдальческим вздохом опускаю письмо, мой взгляд падает на числа календаря, пирамидкой устроившегося на столике рядом. И подскакиваю, как ошпаренная!

– Батюшки! Сегодня же двадцатое!

И мы бежим на ж/д вокзал встречать мою маму. То есть я почти бегу, придерживая шляпу и сетуя на непослушную юбку платья, время от времени гармошкой собирающуюся у меня между коленок.

Лиля, взяв меня за руку, медленно идет рядом, не дает бежать, то и дело напоминая о моей беременности.

– Или ты куда-то опаздываешь? Мы ведь все равно не знаем, в котором часу прибывает твоя мама.

Она права. Да мы вообще не в курсе, сколько сейчас времени: Лиля тоже не пользуется мобильным телефоном, и наручных часов не носим ни я, ни она. Но от этого мое волнение только усиливается.

– Вот именно! – отвечаю я пылко и снова прибавляю скорости, тяну Лилю вперед. – Она, может, уже давно сидит на вокзале, ждет, а мы все не идем!

Но мамы нет. И я сама сажусь на скамейку, согретую солнцем, облегченно вздыхая. Лиля предпочитает стоять подле меня. Сегодня один из тех жарких дней, когда хочется просто залезть в бочку с холодной водой и провести в ней остаток своей жизни! Солнце страшно жарит, а ветра нет, как нет никакой защиты над головами собравшихся на вокзале людей. И я вдруг понимаю, что Лиля создает спасительную тень, стоя рядом: без нее я точно уже окочурилась бы.

Я обмахиваюсь платком, вытираю лицо, а Лиля все так же продолжает стоять смиренным стражником, и мне со стороны кажется, будто жара на нее никак не действует.

– Надо было тебе оставаться дома, – говорит Лиля, возвратившись из ларька, торгующего мороженым и прохладительными напитками неподалеку. – Я бы сама встретила твою маму.

Но я снова верчу головой, как вертела еще дома, и охотно беру мороженое из Лилиных рук.

– А сама не будешь?

– Не хочется… Хорошо, хоть шляпу уговорила надеть…

Сама она стоит с непокрытой головой. А волосы у нее черные-черные. Наверное, сильно печет. И мне очень хочется снять с себя мой смешной головной убор и надеть Лиле на голову. Я даже касаюсь его пальцами.

– Даже не думай, – пресекает Лиля, а когда я поднимаю к ней удивленный взгляд, улыбается мне. – Лучше береги себя…

Чем дальше – тем жарче становится. А мамы по-прежнему нет.

Несколько мелких ребятишек играют, бегая между скамеек. Их родители, обложившись чемоданами, сидят в тенечке и о чем-то болтают.

– Егол! – сперва кричит девочка, в игре оказавшись возле нас.

– Егол! – так же повторяет мальчик спустя пару минут, и я неожиданно понимаю:

– Какое коварное имя…

Лиля усмехается.

– Значит, вычеркиваем из списка?

Но я качаю головой.

– Нет… Знаешь, говорят, буква «р» в имени означает, что человечек вырастет сильным. Я хочу, чтобы мой сынишка был сильным мальчиком. Так что без нее никак…

Мама появляется где-то спустя два часа. Приходит поезд, и Лиля внезапно напрягается. Щурит глаза, пытаясь вглядеться в надпись на табличке, прикрепленной с обратной стороны окошка.

– Пошли. – Она берет меня за руку и легко поднимает со скамейки.

Странно, я тоже чувствую, что это «тот самый». И сердце стучит немного быстрее, и щеки зачем-то краснеют, а взгляд, не переставая, мечется по толпе людей, хлынувших из всех вагонов. Но Лиля крепко сжимает мою руку, пальчиком массирует ладонь, а значит, все будет в порядке.

– Дочурка!!

Я расслабленно выдыхаю, сбрасывая напряжение с плеч, и часто моргаю, потому что слезятся глаза.

Она идет к нам против течения толпы, махая руками и широко улыбаясь.

Совсем не изменилась. Мы не виделись полтора года, но мне кажется, будто с момента нашей последней встречи прошло всего лишь три дня.

– Милая моя, родная, сказочная!

Лиля расслабляет пальцы, когда мама оказывается совсем близко, и я тяну руки к своему родному человеку. Обнимаю, крепко прижимаюсь и вдыхаю ее аромат. Она пахнет Францией, обновками и приближающимся летом. Мы долго обнимаемся. Я молчу, потому что все мысли вдруг куда-то разбегаются, да в горле першит. А мама все говорит и никак не может остановиться.

