Читать книгу Под покровом тишины. Книга 1. Неслышная - Татьяна Александровна Лакизюк, Татьяна Лакизюк - Страница 4

– Нам нужно закончить пораньше!

– Зачем? – В ожидании, пока юнга в потертом рыбацком кителе, болтающемся на тощих плечах, наполнит корзину свежевыловленной рыбой, Крис вытерла пот со лба.

– Ты что? – Стэйн удивленно уставился на нее. – Сегодня же очередной праздник, который придумал наш разлюбезный король Хэйвард. Ведь мы же должны быть ему благодарны за то, что он освободил город от чужаков-захватчиков, убивших Альвисса и Илайну – сестру королевы.

– Кто освободил? – в их разговор вмешался загорелый дочерна боцман с обветренными, изъеденными солью руками и таким же лицом.

Насупив выцветшие до соломенного цвета брови, он облокотился на фальшборт и зло посмотрел на Стэйна.

– Никогда не произноси на пристани таких слов. Хэйвард и освободил нас от захватчиков. Ха… Не смеши меня. Здесь за такое и схлопотать можно.

– Я и сам от души наваляю тому, кто так скажет, – отозвался Стэйн. – Это я мелкому объясняю, что почем. Сидит в скорлупе и ничего не знает.

Крис скривилась при слове «мелкий», но благоразумно промолчала, навострив уши. Ей, проводившей ночи далеко за пределами города, а дни – в поисках работы и еды, и правда невдомек, что творилось в разваливающемся государстве.

– В народе говорят, что сам Хэйвард убил брата, чтобы занять трон. А захватчики ни при чем. Да и не захватчики они, а простые торговцы. Их подставили, быстро осудили и казнили. Они не успели и слова сказать в защиту, как головы покатились по мостовой. – Стэйн поставил корзину на дощатый помост и зло посмотрел в сторону верхнего города. – К нам пришли голод и разруха. И налоги. – Стэйн плюнул и сощурился. – И каторга.

Внимательно слушая Стэйна, боцман вытащил потертый кисет и вытряхнул на длинную полоску папиросной бумаги горстку табака. Юнга тоже остановился. Вся его поза и лицо выражали презрение к новому королю.

– А я слышал, что не Хэйвард сделал это… А Тайнара, – полушепотом сказал он, боясь, что морской ветер унесет его слова.

Но тот, словно почуяв важность разговора, наоборот, разметал все звуки, да так быстро, что Крис едва успела разобрать, что сказал юнга. Поняв, она остановилась как вкопанная.

– Жена убила мужа? – не выдержала девочка и, невзирая на шикающего Стэйна, призывающего говорить потише, полезла с расспросами. – Но я слышал, как она любила Альвисса. Даже несколько песен есть про их любовь.

В голове Крис тут же закрутился незамысловатый мотив, который вечно напевала няня. Что‑то там про неземную любовь Тайнары и Альвисса, обожавших друг друга и купающихся в лучах счастья.

– Ерунда все это. Сплошное вранье. По нашим законам править страной может мужчина. Совет двенадцати никогда не допустит того, чтобы во главе стояла женщина. И если у короля нет сыновей, то перед тем, как взойти на трон, его дочь обязательно должна найти себе мужа, иначе страной будет править старший из совета. Вот Тайнаре в свое время, как наследнице короля, и пришлось выйти замуж за Альвисса. – Боцман выпустил облако дыма, которое тут же завернулось причудливыми кольцами, подхваченными ветром.

Крис задумчиво проследила за ними.

– И что? Всю жизнь притворяться? – Ей даже на минуту стало жаль королеву.

– Ну уж скажешь… Всю жизнь… Тайнара та еще дьяволица. Она дождалась смерти родителей, – тут боцман сделал страшные глаза и прошептал, прикрывая рот рукой, – или помогла им покинуть наш мир. – Он суеверно перекрестился. – Потом быстро организовала заговор, убила мужа, выскочила замуж за его тупого братца и теперь управляет Вольденгорией, ни в чем себе не отказывая. Она даже убила сестру и няню, вырастившую ее, так же свалив вину на захватчиков. Говорят, что и дочь она тоже того. – Боцман красноречиво провел ребром ладони по горлу.

