Читать книгу На заре земли русской - Татьяна Кононова - Страница 3
От автора
Пролог
Оглавление«…И во веки веков и во все времена
Трус, предатель всегда презираем,
Враг есть враг, и война всё равно есть война
И темница тесна, и свобода – одна,
И всегда на неё уповаем…»
В. Высоцкий «Баллада о времени»
За окном тихо шелестел дождь. Сквозь его шум был слышен лай собак вдалеке и сонный скрип сверчка где-то в углу. Свеча медленно догорала, сероватый воск таял и стекал прямо на пол. Небо, затянутое тучами, чуть посветлело, ночь плавно переходила в раннее осеннее утро. Юноша лет семнадцати от покрова, хозяин маленькой горницы, проснулся от негромкого стука в дверь.
– Димитрий, ты спишь?
Узнав голос князя, он быстро вскочил, потушил свечу, натянул рубаху, пригладил светлые кудрявые волосы, растрепавшиеся после сна, и отворил дверь.
– Доброго утра, княже.
– Спустись на улицу и встреть гостей. Святослав и брат его Всеволод ждут давно.
Димитрий кивнул и вышел. Дождь понемногу утихал, превращаясь в мелкую неприятную морось. За воротами княжеского двора уже ждали двое конных. По их богатым одеяниям и манере держать себя юноша признал в них младших сыновей покойного князя Ярослава и, поклонившись в знак приветствия, указал им дорогу и отвёл их коней за двор.
Дождавшись, пока оба приезжих войдут, Димитрий не спеша пошёл обратно. К событиям такого рода, вроде внезапных гостей или послов к князю, он привык, да и его вполне устраивал такой уклад жизни. Отца своего парнишка не знал, мать умерла десять солнцеворотов назад, и он её помнил плохо, а добрые люди привели его, тогда совсем ещё маленького, к князю Всеславу Полоцкому служкой. Когда Димитрий подрос, тот сделал его своим стольником. Занимался с ним, как с сыном, обучил немного грамоте, но юноша иногда побаивался его крутого нрава, неспокойного характера.
– А правда ли, княже, что в народе тебя оборотнем прозвали? – поинтересовался он, вернувшись.
– Кто сказал? – грозно спросил Всеслав. Юноша непроизвольно сжался под проницательным взглядом его серых глаз, но князь, уловив в вопросе стольника простое невинное любопытство, чуть заметно улыбнулся.
– Я слышал намедни… Ты, говорят, волком становиться можешь, – прошептал Димитрий с каким-то страхом в голосе. – Волком, птицею, да кем угодно.
Рассмеялся Всеслав, ничего не ответил. По его смеху Димитрий и сам понял, что спросил глупость.
– Ступай! – велел Всеслав, вставая из-за стола навстречу братьям Ярославичам. – И дверь запри! – донеслось до Димитрия уже по ту сторону. Он послушно затворил тяжёлую дубовую дверь и хотел было идти, но что-то заставило его задержаться. То ли слишком громкие голоса в светлице, то ли любопытство молодого ума, но так или иначе, Димитрий остался и прильнул к двери, стараясь не пропустить ни одного слова. Разговор вёлся на весьма повышенных тонах, отчего юноше было легко слушать.
– Неудачей окончился поход на Новгород, – это говорил один из братьев густым, хриплым, не очень приятным басом с нотками раздражения. – Мои люди почти все до единого пленены али перебиты, не хочу я платить чужой жизнью за престол!
– А Изяслав-то не очень печётся по сему поводу, – иронично заметил Всеслав. – Ему, поди, равно – хоть все полягут, а Киев подавай…
На мгновение в горнице наступила тишина, слышно было чьё-то тихое покашливание и стук топора на дворе. Но затишье, словно перед бурей, длилось недолго: спустя несколько секунд молчания один из гостей разразился гневными восклицаниями и осуждениями в адрес Изяслава Ярославича. Вслушиваясь в непонятную, торопливую ругань, Димитрий вспоминал, как хозяин рассказывал ему о власти, о том, что хороший правитель никогда не позволит своим людям погибать ни за что, пусть то даже откроет ему дорогу к великому престолу. Димитрий любил своего хозяина, который заменил ему отца. Всеслав, обладавший тонким проницательным умом, прекрасными задатками воина и твёрдым характером, был хорошим правителем, его ценили жители удела, к нему в дружину шли с охотой.