– Ох, деточка! Какая же ты большая! Ну, совсем взрослая стала! Не могу принять тот факт, что ты больше не моя маленькая крошечка!

Мама снимает руки с моей спины, и я украдкой смахиваю проступившие слезы, когда она берет меня за плечи и заглядывает в лицо.

– Красавица… – В ее голосе чувствуется нежность и неподдельная материнская любовь. И она как будто бы вдруг замечает: – А какой у тебя животик! Папа говорил мне, что уже шесть месяцев прошло, но чтобы так…

– Уже седьмой, мам, – поправляю я, скромно улыбаясь и густо краснея. Активно киваю головой, когда мама удивленно переспрашивает:

– Уже?!

Она поправляет волосы на моем плече, а я никак не могу убрать свою руку с ее локтя: только так, касаясь ее, удается поверить в реальность происходящего.

– А вы с папой так и не помирились?

У меня едва сжимается сердце, когда я слышу этот вопрос. И на несколько секунд теряюсь, отвожу смятенный взгляд.

– Ну, ничего, все еще будет, моя любимая.

И я верю ей. Мамы не врут своим детям.

– Здравствуй, Лиля.

Мама смотрит куда-то за мою спину. По отсутствию ответа я догадываюсь, что Лиля привычным движением подняла вверх раскрытую ладонь.

– Как моя дочурка себя ведет? Не сильно капризничает? Она и до беременности не шибко ангелом была, а сейчас…

– Ну, мааам, – протягиваю я, принимая поддельно обиженный вид.

– Что Вы, Любовь Александровна, – улыбается Лиля и смотрит на меня, когда я оборачиваюсь, – Майя замечательная.

Это все, что она говорит, а я уже чувствую, как волна удовольствия вперемежку с диким смущением проносится по моему телу.

Мы идем по городу, и я продолжаю держать маму за руку. Теперь у меня есть возможность получше ее рассмотреть, пока они с Лилей обсуждают насущные дела.

Ее светлые волосы аккуратно уложены в каре. Кажется, цвет стал немного темнее – наверное, сменила краску. И определенно похудела (лицо выглядит у́же, ручонки на ощупь тоньше), может, стала чуть ниже (только на каблуках она ровняется со мной, а я сама невысокого роста), но не постарела ни на секунду. Не только за прошедшие полтора года – иногда мне кажется, после своего тридцать пятого дня рождения мама перестала меняться.

Я сильнее сжимаю ее руку и приникаю плечом к плечу. И только теперь замечаю:

– Мама, а где твой чемодан?

Она замолкает на полуслове и бросает взгляд на легкую дорожную сумку, которую несет в руке. И так проворно несет, будто та абсолютно пуста.

– О, дорогая, я предпочитаю слишком себя не нагружать: беру в дорогу ручную кладь, которая не превратит меня в тягловую лошадь своим весом и видом.

И она смеется привычным звонким смехом, а я улыбаюсь в ответ.

Я же не думаю, что мама приехала налегке, потому что не собирается у нас задерживаться…

– Так вот, и я бросила букет Пьеру в лицо со словами «Убирайся к своему заместителю с пятым номер, если тебе так угодно!» Вот так-то!

– Кажется, ты писала про Николу, – совсем не вовремя вспоминаю я, и эмоции застилают маме глаза.

– Никола?! О, это давно спетая песня, моя дорогая! С тех пор я повстречала Пьера, но и с ним не повезло! Погоди… Я писала тебе?

Я киваю.

– Письмо.

– Ах, да! Но ведь это было больше месяца назад.

– Ммм… – понимающе протягиваю я и объясняю: – Ты не поставила дату. И, кстати, не написала нам, в какое время тебя встречать и на какой платформе.

Я улыбаюсь, говорю шутя, но мама воспринимает мои слова слишком серьезно:

– Ну, милая, ты же знаешь: я ненавижу числа. В них есть что-то зловещее, ты не находишь? Тем более, когда их много и они все в одном месте… О! Книжная лавка!

Мама резко меняется в настроении и снова превращается в молодую озорную леди. Меня немного пугает такая резкая перемена, но тревога остается сидеть в груди, пока я улыбаюсь.

– Давайте заглянем!