– А они‑то здесь при чем? – Крис всплеснула руками.

– Сестра – претендент на трон после Тайнары, няня могла быть свидетелем убийства короля, ну а дочь… Кто знает? А вдруг подрастет, захочет захватить власть, убьет мать. Яблочко от яблоньки недалеко падает, – боцман докурил самокрутку и задумчиво растер остатки табака между пальцами, – вот Тайнара и убила ребенка. Или пыталась.

– Да ну, – возразил Стэйн, – говорят, что преданные Альвиссу люди где‑то спрятали принцессу.

– А кто‑то болтает, что она умерла от болезни. Да еще и вместе с няней, которая заразила ее, – не стал спорить боцман. – Правды никто не знает. А я думаю, что девчонка жива. Иначе зачем Тайнаре все это?

– Что – это? – В глазах Крис так и сквозило удивление пополам с недоумением.

– Ну как что? Девчонок ловить. – Боцман зло выругался. – Раз она ее по сей день ищет, значит, знает, что дочь жива. А как найдет, так сразу убьет.

Крис непроизвольно открыла рот.

«Запретный возраст, – тут же пронеслось в голове. – А я всю голову сломала почему…»

Словно подслушав ее мысли, боцман продолжал:

– Всех девчонок переловила, и все ей мало. Уже взялась за тех, кто младше и старше принцессы. А то вдруг родители не говорят истинный возраст дочери. Хотя многие и правда врали. И их можно понять. Кому охота отдавать кровиночку обезумевшей королеве? И еще ни одна девочка не возвращалась назад. Что там с ними происходит, никто не знает.

Боцман огорченно вздохнул и смахнул одинокую слезу:

– Моя внучка так и не вернулась. А ведь она младше принцессы на целых два года, но ее все равно забрали. А сына казнили. За то, что пытался помешать…

Крепко схватившись за деревянные обструганные доски, служившие фальшбортом, моряк замолчал и уставился в небо, пытаясь загнать слезы обратно.

Крис никак не могла собраться с мыслями. Все намного хуже, чем она думала. Она, конечно, слышала про запретный возраст, да и няня ей все уши прожужжала. Но ее версии были куда безобиднее. Может, королева набирала девочек, чтобы вырастить из них будущих горничных или монахинь? Ведь ни там, ни там никто не хотел служить добровольно. Что королеву, что настоятельницу в народе не жаловали.

«Дура я, дура… Ну зачем королеве столько горничных? Как я раньше не подумала‑то». Девочке стало так страшно, что она захотела немедленно провалиться сквозь землю и оказаться где угодно, лишь бы подальше от Ходвиля.

– Правда, в последний год стало тихо, – устало закончил боцман.

– Девчонки закончились, – буркнул юнга, – зато, говорят, люди стали пропадать.

– Точно! Свояк моего знакомого вышел за угол до ветру и не вернулся, – подхватил боцман.

– И подруга моей сестры тоже пропала, – сказал юнга.

– Моя жена исчезла две недели назад, – вмешался в их разговор рыбак, сматывающий веревку.

– Да знаем мы твою, – хохотнул боцман. – Она у тебя того… любит свободу. Погуляет и вернется.

– Дурак ты, – злобно бросил рыбак и отошел.

– Может, это все же не она, а Хэйвард? И брата убил, и наследницу ищет, чтобы избавиться от нее. Он же на троне сейчас. Это его власти угрожает опасность, – не к месту предположила Крис, напряженно обдумывая слова боцмана.

– Он? Да ни в жизнь не поверю. – Боцман рассмеялся.

– Почему? – заинтересовалась Крис. – И мотив у него есть – хотел захватить трон и жену брата. Может, влюбился в Тайнару, и она в него?

