Читать книгу Под покровом тишины. Книга 1. Неслышная - Татьяна Александровна Лакизюк, Татьяна Лакизюк - Страница 8

Пока они шли по длинному коридору, Крис так и крутила головой. Очарование витражей в лучах заходящего солнца покорило ее. Пурпурные, оранжевые, розовые тона окрасили мрачные серые стены, а мозаичное стекло ломаными линиями расчертило замысловатые узоры. Невзирая на сильнейший страх, горе и боль, девочка, привыкшая к серым дням Ходвиля, таким же мрачным домам, улицам и лицам, пыталась рассмотреть хоть что‑нибудь. Но Агнетта, чувствующая лопатками осуждающий взгляд настоятельницы, застывшей у выхода из лечебной приемной лазарета, так и тащила Крис за собой, не давая ни секунды.

Пробежав коридор и свернув за угол, Агнетта выдохнула. Здесь окон меньше, и девушек окружил полумрак.

– Ну все! Тут она нас не видит. – Монахиня расслабила объятия, которые как клещами сжимали талию Крис.

Та тут же набрала полную грудь воздуха, пытаясь отдышаться.

– Извини. – Агнетта вытерла вспотевший лоб. – Но нам нужно было уносить оттуда ноги. Фрида может и выпороть. Причем самолично, – шепотом добавила она. – Меня зовут Агнетта, а тебя? – без всякого перехода спросила монахиня.

– Я Крис, – сказав это, она почувствовала, насколько тонко и жалко прозвучал ее голос.

Тут же испугавшись, она откашлялась и нарочито низким басом произнесла:

– Кристофер Вермонт.

– Надо же, какое красивое имя, – восхищенно присвистнула Агнетта, – легко запомнить, а то бумаги я так и не заполнила. А вот у меня дурацкое. Агнет-т-т-та. Это т-т-т-та словно звуки детской игры в войнушку. Братья задразнили меня, стреляя друг в друга из деревянных винтовок.

И пустилась в рассуждения о том, какое могло бы быть у нее имя, если бы не бедная фантазия ее матушки и отца. А какая у них может быть фантазия, когда отца зовут Агнат, а маму Гретта?

Напряжение спало с нее, и Крис неожиданно поняла, что Агнетте не так уж и много лет. Не больше семнадцати. Темное монашеское одеяние да преувеличенно строгий вид прибавляли солидности. Но стоило Агнетте улыбнуться, показав небольшую щербинку между передними зубами, придавшую веснушчатому лицу невозможное очарование, как сразу становилось ясно, что она еще молода. Неприлично молода для монахини. От этой мысли Крис неожиданно хихикнула.

– Ты чего? Смеешься над моим именем?

– Нет-нет, что ты! – пробасила Крис. – Я думал, что монахини старые. А ты совсем не похожа на старуху.

– Побуду здесь еще полгода и точно ей стану, – насупившись, сказала Агнетта.

– Я не хотел тебя обидеть, – тут же насторожилась Крис.

– Да причем здесь ты. Это же не твоя вина, что я здесь.

– А как ты сюда попала?

– Матушка отдала богу душу, когда я была совсем крохой. Отец вскоре женился. Мачеха родила троих детей. Все мальчишки, да как на подбор, красивые, умные, а я… Глуповатая, по мнению мачехи, да еще и девочка. «Бесполезная», – визгливым голосом добавила Агнетта, копируя мачеху. – И меня насильно отдали в монастырь. Здесь вольнонаемных кормят, одевают, не берут денег за жилье и к тому же платят. Правда, весь мой заработок уходит мачехе. Она умудрилась промотать наши сбережения и вогнала семью в огромные долги. Поэтому из «бесполезной» я стала «приносящей доход». Я так скучаю по отцу, бабушке, братьям, а они меня, поди, уж и не помнят.

Агнетта печально вздохнула.

– Сначала мачеха говорила про год, потом два, и я уже здесь целых семь лет. Так и держат на побегушках. Богатеньких больных мне не доверяют, к серьезным операциям не допускают, – полушепотом добавила она. – Для этого нужно учиться и получить диплом, а у меня нет денег на университет. Эх… А я с детства мечтала лечить. Может быть, удалось бы стать лекарем короля.

– Хэйварда? – Крис подозрительно сощурила глаза.

Увидев его, она теперь точно знала, что ни один нормальный человек никогда не захочет стать приближенным этого. А если захочет, то он явно помешался на деньгах и власти.

