Читать книгу На заре земли русской - Татьяна Кононова - Страница 7

– Я давно ждал тебя, – когда Всеслав вошёл в горницу, Изяслав даже не соизволил подняться при его появлении. Он сидел за широким деревянным столом, развалившись на изразцовом троне с высокой спинкой, и смотрел куда-то мимо гостя, как будто бы показывая своё и без того заметное равнодушие. – Почему ты не приехал ранее?

– Грамота твоя вторая пришла в Полоцк седмицу назад, – ответил Всеслав, стараясь говорить как можно более спокойно и хладнокровно. Он устал с дороги, но на приём к Киевскому пошёл сразу же, и обычная невежливость Изяслава раздражала его. – Четыре дня занял путь до тебя.

– А ещё три? – допытывался Изяслав, но тут же махнул рукою и провёл ею по своей коротко остриженной бороде. – Впрочем, ты никогда не отличался послушанием. Пошто Всеволода в болоте своём северном удерживал?

Рассмеялся бы Всеслав, да обстановка была не та. Нажаловался, знать, Переяславский.

– Не держал я его, – возразил он. – Отпустил, когда пришёл ко мне.

– Не лез бы ты к нам, Полоцкий, – поморщился Изяслав, – самому бы проще жить было. Сидел бы в своей дыре с кривичами и не высовывался. Женился б хоть для приличия, детьми обзавёлся, наследников-то у тебя, поди, нет никого. А то как волк какой на нас кидаешься. Надоел ты мне, страсть как надоел, – с этими словами киевский князь несколько раз постучал ладонью по столу. Дверь в горницу отворилась, и на пороге появились двое стражников с копьями, которые в остальное время охраняли вход в княжеский терем.

– Взять его! – приказал Изяслав, махнув рукою в сторону полоцкого князя. Слуги выполняли приказы Киевского и повиновались ему, как хорошо обученные собаки. Услышав сигнальное слово «взять», оба стражника, как спущенные с цепи звери, бросились на Всеслава, но он вырвался и оттолкнул одного из стражников с такой силой, что тот отлетел на несколько шагов и, поднимаясь, даже перекрестился.

– Какое право имеешь?! – возмутился Всеслав, отступая к дверям. Уж чего-чего, а такого расклада дела он точно не ожидал.

– А всякое! – с вызовом воскликнул в ответ Изяслав. – Моя власть и на тебя распространяется, приказывать здесь буду я! Что вы стали, будто столбы, увести его! – прикрикнул он на растерявшихся слуг своих.

Двери горницы захлопнулись за спиной у Всеслава. Он понял, для чего Изяслав вызывал его в Киев: он мешался ему на пути к славе среди русичей, и Киевский хотел убрать его с дороги, а кровь проливать то ли не решился, то ли по каким-либо другим причинам не стал. У лестницы при входе в терем, спрятавшись под навес от дождя, ждал его верный Радомир. Увидев своего князя в сопровождении угрюмой стражи с оружием наперевес, он смутился. Всеслав хотел подойти к нему, но один из стражников – кажется, тот, которого он оттолкнул в горнице – молча преградил ему путь копьём.

– Возвращайся в город! – приказал Всеслав своему дружиннику, перекрикивая вой шквального ветра. – Димитрию ничего не говори!

Они прошли княжеский двор, оставили позади добрую половину населённого Киева. Дождь лил немилосердно, вода, казалось, была везде, и нельзя было точно сказать, что блестит на лицах людей, торопившихся спрятаться от ливня – слёзы или капли дождя… Когда стражники довели князя до места его предполагаемого заключения – невысокий, на большую часть врытый в землю сруб – сухого места уже ни на ком не оставалось. Один из слуг втолкнул Полоцкого в покосившийся дверной проём, из-за размера которого тому пришлось согнуться чуть ли вдвое, и запер дверь снаружи. С той стороны послышался звон ключей и негромкий разговор, до того растворившиеся в шуме непогоды, что ничего нельзя было разобрать, а затем удаляющиеся шаги одного из стражников, второй же остался на месте. Всеслав бросился к выщербленной прямо в земле лестнице, поднялся на три ступеньки и несколько раз с силой стукнул в дверь.

Не было ответа ему, только дождь стучал по крыше, по стенам, чуть выступающим из-под земли. Напрасно Всеслав стучал, просил позвать Изяслава, угрожал – его либо не слышали, либо и не хотели слышать. Поняв, что этим он ничего не добьётся, он с тяжёлым вздохом опустился на земляной пол и закрыл лицо руками. В столь позорном и ужасном положении он не помнил себя ещё никогда.

Тем временем и Радомир понял, что произошло во время разговора князей полоцкого и киевского. Ни для кого не была тайной их давняя вражда, с того самого года, как войско Всеслава осадило Псков, хозяином которого был Изяслав, с требованием сдать город. Жители бы и сдали, но Изяслав не расстался бы со своей землёю так просто, однако в той короткой битве потерпел поражение как минимум из-за того, что людей у него было меньше. С той поры Всеслав больше не осаждал никаких городов, находящихся в подчинении у кого-либо из Ярославичей, но и в мире с ними жить не хотел. Заговор против старшего брата, составленный немногим ранее, распался из-за Святослава, вышедшего из-под клятвы и отказавшегося целовать крест на вечном мире.