– Она в него? Ну нет! – одновременно протянули боцман и Стэйн и расхохотались.

– Но почему? – упорствовала Крис, чувствуя в душе непонятное и даже неуместное желание защитить неизвестную ей королеву.

– Вот сегодня и увидишь «почему». На грандиозном празднике. Празднике для народа. – Стэйн наконец подхватил корзину.

– Сразу все поймешь. – Брезгливая гримаса исказила лицо боцмана, добавив еще больше злости и так полыхающим от ярости глазам.

Крис наконец‑то смогла закрыть рот. Король Хэйвард убил брата? Не захватчики? Или даже сама Тайнара сделала это? У королевы погиб не только муж, но родители, сестра, а еще пропала дочь. Она ищет ее, чтобы убить. И у них остались какие‑то праздники. Где? В нищем Ходвиле? Где хлеб стал роскошью, а густой суп – праздничным блюдом, особенно если в нем плавает кусок мяса?

– Ну? Чего встал? – Стэйн торопливо подтолкнул Крис. – Говорю же, надо торопиться. Не успеем закончить, останемся без денег.

– И я тут с вами заболтался. – Боцман махнул рукой юнге, чтобы тот продолжил наполнять корзины, и ушел вглубь баркаса, насвистывая под нос песенку, которую вспомнила Крис.

Жила-была красавица Тайнара,

И Альвисса она с ума свела.

Ах, как красива эта пара,

Любви и нежности полна.

– А почему мы вообще должны идти на какой‑то там праздник? – И хоть боцман сказал, что охота на девочек прекратилась, Крис вообще не хотелось куда‑то идти, тем более в верхний город.

Уж лучше спрятаться посреди свай и коробок на берегу Ледяного моря, которые она наотрез отказывалась покинуть, несмотря на все уговоры Стэйна жить вместе на задворках кладбища кораблей.

– Ты что? Мы не можем не пойти. Это дело государственной важности. Если патруль нас застукает вне площади во время дарения, то бросит сначала в изолятор – до выяснения. Потом, когда узнает, что наши родители в долговой тюрьме, тут же определит тебя в приют, а меня на рудники. – Высыпав корзину в подготовленный ларь, Стэйн еще больше округлил глаза, дивясь неведению Крис.

Крис вспомнила, что действительно, примерно раз в полгода гвардейцы короля собирали народ на центральной площади верхнего города. Вечно голодная девочка и не задумывалась зачем. При виде военной формы она привычно пряталась и пережидала в укрытии. Маленькая, юркая, она всегда успевала забиться в какую‑нибудь щель.

Таскание туда-сюда тяжелой ноши прервало все расспросы, и Крис решила узнать подробности позже. Ухватившись за ручки корзины, она сноровисто опрокинула ее в ларь.

С появлением в ее жизни Стэйна работать стало легче. Крис сначала не понимала, почему этот парень взял ее под опеку. Она боялась расспрашивать Стэйна, хоть и сгорала от любопытства, ведь за откровенность нужно будет платить откровенностью. Поэтому Крис помалкивала, принимая заботу и стараясь изо всех сил быть благодарной в ответ. Но однажды, в сильный шторм, друзья устали маяться от безделья, слоняясь по безлюдной пристани. Они решили переждать непогоду, укрывшись в темном углу крохотной лавчонки, торгующей дешевой похлебкой. Здесь Стэйн все же рассказал Крис нелегкую историю.

Он, как и сотни других детей, не был беспризорником от рождения, им его сделал новый король. А когда‑то у Стэйна была совсем иная жизнь.