– Ну что ты! Нет, конечно. – Агнетта так скривилась, что по ее лицу Крис поняла – она уж точно нормальная, а значит, ей можно доверять. Не в полной мере, но все же эта молодая монахиня явно свой человек. – Я помню, что обожала Альвисса. Моя бабуля служила в замке и до переворота почти каждый день брала меня с собой. Так что я хорошо знала королевскую семью. Альвисс такой… – Агнетта прижала руки к груди и глубоко вздохнула, от чего высокая грудь, обтянутая монашеским одеянием, заколыхалась, – необыкновенный! Была бы я постарше, точно влюбилась.

– Так если у тебя есть бабушка, то почему ты не ушла к ней, раз мачеха тебя так не любит?

– Это да… – тоскливо протянула Агнетта. – Бабушка бы меня забрала, но куда там. Хоть мачеха меня терпеть не может, свекровь она ненавидит еще больше, так что не отдала. Несколько лет они ссорились из-за меня так, что искры сыпались в разные стороны. Кончилось тем, что мачеха запретила нам видеться. И мне, и отцу, и бабушку на порог не пускала. Поставила отца перед выбором. Гадина такая. Отец не мог бросить сыновей, вот и подчинился. А тут переворот. С тех пор я больше никогда не видела бабушку. Живет она высоко в горах, я не знаю, где именно, а в замок я больше не смогла войти. Охрана нового короля и не думала открывать передо мной двери. Я скучала, пыталась ее найти. А потом монастырь… Избавились, как от ненужного барахла… И я смирилась. Никому я не нужна.

– Все равно! Нельзя мириться с этим. Что значит ты никому не нужна? В первую очередь ты нужна себе. Если ты не нужна себе, то не будешь нужна никому.

Агнетта во все глаза уставилась на разошедшуюся Крис.

– Я остался один, на улице, без никого, и что? Мне теперь лечь и лежать, жалуясь на судьбу? А потом и вовсе умереть от тоски и голода? Ну уж нет. Я сам выбираю судьбу, и ты тоже в силах это сделать.

– Но как? Что я могу? Я ж совсем одна.

– Для начала ты можешь сбежать, – жестко ответила Крис, – я обязательно убегу. Вот увидишь.

– Убежишь… Как же. – Агнетта протяжно вздохнула.

– Убегу, – зло ответила Крис. – Отсюда не получится, значит, по дороге на каменоломни или в приют, куда там меня отправят? Не выйдет там, значит, убегу позже. Никто не смеет держать меня.

– Мне б твою уверенность. – Агнетта вытерла слезы и, встряхнув головой, неожиданно спросила: – А почему ты стал беспризорником? Где твои родители?

Крис смутилась. Чувствуя искреннюю симпатию, она поняла, что врать Агнетте так же тяжело, как и Стэйну. Одно дело обманывать злого полицейского или вредную торговку, но тех, кто ей так помогает, – стыдно.

Тяжело вздохнув, она выпалила скороговоркой:

– Да как у всех. Родители в долговой тюрьме, а я выживаю как могу. А тебе не попадет, что ты так долго?

– Ой! – Агнетта всплеснула руками. – Конечно, попадет! Заболталась я с тобой. Пошли скорей, только ногу береги, – тут же заботливо добавила она.

Держась одной рукой за стену, другой за руку Агнетты, Крис поковыляла по коридору, выложенному серым камнем. Через пару минут она заметила, что окна исчезли, сменившись на глухие стены, а дорога неуклонно вела вниз.

– Мы спускаемся?

– Ну да, – с сожалением промолвила Агнетта, – наверху палаты для богачей из верхнего города, а вот подземелье для нижнего. «Выходцам снизу не место наверху», – кривляясь, процитировала она госпожу-настоятельницу.

Крис зябко поежилась. Она и не знала, что внутри утеса располагается еще несколько этажей монастыря.

– Король Альвисс выстроил нижние этажи для лабораторий и хранения продуктов, а вот Хэйвард распорядился превратить часть помещений в подземный лазарет для бедных. Ты там, кстати, будь настороже. Ни с кем не ругайся и никому не смотри в глаза.

– Это еще почему?

– Сам все поймешь, и пусть тебе поможет бог. И помни, как бы тебе тяжело там ни было, все лучше, чем на каменоломнях.

Распахнув массивные двери, Агнетта застыла перед крепкой решеткой, запертой на замок. Он висел на кольцах громоздкой цепи, несколько раз продетой сквозь специальные скобы.

Приподняв замок, она с силой опустила его.

Бам-м-м-м!

Крис от испуга дернулась.

– Да не дрожи ты. По-другому часовых не дозовешься. Как пить дать сидят там в комнате, в карты режутся или пьют. Что им тут еще делать? Тем более Усач с сегодняшнего дня в отпуске.