– Лишить его престола нужно, – молвил обладатель хриплого, словно простуженного, голоса. – Но на его убийство я бы не пошёл.
– Не нужно крови, – перебил его Всеслав. – Предлагаю окружить Киев.
– И чего ты добьёшься? – возмущённо воскликнул один из его гостей. – Оставайся в Полоцке, коли жизнь тебе дорога.
– Поссорить его с Польшею надо, вот что. Гертруда, ладушка его – дочь короля польского, – предложил другой.
– Это и того хуже, – Димитрий, усмехнувшись, представил, как князь, хозяин его, опустил взгляд и покачал головой. – Они пойдут войной на нас, а мы не сможем защитить народ и всю Русь.
Даже подслушав беседу, Димитрий мало что понял. Князья, очевидно, братья Изяслава Ярославича, не жаловали его, относились к нему с пренебрежением. О нём отзывались как о совершенно безответственном и недалёком, не хотели ни за что отдавать ему великокняжеский престол. Потом шла речь о предложении возможной войны с поляками, которое князь полоцкий однозначно отверг. Выходя из горницы и с силой пнув дверь ногой, один из князей – Димитрий услыхал, что зовут его Святослав – был настолько сердит и увлечён своими думами, что, к счастью юноши, не заметил его, быстро отскочившего от двери. Вслед за ним скоро вышел и брат его Всеволод, нагнав его, коротко кивнул, не произнеся ни слова, а потом сел на вороного коня, опустил ноги в стремена и умчался.
– Нехорошо подслушивать-то! – раздался прямо над ухом Димитрия чей-то шёпот.
Парнишка испуганно обернулся, отскочив в сторону, и увидел свою названую сестру.
Красавица Злата, которой сим летом минуло девятнадцать солнцеворотов, была изменчива, словно летний ночной ветерок. Подует с юга – улыбнётся гордая девушка, налетит с холодного севера – нахмурит тёмные брови, ответит резко, поглядит неласково. Но сколько Димитрий себя помнил, Злата была добра к нему. Из далёкого прошлого осталась у неё привычка называть его ласковым, кратким именем, и на людях стеснялся Димитрий такого оклика. А такая Злата, которая пришла сейчас в полутьме передней, в длинной шали, накинутой на плечи, со свечой в руках и милой улыбкой, нравилась ему больше всего. В знак приветствия брат и сестра троекратно поцеловались, и Димитрий ответил таким же шёпотом:
– Задумал что-то наш князь. С братьями договорился али на Киев идти, али воевать с Польшей, не разобрал я.
– Зло держит на кого? – удивилась Злата. Она вечерами приходила навестить своего названого брата, но нечасто, и потому с князем Всеславом не встречалась.
Димитрий неопределённо пожал плечами. Если бы Всеслав на кого крепко злился, справедливость бы давно свершилась над тем. Но пока что ни о чём таком речи не шло. Прикрыв свечу свою уголком шали, Злата взяла Димитрия за локоть и, слегка коснувшись носом его волос, прошептала:
– Я боюсь войны, Митя! Отец думает, что я бесстрашная, раз и на лошади стоя катаюсь, и в терем княжеский просто так хожу, а я боюсь! Ты только не говори никому, – смущённо продолжала девушка, – а то отец презирать меня станет.
«Глупости, – подумал юноша, но вслух ничего не произнёс. – Всё равно ты для меня самая смелая».
Димитрий хотел проводить Злату домой и вернуться, но снова оказался в нужное время в нужном месте благодаря своей нерасторопности. Дверь княжеских покоев отворилась, и перед отроками появился Всеслав. Одет он был по-дорожному, правая рука его покоилась на рукояти меча, торчащей из гравированных ножен. Длинные волнистые волосы князя выбивались из-под отороченной белым мехом невысокой шапки, обрамляя русыми прядями загорелое лицо его. Всеслав был задумчив и даже немного суров – с таким выражением лица обычно совершают либо подлость, умело пряча её от посторонних ненужных наблюдателей, либо храбрые поступки.
– Димитрий, коня мне, – в наступившей тишине голос Полоцкого прозвучал необычно громко, отдаваясь эхом под высоким сводом потолка. – И со мной поедешь.
Димитрий и Злата переглянулись. Грустью тенью серою скользнула по лицу девушки. Взяв руку Димитрия, она слегка сжала его ладонь и поцеловала его пальцы. Засмущавшись перед князем, юноша вспыхнул и отдёрнул руку.