Ферма Одманнов, занимавшая всю деревню Варкушиль, пристроившуюся на окраине огромного острова между самым глубоким озером Варка и самой высокой горой Шилья, давшими ей название, была знаменитой. Несколько столетий назад братья Одманны в тогда еще крохотной деревне начали разводить овец. Ведь места лучше не сыскать во всей Вольденгории. Озеро Варка исправно снабжало кристально чистой водой, пополняемой с ледников горы Шилья, а высоченная, славившаяся неприступностью гора закрывала ферму от свирепых ветров, нападающих с Ледяного моря. Благодаря этому трава здесь росла высокой, густой, в отличие от равнин, где ветер сбивал ее в запутанные комки, вырывая с корнями. Овцы, обеспеченные питательным кормом, отличались упитанностью и густой шерстью. Ферма росла и вскоре стала одной из крупнейших в стране.

Отец Стэйна, потомок первых Одманнов, был не просто фермером, но и изобретателем. Его аппараты для стрижки овец и заготовки сена сделали ферму еще богаче. Король Альвисс гордился подданными и часто наведывался в Варкушиль, чтобы угоститься свежим, по общему признанию самым вкусным молоком да спрятаться в тени горы Шилья от ветров и правительственных забот.

Ферма процветала, пока к власти не пришел Хэйвард. И с тех пор для Одманнов начались тяжелые дни. За несколько лет король «задушил» их непосильными налогами, а затем и вовсе бросил в долговую тюрьму, приговорив к работам на рудниках до тех пор, пока фермеры не выплатят долг казне. Но тот был таким огромным, что все понимали – выхода с рудников нет. Родители Стэйна будут до конца жизни работать на короля, пока не погибнут от тяжелого труда. Стэйн и его младший брат Лейф оказались на улице. Суд определил их в сиротский приют, но они сбежали и пополнили ряды беспризорников. Вскоре Лейф заболел.

Здесь Стэйн, который мог часами рассказывать про обожаемый Варкушиль, родителей и ферму, словно терял весь словарный запас. Речь становилась скупой и горькой, как ядреная редиска, щипавшая язык. Крис интуитивно поняла, что с братом что‑то случилось, иначе он был бы здесь, вместе с ними. И по всему выходило, что заботился Стэйн о ней так, как бы заботился о брате.

Молча сжав руку друга, со слезами на глазах она узнала о том, что Лейф погиб.

Вспомнив об этом, Крис глубоко вздохнула. С одной стороны, ей было жаль Лейфа, но с другой – она радовалась тому, что встретила Стэйна.

Несмотря на свои пятнадцать лет, физически крепкий, высокий Стэйн на целую голову перерос сверстников, да и парней постарше. Ни те ни другие не хотели с ним связываться. Крепкие кулаки быстро отбили охоту спорить.

И вот уже почти полгода Крис работала с ним в паре и не могла поверить счастью. Даже самые тяжелые для рыбаков и их малолетних помощников летние месяцы, когда мошкара и комары размером с осу грозились сожрать заживо, а полуденный зной прожигал дыры в коже, прошли незаметно. Время летело с такой скоростью, что Крис потеряла счет дням.

Стэйн каким‑то внутренним чутьем еще с берега определял, сколько рыбы везет баркас, и всегда выбирал самые груженые. Ведь моряки, довольные добычей, никогда не скупились и щедро одаривали помощников. А вот если улов скудный, то ребят ждали в лучшем случае несколько медяков, в худшем – пара кусков хлеба. Но Стэйн к таким лодкам не подходил, безошибочно определяя моряка, у которого в карманах еще водились деньжата, и предлагал услуги ему. Ну а Крис как привязанная ходила за ним. Вырученных денег хватало на то, чтобы купить еду в одном из дешевых трактиров, которых на берегу было почти столько же, сколько и кабаков, вырастающих словно грибы после дождя. Жители вместе с обнищавшим королевством опускались на дно. А чем больше забулдыг, любящих пропустить стаканчик-другой, тем больше открывалось грязных кабаков, с удовольствием этот стакан подающих. Кабаки грозили вытеснить трактиры. Последние боролись как могли, снижая цены на и без того дешевые товары, что позволяло бродяжкам сытно поесть.