Старший дружинник понимал, что значило для всех лишение Всеслава престола полоцкого. Уделом стал бы править Изяслав или кто-либо из наместников его, и началась бы худая пора для жителей княжества. Радомир подумывал собрать дружину и пойти войной на Киев, но тут же находил аргумент против этого столкновения: у Ярославичей и людей больше, и командование лучше, и никто не поддержит полоцкое войско, разве что…

Византия! Это слово молнией промелькнуло в мысли Радомира. Византийский император Константин мог бы согласиться прийти на помощь Полоцку, хотя бы потому что старшая родственница его Рогнеда была также и родственницей князя Всеслава по отцовской линии. Однако для союза нужно было подписать договор, отказаться от притязаний на Царьград, заставить весь город обратиться в веру христианскую… Радомир подумал, что это предложение ему не подойдёт. Самого Всеслава, может быть, и послушались бы жители, но его не было, да он и позволял желающим оставить старые верования, что не пришлось бы по нраву византийскому императору, а насильно оборачивать людей в новую для них веру смог бы только правитель – дружиннику никто бы не доверил столь важный обряд.

Почти без остановок за четыре ночи добрался Радомир до родного города. Погода потихоньку улучшалась, и снова тоненькие солнечные лучи золотыми нитями цеплялись за высокие купола собора, видневшегося почти отовсюду. Радомир вдруг постыдился своего возвращения, и ему почудилось, будто София осуждающе глядит на него со своей высоты, спрашивая – зачем, мол, князя бросил, сам воротился?.. Спустившись с коня и взяв его под уздцы, дружинник почувствовал сильную усталость. Едва не падая с ног, он добрался до дома Златы, которая жила с отцом почти на окраине города – идти до них было недалече.

Навстречу ему вышел Димитрий. За несколько недель он быстро пришёл в себя и оправился, и теперь жил у названой сестры своей, помогая в меру своих возможностей ей по хозяйству. Вот и сейчас он шёл с топором в одной руке и ведром воды в другой, отчего ворота пришлось ему открывать пинком. Увидев Радомира, он поприветствовал его наклоном головы.

– Не могу пока кланяться, прости, боярин, – с улыбкой произнёс он, но тут же заметил отсутствие Полоцкого и нахмурился. – Почему ты один?

На секунду перед глазами Радомира снова встал Всеслав в тот самый последний раз, когда они встретились: князь велел возвращаться в город и ничего не говорить Димитрию. Даже не о себе тогда думал – о ближнем своём… Дорогою Радомир собирался сначала как-то отговариваться от вопросов Димитрия, любившего и почитавшего Всеслава не только как хозяина, но и как отца, но теперь, видя в его голубых глазах нескрываемое удивление и простой вопрос, решился отвечать честно.

– Они схватили его, – молвил он и, видя, как округлились глаза Димитрия, добавил:

– Может, Изяслав отпустит его скоро, как он сам Всеволода Переяславского-то отпустил…

Димитрий ещё ниже наклонил голову, чуть не уронив своё ведро, перехватил ручку поудобнее, отчего часть воды выплеснулась ему на ноги, но он этого и не заметил.

– Изяслав не таков, – опечаленно проговорил юноша. – Наш князь добрый и справедливый, да братья не похожи на него.

Ничего не ответил Радомир, лишь покачал головой. До его дома было недалеко, и он предложил Димитрию отнести воду и зайти к нему. Тот зашёл сказаться Злате, что придёт, быть может, затемно, и вернулся к Радомиру.

Светланка встретила отца и гостя его у самого дома, отворила тяжёлые ворота, поклонилась в пояс, приветствуя отца, и не ускользнуло от Димитрия, что улыбнулась она и покраснела, когда он взглянул на неё. Но ему самому не хотелось улыбаться, не хотелось шутить и целоваться со Светланкой – волновала его судьба Всеслава. Он понимал, что в одиночку ничего сделать не сможет – Всеслав и то не смог, вот чем ему обернулась эта междоусобица – но помощи спросить тоже не у кого. А ведь, зная неуравновешенного Изяслава и неверных братьев его, Святослава да Всеволода, который, верно, забыл уже хорошие отношения с Полоцким, можно было только догадываться, что ждёт Всеслава за такое пренебрежение к великому князю. Попомнит ему Изяслав и заговор против него, и битву за Псков, и колокола для Святой Софии, снятые по его приказу после взятия Новгорода с городской колокольни.