Агнетта прислушалась и еще раз ударила замком по цепи.

Бам-м-м-м!

– Уснули они там, что ли? – озабоченно пробормотала она. – Совсем без Усача расслабились. Правду говорят, как кот из дома, так мышки сразу в пляс. И пожалуйста, уже никакой дисциплины.

Вдалеке послышался хлопок двери. Тяжелое шарканье металлических подметок на сапогах подсказали о приближении кого‑то. Крис вжала голову в плечи.

– Кланяйся. – Агнетта резко дернула ее за руку и поспешила склониться, молитвенно сложив руки перед грудью.

Крис быстро повторила за ней. Из-под полуопущенных ресниц посмотрела на седого начальника караула, выросшего перед ними. Высокий, толстый, с объемистым животом, на который кое‑как налез форменный камзол, он напоминал медведя, вставшего на задние лапы.

– Еще один крысеныш? – брезгливо спросил прапорщик, дохнув крепким перегаром, смешанным с давно нечищеными зубами и дешевой махоркой.

– Примите пациента, – стараясь дышать через рот, прогнусавила Агнетта.

Достав из-за пазухи ключ, висящий на длинной цепочке, пристегнутой к карману нательной рубахи, прапорщик лично открыл замок, просунув толстые руки через прутья решетки. Освободившая цепь лязгнула и с грохотом упала на пол, заставив его глухо выругаться.

Раздраженно сморщившись, он бросил в темноту:

– Сопроводите его.

Из-за огромной спины вышли два небритых солдата в помятой форме и точно такими же лицами с отчетливыми отпечатками смятой наволочки. Несмотря на то что они тоже были сложены как надо, огромная спина прапорщика закрыла их, и Крис вздрогнула, уж очень неожиданно они появились. Солдаты, глядя на задрожавшего беспризорника, кровожадно ухмыльнулись и встали по бокам от Крис. Та растерялась и ошалело смотрела то на прапорщика, то на солдат с надменными лицами, полными презрения, то на черный зев коридора, из которого тянуло страхом, смрадом и смертью вперемешку с отчаянием. Ей послышалось, что стены коридора стонут человеческими голосами.

– Ну! – Один из солдат ткнул Крис в спину прикладом винтовки.

– Осторожней, у него нога… – Агнетта закусила губу от беспокойства.

– А нам какое дело! Поторапливайся, крысеныш, – презрительно протянул солдат, длинно сплюнув на пол.

Кусок пережеванного табака шмякнулся на бетон, размазавшись отвратительной лужей. Брызги от плевка долетели и до Крис, растекшись по потрескавшейся коже стоптанных ботинок.

Сдерживая тошноту, она шагнула вперед.

Тяжелые решетки закрылись за спиной, оставив снаружи хоть какой‑то свет, тепло, воздух, надежду на жизнь и успевшую стать родной Агнетту.

Миновав узкую комнатушку, выдолбленную в стене и служившую для воинов караулкой, и еще одни массивные двери, где их встретили часовые, ощупавшие Крис с ног до головы, она задышала через рот. Здесь запах пота и боли стал невыносимым. И ей не почудилось. Эти стены действительно стонали, и чем дальше процессия шла по мрачному коридору, тем сильнее слышался их плач. Коридор дважды повернул, и Крис неожиданно оказалась перед новой решеткой. За ней скрывалась большая темная комната. Единственным источником света там служили две тусклые лампадки, обильно чадившие от растопленного бараньего жира, служившего заменой дорогому керосину, который привозили с материка. Звякнул очередной замок, и солдаты втащили ее внутрь. От потока воздуха лампадки вначале зашипели, словно живые, прогоняя темноту, жавшуюся по углам. Но от испуганного движения Крис, шарахнувшейся обратно к решетке, пламя еще сильнее затанцевало, угрожая потухнуть, и радостная темнота тут же протянула щупальца. Но этого света хватило для того, чтобы увидеть глаза.

Крис с перепугу подумала, что этих глаз несчитаное количество. Комната оказалась битком набитой людьми. Они сидели, лежали на узких кроватях, состоявших из двух перекладин с прикрученными к ним необструганными досками. Доски сверху были прикрыты тощими матрасами, с торчавшими из прорех пучками соломы.

– Вот твое место! – сказал солдат, указав Крис на сломанную кровать, стоявшую у ширмы. Та отгораживала от общей комнаты грязный угол, заменявший пациентам туалет. Солдат громко захохотал.