– Прощайтесь, прощайтесь, – усмехнулся Всеслав. – Кто знает, может, и не увидитесь боле…
– Не говори так! – воскликнул окончательно пристыженный Димитрий. – Прощай, сестричка, прощай, моя голубка, бог даст, всё обойдётся!
Они снова троекратно поцеловались. От зорких глаз Всеслава не ускользнул алый стыдливый румянец, расцветший на щеках Димитрия. А тот видел только свою Злату, только её тёмные глаза цвета земли родной сверкали перед ним. Вспомнив, что они не одни, девушка хотела убежать, чтобы никто не видел её пылающих щёк.
– Как звать-то тебя? – спросил Всеслав, кладя тяжёлую руку на её узенькое плечо. Девушка вздрогнула, как от удара, побледнела, опустила взор.
– Златою… – едва слышно прошептала она. Всеслав осторожно коснулся рукой её подбородка, приподнял её испуганное лицо кверху. Глаза их на мгновение встретились. Что-то сжалось внутри у Златы, болезненно-нежно, когда князь с такой теплотой взглянул на неё. Ком подкатил к горлу, сердце забилось, словно маленькая загнанная птичка в руках человеческих. Не в силах больше выдержать это необычно тёплое и потому странное молчание, Злата вырвалась и, споткнувшись на пороге и уронив огарок свечи, скрылась в темноте. Поспешно Всеслав подхватил свечу, пока она не успела, чего доброго, поджечь деревянный пол, и потушил её, зажав фитиль широкой твёрдой ладонью.
– К чему так скоро, княже? – спросил Димитрий, поморщившись. Хоть он и не касался дрожащего огня, его передёрнуло от самого действия. В лице же Всеслава ничто не дрогнуло, будто держать в руках золотистое пламя было для князя обычным делом.
– Соберём людей и окружим Киев, – бросил он, не глядя на Димитрия. – Не верю я Ярославичам, понимаешь, не лежит сердце к их словам! Подведут они, как бог весть, подведут.
С этими словами князь бросил остаток погасшей и почти растаявшей свечи на пол. В тишине раздались его шаги по деревянной лестнице, потом на дворе зазвенели стремена. Димитрий бросился вслед, выпустил своего коня из стойла, вскочил на него и помчался за Всеславом, пока тот не успел уехать далеко.
Ещё какое-то время мчались они под покровом ночи. Лошадь Димитрия, не объезженная хорошо, скоро уставала и иногда переходила с галопа на рысь. Но князь не окликал юношу, даже не оборачивался на него – видно, другим, чем-то очень важным были заняты мысли его. Гулкий конский топот отдавался какими-то тяжёлыми ударами, будто это билось сердце земли. В предрассветную пору, когда небо, уже не тёмное, а светло-сизое, стягивало с себя покрывало из рваных облаков, город спал особенно сладко и крепко. Ни звука не нарушало хрупкую тишину, на улицах было совершенно пустынно, церковник в длинной рясе медленно шёл к заутрене. Минуя заставу, Всеслав и Димитрий оставили коней возле городских ворот и дальше пошли пешком.
Возле одного из домов князь остановился и жестом велел остановиться и Димитрию. Дом, выросший перед ними, отдалённо напоминал главный терем: довольно богатое убранство, аккуратно подрезанные деревья в саду и гладко выструганные брёвна ворот говорили о зажиточности и рачительности хозяина двора. Всеслав трижды постучался, и через несколько минут тяжёлая дубовая створка ворот открылась, и сам хозяин, боярин Радомир, вышел навстречу нежданным гостям.
Радомир был уже не молод, но и не стар ещё. Младшим дружинником он служил у Всеславова отца, а когда сын унаследовал княжеский престол, Радомир быстро вошёл к нему в доверие, получил признание за заслуги в сражениях и теперь в мирное время проводил свою жизнь в богатом доме с женой и дочерью. Князь Всеслав нередко наведывался к нему – за советом, за помощью, а иногда, в особенных случаях, звал его к себе.
– Здравия тебе, княже, – поклонился в пояс боярин. Почуяв чужих, проснулись и залаяли собаки, и рассыпалась полуночная тишина. Радомир, толком не одевшийся, оказавшись на улице, быстро застудился и потому позвал пришедших в дом.
– Что привело тебя так рано? – продолжал он, удобно устроившись на скамье напротив Всеслава и Димитрия. – Что-то, чую, срочное, коли сам пришёл. Светланка! – крикнул он куда-то в глубь дома.