Высыпая очередную корзину в ларь, девочка кинула быстрый взгляд на один из таких трактирчиков с покосившейся вывеской. «Сочные грудки» – гласила она. Под вывеской нарисована жареная курица с яблоками, а рядом примостился пышный каравай, обернутый румяной косой. Двусмысленное название смешило народ, и трактир по сей день оставался популярным местом у обитателей пристани. И это несмотря на то, что о сочных куриных грудках давно позабыли. В меню главенствовали лишь капустная похлебка да жареная рыба. Благо капусты в этом сезоне уродилось много, да и рыбалка не подводила, а то поварам было бы нечего и предложить.

«Быстрей бы уже закончить», – промелькнуло в голове.

Мысли о густой наваристой похлебке, в которой плавали куски сала и маслянистые пятна жира, вытеснили любопытство. Еда ее интересовала гораздо больше, чем какой‑то там королевский переворот и тем более праздник, выдуманный королем.

В желудке вновь заурчало. И хоть благодаря Стэйну еды хватало, да настолько, что концы пеньковой веревки на поясе уже не обхватывали талию в два раза, Крис все равно постоянно хотела есть. Она даже начала думать, что сразу такой и родилась – вечно голодной. Стэйн посмеивался над ее аппетитом, называя «Цыпленком с бездонным желудком», но когда думал, что Крис не видит, подкладывал самые жирные куски. Крис благодарно жмурилась, изо всей силы старалась не чавкать и чинно вытирать руки после еды, а не облизывать, как это делала раньше.

– Ну что? Готов? Я уже слышу свистки полицейских.

Голос Стэйна вырвал Крис из грез.

– А что? Есть не пойдем?

– Кто о чем, а Цыпленок вечно о еде! – ухмыльнулся Стэйн. – В толпе что‑нибудь перехватим. Нам нужно прийти раньше, чтобы встать подальше. Опоздаем, придется стоять в первых рядах.

Крис недоуменно взглянула на него. Зачем торопиться что‑то посмотреть, если не спешить в первый ряд? Ведь именно оттуда все хорошо видно.

Стэйн, видя ее приподнятые брови, лишь покачал головой.

Получив деньги от боцмана, он купил у торговки две большие булки и бутыль молока. Сунув одну булку Крис, которая немедленно отгрызла такой большой кусок, что едва не подавилась, он схватил ее за руку и поволок по широким щербатым ступеням. Они вели наверх, туда, где на верхушке огромной скалы и примостилась столица Вольденгории – знаменитый город Ходвиль.

Толпа становилась все больше. Полицейские во всю орудовали на пристани, заставляя моряков и торговок бросать дела. Даже из кабаков извлекли на свет заядлых пьяниц, уже и не помнящих собственного имени. Получив пару увесистых тумаков, они, охая и причитая на все лады, тоже поплелись по ступеням, подальше от злых легавых.

Лестница была крутая. Даже Крис приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание.

– Ну вот что с тебя взять! – беззлобно проворчал Стэйн. – Всего каких‑то одиннадцать лет, а дышишь как девяностолетний старик.

«Четырнадцать», – чуть не возразила Крис и вовремя прикусила язык. Причем от испуга в прямом смысле. Чувствуя солоноватый вкус крови во рту, она с досадой покачала головой. Сытая, практически беззаботная жизнь, начавшаяся с появлением Стэйна, совсем притупила бдительность, и Крис чуть не проболталась.

«Никогда никому не говори, сколько тебе лет. Ты должна всегда помнить про запретный возраст!» – всплыло в памяти.

Укоризненное лицо Маргрит появилось перед глазами. Сосредоточенно хмуря и без того изрезанный глубокими морщинами лоб, она стригла Крис перед большим, потускневшим от времени зеркалом.

«Ну няня!» – возмущалась маленькая Крис, пытаясь увернуться от цепких рук Маргрит. Ей не нравилось то, что няня стригла волосы под корень, из-за чего те постоянно кололись. Начесывая голову, покрытую ощетинившимися волосами, она уже почти улизнула, но рука няни крепко вцепилась в плечо:

«И боже упаси хоть кому‑то сказать, что ты девочка! Запомни это. Тебя зовут Крис Вермонт…»

«Я не Крис! Я Кристайн!» – обиженно надула губы девочка.