К ужасу Крис, его смех подхватили и обитатели лазарета. Растянув рты, они злобно пялились на застывшую фигурку.

– Кого вы нам привели? – Нечесаный детина с половиной зубов ухмыльнулся, сев на кровати. Доски отчаянно застонали под его весом. – Это же тощий цыпленок. У него сала‑то нет. Такого ни на завтрак, ни на ужин. Так, ежели на бульон. Диетический, – протянув последнее слово, он преувеличенно шумно облизнулся и погладил живот.

Услышав слово «цыпленок», которое Крис откровенно не любила, всякий раз обижаясь на Стэйна, когда тот ее так называл, девочка едва не заплакала. Сейчас она бы все отдала, чтобы еще раз услышать прозвище, но, конечно же, не из этих уст, пропахших злобой и враждебностью.

– Принимай собрата, Обрубок! – гоготнул часовой. – Еще один увечный.

Развернувшись, солдаты вышли, тщательно заперев за собой решетку и оставив Крис один на один с плотной ненавистью, окутавшей ее словно кокон.

Мужчина встал, и Крис увидела страшную культю, сочившуюся кровью. Правая кисть была отрублена до запястья. Рваную рану кое‑как зашили, и отчетливый запах гнилой плоти, потянувшийся вслед за Обрубком, приблизившимся вплотную к Крис, ударил в нос.

Долго сдерживаемая тошнота, к которой добавился невыносимый ужас, сменилась мучительной рвотой.

– Ах ты! – Обрубок зло ткнул дубиной прямо в живот.

Согнувшись пополам, Крис пыталась набрать хоть немного воздуха. Но мучительные спазмы сотрясали все тело.

– Он мне на ботинок наблевал! – побагровев, проорал Обрубок.

В руки Крис ткнулась тряпка. Вывернув желудок наизнанку, она сделала глубокий вдох и скосила глаза. Тряпку настойчиво пихали чьи‑то тонкие руки.

– На! Вытри! Иначе он не успокоится. И извинись. Живо!

Крис, встав на колени, униженно распростерлась у ног Обрубка. Собрав тряпкой рвоту, она еле слышно пробормотала:

– Из-з-звините меня…

– Что ты там чирикаешь? Цыплячья твоя душонка.

– Он пытается извиниться перед вами, господин! Ваш грозный вид может напугать кого угодно, – льстиво прозвучало из-за спины Крис.

– А ты не лезь, Подлипала! А то зашибу. Ей-богу.

– Господин! Ну пожалейте вы несчастного цыпленка. Сколько здесь живу, никогда такого, как вы, не видел. Я и сам испугался! Клянусь, – продолжал лебезить неожиданный заступник. – Не бейте его. Хватит одного удара, и он испустит дух. А оно вам надо?

– А может, тюрьма будет лучше рудников? – протянул Обрубок. – Хотя… Ты прав, Подлипала.

Мужчина глубоко вздохнул и, полюбовавшись на вычищенный ботинок, отступил:

– Забирай тогда его с глаз моих долой, пока не треснул вам обоим.

– Вы самый великодушный! Спасибо! – пробормотал тощий мальчишка с огромными удивительными глазами, в которых расплескалось лазурное море.

Море было не простым, а постоянно меняющим цвет. Из-за пляшущего огня в лампадках еще и пронизано солнечными лучами. На секунду Крис позабыла и о ноге, и о том, где очутилась. Как зачарованная уставилась в эти глаза. Мальчик нетерпеливо дернул Крис за рукав и, пятясь задом, потянул ее за собой. Ухватившись за тонкую руку, обтянутую кожей так туго, что виднелись тонкие синие вены, она побрела в темный угол комнаты.

– Это моя кровать, – сказал мальчишка, кивнув на уродливый топчан в углу комнаты. – Пока можешь оставаться со мной. Рана пустяковая, так что ты скоро выйдешь отсюда. Не то что я… – И тоскливо вздохнул.

Крис попыталась успокоиться. Сердце колотилось, не давая сделать нормальный вдох. Чувствуя, что паника вот-вот накроет с головой, она крепко обхватила себя руками.

– Опусти голову промеж колен, – посоветовал новый знакомый. – Вот так.

С неожиданной для тоненьких рук силой он наклонил Крис почти до пола.

– И дыши. На раз-два – глубокий вдох, на три-четыре – выдох. Тогда тошнота пройдет.

Хватая мелкими глотками воздух, Крис выпрямилась.

– Спасибо, – буркнула она.

– А теперь ложись – поспи немного. – Мальчишка откинул дырявое, засаленное одеяло.

– А ты?