Из-за угла выглянула дочь его. К пятнадцати солнцеворотам она расцвела и стала совершенно похожа на свою матушку, древлянку Ульяну. Длинная светлая коса, быстрые, живые чёрные глаза, совершенно не подходящие к цвету волос, алый румянец на щеках – всё это делало красоту Светланки ещё более необычной, пленительной. Увидев, что отец не один, она молча склонила голову.
– Принеси гостям вина и разбуди мать, – велел Радомир, оборачиваясь к дочери.
– Не надо, – остановил её Полоцкий, видя, что она собралась идти. – Не за тем мы здесь. Ты, Радомир, соберёшь старшую дружину и выведешь воинов за городские ворота, и там будете ждать меня. Три дня после этого, мыслю я, надо нам в поход на Киев идти. И псковичи, и новгородцы могли бы поддержать нас.
– А что, были у тебя Черниговский и Переяславский? – настороженно ответил вопросом боярин. Уловив, что старые знакомые занялись решением проблемы, стольник князя Полоцкого, всё это время чувствовавший себя будто бы третьим лишним, тихонько выскользнул из горницы.
Белый сарафанчик мелькнул в полумраке коридора, и знакомый голос ласково позвал:
– Димитрий!
– Здравствуй, моя Светлана! – негромко воскликнул юноша, ловя в темноте руку девушки и прижимая её к своим губам. – И стосковался же я по тебе!
Тихо рассмеялась Светланка, серебряным колокольчиком рассыпался её смех. Юноша не видел её лица, но знал, что глаза цвета спелой сливы задорно горят и посмеиваются над его, Димитрия, неловкостью. Он крепко сжал Светлану в своих объятиях, быстро целуя вздёрнутый носик, румяные щёки, высокий, смуглый лоб. Девушка тихонько смеялась и отбивалась, но Димитрий знал, что ей нравится. Кончики их носов соприкоснулись, разгорячённые губы Димитрия накрыли алые губки Светланы, и она вздрогнула, ведь ощущение такой горячей, чувственной нежности было ей совсем в новинку. Горячие пальцы юноши касались её прохладной кожи рук, плеч, шеи. Димитрий быстро и ласково проводил пальцами по тонким, выступающим ключицам, лопаткам Светланки, и она, поддаваясь его ласке, даже перестала смеяться, лишь шептала что-то непонятное. Светлая коса растрепалась, лента выпала из неё, поцелуи путались в волосах, растворялись тёплыми каплями на коже.
– Милая моя, солнышко моё красное, когда же мы ещё с тобой…
– Димитрий, едем!
Девушка и юноша, словно малые дети, застанные за чем-то запретным, отскочили друг от друга, тяжело дыша. Краска залила лицо Димитрия, он, не глядя на Всеслава, нагнулся, поднял с пола, оброненную Светланкой алую ленту, постаравшись сделать это незаметно, и выбежал вон.
Уже отъезжая от городской заставы, Всеслав обернулся назад и увидел невысокую, сутуловатую и оттого немного нелепо выглядевшую верхом на лошади фигуру Радомира, спешащего в сторону города, где жила большая часть дружинников. До условленного места ехать было недалече, и князь не гнал коня.
– Ты моложе меня, а с девчонками так забавляешься, – заметил Всеслав, обратившись к Димитрию, и не понял тот, укоризненно это было сказано или в шутку. Эмоции Димитрия можно было почти всегда прочесть по его тонкому, живому лицу: радость ли, горе, страх или смущение – всё выдавало выражение. Самой приметной частью внешности его были глаза, красиво обрамлённые светлыми ресницами и придававшие чертам юноши какую-то детскую непосредственность. Услышав такие слова, Димитрий даже чуть привстал на лошади.
– Злата сестра моя! – с оттенком удивления молвил он. – Со Светланкой мы с детства знакомы, да и девушки знают друг друга…
– А Злата твоя красива, ей-богу, красива! – неожиданно воскликнул Всеслав, словно забывшись, с кем разговор ведёт. – Не приведи господи полюбить, – добавил он уже гораздо тише, чуть ли не про себя, но Димитрий услышал и с трудом удержался от улыбки. Он-то заметил, как князь смотрел на девушку, когда они впервые свиделись, как осторожно и нежно он коснулся её плеча, и что самое необычное, не сказал ей ничего за оброненную свечу, хоть из-за её неосторожности мог начаться пожар.