Когда хозяин дома после ужина ушёл наверх в свои покои, Димитрий и Светланка тихонько вышли на улицу. Лёгкий ночной ветерок ласкал руки и лица, играл волосами. Димитрий подхватил на руки девушку и покружился с ней, но что-то защемило в груди, в порыве нежности он забыл о своей ране, правда, уже затянувшейся, но от того не исчезнувшей совсем, и он вынужден был опустить Светланку на землю. Светленькие пряди девушки бледным пятном выделялись в вечернем полумраке, Димитрий перебирал их пальцами и едва ощутимо целовал Светланку в затылок. Поцелуи, нежные, тёплые, капельками слабого моросящего дождя растворялись на волосах, на разгорячённых щеках. Холодные ладошки Светланки легли на плечи Димитрия, и он вздрогнул от неожиданности, от этого прохладного прикосновения её.

– Ты сегодня не такой, как всегда… Аль случилось что? – задумчиво проговорила Светланка, заглядывая в лицо Димитрия, и он понял, что не удалось ему скрыть тревогу свою, как бы он ни старался. Девушки всё знают, всё видят и замечают, у них какое-то особое чутьё на внутреннее состояние людей, находящихся рядом с ними. Собравшись с мыслями, Димитрий провёл влажной ладонью по лицу и ответил:

– Не знаю, милая моя Светлана, кажется, случилось. Не вернулся наш князь из Киева, в темницу брошен по приказу Изяслава. Отец твой поведал мне.

Светланка отстранилась от Димитрия, отвернулась от него, положила голову на его плечо. Юноша обнял её одной рукой, и долго они ещё так стояли, ничего не говоря, а хрупкий дождь покрывал их паутинкой маленьких, почти незаметных капелек воды.

– Что же теперь будет? – прошептала Светланка, запрокидывая голову и глядя Димитрию в глаза. Тот неопределённо отвёл взгляд в сторону.

– Не знаю… Так просто Киевский это не оставит. Отец твой мог бы собрать дружину, пойти на Киев, но это не принесёт пользы, только люди зазря погибнут.

Светланка понимающе молчала. И вдруг вспомнила: и у них в стольном городе есть свои люди, знакомые! В обучении у отца когда-то был мальчишка по прозванью, как помнилось девушке, Василько. Запомнила она его, потому что глаза у него были необычно яркого, василькового цвета, под стать имени, как у Димитрия. Василько был старше Светланки солнцеворотов на пять, и она была совсем маленькая, когда он жил у отца её учеником. Потом, по окончании обучения, его забрали со двора, и больше о нём Светланка ничего не слышала, разве что через несколько месяцев отец вспомнил о нём и сказал, что он с отцом, братом и матерью уехал в Киев. Так и передала Светланка Димитрию всё, что было в памяти её о Василько.

Заговорившись и забыв обо всём, молодые люди не заметили подошедшего Радомира. Со свечой в руках он стоял, словно призрак, на крыльце своего дома, и прислушивался к их разговору. Когда дело дошло до предложения Димитрия сказать о том отцу Светланки и ехать в Киев, чтобы найти Василько – авось тот как-то сможет помочь, может, что-нибудь придумать – Радомир сошёл со ступенек. Буря разыгралась в душе его, не ведал он про то, что меж дочерью его и стольником Полоцкого есть какие-то сношения, да и какие – самые серьёзные! Он недолюбливал Димитрия из-за того, что не знал юноша родных своих, он полагал, что человек без роду, без племени – и не человек вовсе. Теперь он разозлился на молодого стольника ещё и за то, что они со Светланкой скрыли свои отношения и встречи, которые явно проходили не в первый и не во второй раз.

– Вот, значит, как ты честен со мной! – воскликнул он, подходя ближе, и от неожиданности Димитрий и Светланка отпрянули друг от друга, однако, не отпустили рук друг дружки. – Да как ты смеешь к моей дочери… Светлана, а ну брысь отсюда!

Боязливо опустив голову, Светланка покорилась, на прощание чуть заметно улыбнувшись Димитрию, и скрылась в доме. Дождавшись, пока она уйдёт, Радомир схватил юношу за плечи и с силой встряхнул.

– Ты хочешь сговориться с киевлянами, – кричал он, не замечая, как тучи собираются на лице Димитрия. – Ты хочешь пойти против нас! Предатель!

– Не хотел я сговариваться ни с кем! – вспылил молодой человек, выворачиваясь из цепких рук дружинника и перебивая его. – Светланка знает того, кто мог бы помочь нам, он близок к Изяславу! И если мы будем сидеть сложа руки, мы ничего не добьёмся, и город потеряем, и князю не поможем! Я вам верил!

С этими словами Димитрий бросился к воротам, на мгновение задержался, отворяя тяжёлую калитку, и исчез за поворотом. Радомир не стал догонять его, решив, что он побоится снова перечить старшему дружиннику, и остался на дворе подышать ночным воздухом.

Через полчаса времени ночную тишину, нарушаемую только пением цикад и далёким лаем собак, вдруг разорвал свист хлыста и отчётливый, гулкий на пустой улице топот копыт. Радомир глянул через частокол, там, где ссохшиеся брёвна слегка расходились, и увидел фигуру всадника, удаляющуюся в сторону черты города. Это был Димитрий, и Радомир сразу понял, куда тот направляется.