«Кристофер! Только так, а не иначе!»

Заволновавшись, няня не заметила, что крепко сжала плечо подопечной. Скрюченные пальцы впились глубоко, оставляя на нежной коже следы.

«Ай!»

«Никаких “ай”. Потому что ты Крис, и ты мальчик. А мальчики не плачут. Запомни! Этот обман поможет сохранить жизнь. Никогда и никому не говори!» – Последняя фраза всегда произносилась свистящим от напряжения шепотом, в котором отчетливо слышался страх.

«Да помню я, помню». – Вновь почесавшись, Крис все же попыталась вырваться на свободу…

Вот и сейчас, поскребя грязными ногтями голову, она напялила кепку и тоскливо посмотрела на бесконечную лестницу, которая никак не хотела заканчиваться.

– И кому понадобилось выстроить город на вершине горы, – проворчала она.

– Не бубни. Мы уже почти пришли, – отозвался Стэйн, крепко взяв Крис за руку. – Ни на шаг от меня, понял! – прошептал он, ныряя в толпу.

– Почему мной все командуют? – завопила Крис, но ее слова потонули в гомоне взбудораженной толпы.

Протискиваясь мимо вспотевших горожан, ожесточенно спорящих, кто именно будет стоять на этом месте, Крис прикусила губу. Со всех сторон толкали, щипали, наступали на ноги, и это было больно. Еще крепче вцепившись в спасительную руку Стэйна, Крис боролась с желанием закрыть глаза, лишь бы не видеть обезумевшую толпу. И вот он, спасительный воздух. Сильные руки Стэйна подсадили Крис на высокий забор, приткнувшийся к небольшой часовенке. Над забором нависала старая ива, склонившаяся почти до земли. Ее ветви и мелкая листва надежно прятали забор и заодно его нежданных гостей.

– Здесь нам будет хорошо видно и нас никто не заметит. Я всегда отсюда смотрю.

Стэйн тоже взобрался на забор, выгнав тощего мальчишку, пытающегося занять место. Мальчишка сначала решил возмутиться, но, посмотрев на кулаки Стэйна, передумал и шмыгнул в толпу.

Крис же сидела, равнодушно качая ногой. Как только она успокоилась после толкучки на площади, аппетит тут же разгулялся, тем более все вокруг чавкали, стремясь хоть как‑то скоротать время. Повсюду так и сновали мальчишки разносчики – дети владельцев трактиров. Они предлагали горожанам и гостям города ароматные кренделя, завернутые в промасленную бумагу, куски вяленого мяса и цветные, прозрачные, как стекло, леденцы на палочках. Через них можно посмотреть на солнце, любуясь, как оно меняет цвет. Достав из-за пазухи остатки булки, Крис быстро съела ее и теперь косилась на бутыль молока, торчавшую из сумки Стэйна. Перехватив ее взгляд, тот покачал головой.

– Ну ты даешь! – восхитился он.

Отломав от своей булки половину, он отдал ее Крис и протянул бутыль.

– А ты! – попробовала отказаться та, но рука уже отщипнула кусок и закинула в рот.

– А я себе еще возьму. Ешь быстрей! Скоро все начнется.

– Так что начнется‑то, а? – Еда заполнила желудок, и любопытство соизволило проснуться.

Сыто икнув, Крис начала озираться по сторонам.

– Праздник дарения.

– Это еще что такое?

– Да ничего хорошего, – из толпы отозвался пожилой фермер. – Когда у нашего короля заканчиваются деньги, он придумывает очередной праздник. А город должен дарить ему подарки.

– Типа налог без налога, – зло бросила низкая женщина в переднике кухарки.

Крис округлила глаза.

– Да-да. Наш король хороший. Он не мучает нас налогами. Он всего лишь принимает подарки. Ведь праздник же. А мы не можем его не поздравить. – От возмущения кухарка вынула из передника платок и начала раздраженно обмахиваться.