Мама дергает за ручку раньше, чем успевает получить согласие. Она заходит первая. Чуток понижает голос, оказавшись внутри, но по-прежнему разговаривает громко – слишком громко для посетителя книжного магазина. – Какую литературу вы ей читаете?

– Мама, это мальчик.

– Ох, прости! Ему.

Мама направляется к полкам с детскими книжками – большими и яркими, но совсем уж тонюсенькими. Берет одну, начинает листать.

– Ну…

Я мнусь.

– «Маленький принц», – выручает Лиля и полностью берет на себя ответственность за сказанные слова.

– Фу, какая гадость… – отзывается мама почти шепотом и страшно морщится. – Никогда не могла понять, в чем смысл этой глупой истории про планеты… Нет! Вам нужно читать ему порядочные сказки! Да, мой сладкий?

Мама наклоняется к моему животу и широко улыбается, касаясь кончиком пальца.

Мы все улыбаемся. Как куклы.

Лиля увлеченно листает какую-то книгу в толстом переплете. Что-то философское, судя по обложке. А мне хочется заглянуть в раздел с поэзией. Но приходится стоять возле мамы, пока та определяется с выбором.

– Майя Львовна?

Я оборачиваюсь с застывшим на лице удивлением и обнаруживаю позади Лешу.

– Привет!

Странная улыбка озаряет мое лицо. Я радуюсь его появлению, как ребенок! Кажется, он тоже счастлив меня видеть.

– Здравствуйте, – отвечает не очень смело.

Лиля поднимает глаза над книгой. Слегка напрягается, но виду не подает. Мама обращает на юношу все свое внимание.

– Привееет! – растягивает она и предлагает Леше потискать ее маленькую ладошку. – А ты у нас кто?

– Леша, – просто отвечает паренек, смутившись под пристальным взглядом моей мамы.

– Кавалер, значит.

Он смущается еще больше.

– Ой, нет! Я – студент Майи Львовны.

Мама загадочно улыбается и кивает. Леша смотрит на меня испуганно, после переводит взгляд на книгу у себя в руках и снова поднимает глаза.

– Хорошо учишься, да? – спрашивает мама деловито.

– Ну… Не знаю…

Я поддерживаю парнишку:

– Леша – один из лучших студентов на потоке…

– Ну, не перехвали парня! – отзывается мама и подмигивает Леше. – У преподавателей ведь не должно быть любимчиков, да?

Мы замолкаем и стоим, как какие-то пристыженные дети, опустив головы под маминым взором.

– Ну, я пойду, наверное, – вдруг выговаривает Леша и хлопает ладонью по выбранной книжке – мне так и не удается прочитать ее название. – Извините, Майя Львовна, мне правда спешить нужно и…

– Ничего-ничего!

И он уходит, оставив приятное послевкусие у мамы, приподнятое настроение у меня и осадок у Лили.

Мы покидаем книжный чуть позже со стопкой цветного и бессмысленного чтива в пакете.

Лиля умудряется читать по дороге купленный ею бестселлер. Мне хочется крикнуть ей «Осторожно!» или «Берегись!» каждый раз, когда на ее пути неожиданно вырастает фонарный столб или дерево, но я не успеваю: Лиля как будто чувствует их и вовремя успевает свернуть.

А мама продолжает рассказывать о своей жизни, пока не натыкается взглядом на вывеску музыкального магазина.

– Что вы даете ему слушать?! А, нет, не говорите! Знаю, что какую-нибудь чепуху!

Мы долго просматриваем полки с дисками, а я чувствую, как усталость все больше овладевает моим телом, и в тайне грежу о доме и о своем любимом диване.

Мама между делом клянется помогать мне воспитывать сына.

– А пока я буду лично ему читать, хорошо? Ты не против? Чтобы он уже привыкал к моему голосу. Ведь голос – это очень важно… Как и музыка… Я буду читать ему под Мадонну!

В результате мы уходим из музыкального магазина с кучей компакт-дисков.

Лиля сворачивает с привычного пути, который мы используем, если нужно добраться до центра города и обратно в наши дебри. Я измученно вздыхаю. Выбранный ею путь в два раза длиннее, но она настаивает:

– Так короче, – и тянет нас за собой.

Я покорно иду следом, слушая мамины рассказы, и уже потом, дома, лежа на диване, понимаю: на той улице, которая быстрее всего ведет к нашему дому – которую Лиля предпочла обойти стороной, – расположен детский универмаг…

Дома не так жарко. Я позволяю себе расслабиться после такого непростого для меня приключения.