– Вот сегодня мы празднуем день поступления короля в военную академию. Ведь это так важно! – Фермер, не скрывая презрения, сплюнул ошметок табака на мостовую и растер его стоптанным ботинком.

– Тише ты! Едут! Услышат – заметут, – пролетело в толпе.

Фермер немедленно замолчал, отступив на шаг назад.

– Поняла? – тихо спросил Стэйн.

Крис неопределенно пожала плечами.

– Ладно. Потом объясню. Сейчас давай смотреть. Ты увидишь настоящий цирк.

– Цирк? – Крис так воодушевилась, что чуть не выпустила бутыль с молоком из рук. – Я никогда не был в цирке.

Сев поудобнее, она вытянула шею.

– Ну не совсем цирк. Скорее наоборот, – смутился Стэйн. – В общем, смотри.

На площади показался королевский караул. Стройные военные в высоких головных уборах, украшенных перьями, одетые в праздничную белую форму, состоящую из кителя с серебряными пуговицами и брюк, заправленных в начищенные до блеска сапоги, чеканя шаг, выстроились в шеренги и замерли. Следом за ними вышли другие солдаты, уже в форме попроще, в простых черных кителях без всяких там пуговиц. Они встали вдоль толпы и, вскинув винтовки, прицелились прямо в людей.

– Это еще что? – перепугалась Крис.

В голове мелькнула мысль «бежать», что она и собиралась сделать, приготовившись спрыгнуть с забора.

– Не бойся. До нас они не достанут. Да и стрелять не будут.

– Это так, для устрашения, – буркнул фермер.

– Ага! Всегда так делают, – поддакнула кухарка, – чтобы мы стояли смирно и помалкивали.

– Не нравится мне все это, – пробурчала Крис.

Инстинкт самосохранения уже не предупреждал. Он вопил во все горло.

– Смотри. А то живешь здесь и ничего не знаешь, – бросил Стэйн.

Толпа, подчиняясь хмурым солдатам, образовала импровизированный коридор. Через несколько минут в этот коридор выкатился мужчина с выпученными глазами. Именно выкатился, а не выбежал, так как объемистое брюхо мешало нормально двигаться. При любом движении вся эта масса жира, скопившегося в области живота, начинала колыхаться, из-за чего он напоминал огромный студень. Еще сильнее выпучив глаза, он прокричал:

– Все-е-ем пригото-о-овиться-я-я-я!

– Вот и главный распорядитель цирка пожаловал, Гисли Омальд собственной персоной, – шепнул Стэйн.

– Ну и рожа у него, – скривилась Крис.

– Это ты его еще вблизи не видел, – ответил кто‑то из толпы, – сон бы потерял.

– А уж при виде короля… – подхватил другой.

Оба переглянулись и, прикрыв рты руками, приглушенно рассмеялись.

Господин Гисли прокатился до шеренги королевского караула и протяжно дунул в свисток, болтающийся на толстой шее. Слуги вынесли большой рулон и сноровисто раскатали золотой ковер по мостовой.

Следом еще несколько слуг, согнувшись от тяжести до земли, вытащили большой двойной трон. Массивный, покрытый золотом, которое ослепительно блестело в тусклых лучах осеннего ходвильского солнца, он был ужасен. Спинка трона была выполнена в виде головы огромной королевской кобры, раздувшей гигантский капюшон. Ее раздвоенный язык служил сиденьями, нижняя челюсть – основанием, а верхняя, с торчавшими острыми клыками, покрытыми ядом, защищала от солнца, образовав импровизированную крышу. Змея была сделана так искусно, что если бы не гигантские размеры, то легко можно спутать с настоящей.

– Не хотел бы я сидеть в пасти кобры, – поежилась Крис.

– Это все дешевая демонстрация, – бросил кто‑то из толпы. – Пытаются нас запугать.

Затем вышли несколько вооруженных до зубов воинов, ведущих на привязи черных собак.