– Ты в порядке? – спрашивает Лиля обеспокоенно, склонившись над моим лицом.

– Да, все в норме, – улыбаюсь я.

Она собирается готовить ужин. Самое время – стрелки часов показывают семь. Но мама наотрез отказывается:

– Нет! И не вздумай даже!

Она забирает фартук из Лилиных рук.

– Мама приехала! Мама сегодня хозяйка!

Лиля не любит уступать кому-либо место у плиты: ни мне, ни нашим редким гостям. И на маму мгновение смотрит говорящим взглядом а-ля «Не-по-зво-лю!» Но так ничего и не произносит, а только возвращается к своей книге.

– Вот и славно! – Мама, довольная, берется за готовку.

И в результате мы ужинаем все вместе, за одним столом, как настоящая семья, спустя еще час.

Яичница немного подгорела. И в целом ужин не такой шикарный, каким обычно балует меня Лиля. Но за столом царит гармония, и мне этого достаточно.

– Ну, Никола все-таки уговорил меня сесть на эту дурацкую лошадь, так что… Да, дочурка, теперь ты можешь гордиться своей мамой: она каталась на аттракционе!

Мама смеется. Я тоже. Лиля отвечает сдержанной улыбкой. Она молчалива. Я время от времени вставляю односложные предложения типа «Понятно», или «Ну, да…», или «Как мило». А мама рассказывает свои басни, не глядя на время и на наши уставшие лица.

И у меня слипаются глаза, когда мы все вместе сидим у телевизора. Лиля читает книгу, устроившись в кресле чуть поодаль. Мама обнимает меня и треплет мне волосы. Я старательно проглатываю зевки, чтобы не обидеть ее, пока она рассказывает…

Когда я просыпаюсь, мамы рядом нет. Вместо нее подо мною подушка. В комнате царит полумрак. Лиля на прежнем месте. Кажется, она не сдвинулась и на сантиметр с тех пор, как я видела ее силуэт перед сном. Но бо́льшая половина книги уже прочитана, а вместо основного света горит ночник у нее над головой.

Я приподнимаюсь и говорю слегка охрипшим голосом:

– Тебе же не видно. И так зрение плохое…

Лиля переводит на меня взгляд и несколько секунд неподвижно смотрит. Будто чего-то ждет, опасается… Либо собирается сказать.

После оттаивает и закрывает книгу.

– Это был сон? – спрашиваю я в недоумении, пока она поднимается с кресла, подходит ко мне и садится рядом.

Я кладу голову Лиле на колени, и она гладит мои волосы.

– Сколько сейчас времени?

Я зеваю.

Взгляду открывается ужасная картина разбросанных по полу книг и поломанных дисков. Значит, не сон.

– Пятнадцать минут после полуночи, – слышу в ответ.

– Но ты здесь? В такой час?

Глаза уставшие, веки опускаются. Но я держусь. И только зеваю.

– А мама где?

– Уехала… – отвечает Лиля, и у меня больно колет в груди. Но я улыбаюсь. Может, по привычке. – Сказала, что вся эта семейная идиллия не для нее, и…

– Сказала?

– Если точнее, то проорала… Вообще-то, я думала, ты проснешься, но ты… как обычно.

Опять усмешка на моем лице.

– Истерила. Заявила, что еще слишком молода, чтобы возлагать на себя обязанности бабушки…

Она и для обязанностей матери была слишком молода – всего восемнадцать.

– Значит, бросила меня… Снова…

Теперь все сходится. Теперь все на своих местах. И моя мама снова та мама, к которой я так привыкла. Самовлюбленная эгоистка, бросившая нас с отцом, променявшая на красивую жизнь за границей. Но все-таки она – моя мама, так что я буду ждать. Я дождусь, когда она созреет для семейной жизни. И мы снова станем счастливы. А пока…

– Прости меня. Я не замечала тебя весь день, думала только о себе. Наверное, эгоизм моей мамы распространяется и на меня, когда она рядом…

Лиля приподнимает меня и помогает вытереть глаза.

– Есть хочешь?

Она улыбается. Искренне. Честно. И я ей в ответ – так же. Не скрывая своих чувств, не обманывая ни себя, ни Лилю.

– Еще как!

– Я там приготовила немного…