– А вот и личная охрана пожаловала, – проворчала кухарка.

Свирепые собаки пытались броситься на замершую толпу. Оскалив пасти, с которых на землю капала пена, они изо всей силы натягивали поводки, клацая зубами в полуметре от людей, стоявших в первых рядах. Теперь Крис поняла слова Стэйна о том, что нужно успеть занять места подальше. Желание стоять в первом ряду тут же испарилось.

Вдоволь насладившись произведенным эффектом, воины заняли места около трона.

– Теперь все улыбаемся, – закричал распорядитель.

– Ага. Разбежались, – прошипела Крис.

– Тише ты, – та же кухарка, нацепив на лицо широкую улыбку, повернулась к ней и сквозь крепко сжатые зубы прошептала, – делай что говорят.

– Да, малец. «Хочешь жить – улыбайся». Таков закон, – добавил один из горожан.

Крис, все еще не понимая, что происходит, на всякий случай растянула рот в улыбке, да так, что скулы заныли.

– Смех, овации, аплодисменты, – тем временем орал Гисли.

Толпа замерла. Хлопать в ладоши никому не хотелось. Они попытались показать свое отношение к происходящему единственным доступным им способом – гробовым молчанием. Солдаты тут же угрожающе щелкнули затворами. Мгновенно раздались крики, свист, аплодисменты. Вот только радостными их можно было назвать с большой натяжкой.

В импровизированном живом коридоре показалась свита короля.

Сначала на золотой ковер вышли двенадцать пажей. Важные мальчишки от двенадцати до шестнадцати лет, одетые в белоснежную униформу, чинно вышагивали по ковру. Их прилизанные белокурые волосы блестели на солнце еще больше, чем золотой трон. Надменно вскинув головы, они бросали презрительные взгляды на толпу и кривили рты в усмешке.

– Прихлебатели, – тихо бросил Стэйн.

У каждого пажа были нож и револьвер, чем они гордились. И сейчас шли, держа руку на кобуре, готовые в случае любой провокации немедленно выхватить оружие. Судя по злобным взглядам, они так и сгорали от желания выстрелить хоть в кого‑нибудь. Но люди стояли тихо, и пришлось пажам занять места за троном. Выстроившись в шеренгу, они все равно продолжали бросать в толпу колючие от ненависти взгляды.

– Их бы да на разгрузку, сразу перестанут так носы задирать, – тихо проговорила Крис, не забывая широко улыбаться.

Стэйн лишь вздохнул.

Затем вышли двенадцать мужчин. Одетые в золотые и серебряные костюмы, они шли тяжелой поступью, словно каждый шаг давался с огромным трудом. Солнце осветило их лучами, и Крис увидела, что камзолы усыпаны драгоценными камнями, которые важно засверкали.

– Неудивительно, что они еле идут, – хмыкнула она, – с такими‑то булыжниками на груди.

– Это министры – местные аристократы. Богатейшие люди, составляют королевский совет двенадцати, – тихо прошептал Стэйн. – Место в совете они купили за большие деньги, но и то не навсегда. Если найдется кто‑то побогаче, то может перекупить титул, поэтому у них там постоянная война. Ведь тот, кто входит в совет, обладает почти безграничной властью, может казнить и отнять все имущество.

– Но это же нечестно! Натуральный грабеж, – возмутилась Крис. – Куда смотрит король?

– А король поощряет все это. Еще бы – деньги идут в казну, то есть в его карман.

Чинно кивая головами направо и налево, совет двенадцати наконец‑то проследовал к трону.

Грохнувшая следом музыка заставила Крис изо всей силы впиться пальцами в кованый забор. Она чуть не слетела с него – от страха. Звуковая волна прокатилась по площади и без всякого предупреждения ударила в уши горожан. Но никто, кроме Крис, не шелохнулся. Люди безучастно следили за происходящим и мысленно подсчитывали убытки.

– Го‑товсь! – перекрывая фанфары, заорал Гисли.