– А я за день выспался. Ложись-ложись. А то горишь вон весь. Еще лихорадки не хватало, – озабоченно добавил он.

Крис усмехнулась. С утра как лед, к вечеру пламя – совсем как ее жизнь, сумасшедшие качели туда-сюда. Вытянувшись на узкой койке, она молча уставилась на нависший над ними черный закопченный потолок. От тусклого света лампад по потолку гуляли зловещие тени. Поняв, что воображение каждый раз дорисовывает их, делая еще страшнее, Крис поспешила закрыть глаза.

Шок, усталость, боль и горе взяли свое, и она забылась тревожным сном, поминутно просыпаясь и лихорадочно шаря руками вокруг себя. Чья‑то ладонь легла на ее плечо и крепко сжала его. Почему‑то это помогло успокоиться, и Крис провалилась в глубокое забытье.

…Прошло много лет. Война между айнами закончилась. Раскаявшийся Астайн, предложивший безмолвие, оказался настоящим провидцем, говоря о том, что айны теперь сто раз подумают, прежде чем что‑то совершить. Никто не хотел лишаться силы слова. Это наказание стало страшным для всех айн. И недовольства постепенно стихли. Впечатлившись мудростью и проницательностью Астайна, словетники решили, что именно такого члена совета им не хватает. Молодого, амбициозного, уверенного, владеющего информацией о любых зарождениях тьмы. Прочувствовав тьму на себе, он как никто другой знал, как с ней бороться.

Ему тут же предложили место в совете древних словетников, о котором он так мечтал.

И все наладилось.

Теперь айнами правили словетники, отвечающие не только за жизнь, смерть и свет, как это было изначально, но и за тьму. Мудрецы научились договариваться по любому вопросу. Все споры разрешались с помощью слов, и мир айн достиг полного равновесия.

Но люди… Они по-прежнему не давали им покоя. Руганью, ненавистью, злобой они лишили тишину ласкового полушепота, журчащих переливов, чистого звона. Из-за недостатка энергии айны постепенно превращались в тени. И люди начали страдать еще больше. С исчезновением айн они лишались главного – доброты, любви и счастья. Войны шли одна за другой. Поглощенные битвами и жаждой власти, люди и не думали останавливаться. Вокруг царила лишь ненависть. Целые государства гибли, сметенные ужасами войны. Айны, наполнившись страданиями, умирали вместе с ними. Их осталось так мало, что еще немного и род прервется. Вместе с ними пропадет магия. Навсегда.

Слова и звуки станут пустыми, ничего не значащими. Они перестанут приносить радость, дарить свет и ласку, они станут ничем. Добро окончательно исчезнет. И останется только зло.

В мире начнет главенствовать равнодушие и пустота.

И тогда словетники приняли еще одно тяжелое решение. Собрав остатки айн, они переселились на неприступный остров, затерявшийся на безлюдных просторах Ледяного моря. Остров, состоящий из угловатых враждебных скал, пронизывающих ветров и туманной серости. Остров, отгородившийся от всего мира и надежно спрятанный от захватчиков под защитой суровой природы.

На острове жила небольшая колония переселенцев, сбежавшая с большой земли от тягот войны. Каждый день для того, чтобы накормить семьи, люди тяжело работали, возделывали землю, растили скот. Им было некогда ругаться, нечего делить. Уставшие от ужасов войны, они жили в ладу с собой и друг с другом. Вечерами собирались у костров, пели песни, танцевали, чтобы получить заряд энергии для следующего трудового дня. И, несмотря на то что их жизнь нельзя назвать легкой, они были по-своему счастливы.

Айны, питаясь тишиной, наполненной звуками спокойствия и гармонии, начали возрождать свой род. Энергии становилось больше. Еще немного, и айны могли бы попытаться восстановить равновесие между добром и злом, чтобы помочь людям, живущим на истерзанной страданиями большой земле. Но айны не учли одного.

Время шло. И колония переселенцев неуклонно росла. И чем больше становилось людей, тем чаще вспыхивали скандалы. Брат завидовал брату. Сосед крал у соседа. Сильный глумился над слабым… Все повторялось в точности как и на большой земле.

Деревни начали расти, и айны были вынуждены отступить в самую глубину тишины. Ее они нашли на вершине неприступной горы, возвышающейся на окраине острова. Гора оказалась единственным местом, куда не могли добраться люди.

Люди‑то не могли. А вот их ругань, скандалы, страдания и боль легко преодолевали высоту. Айны, которые наконец‑то смогли возродиться, вновь начали страдать вместе с ними. Чтобы избежать повторения того кошмара, который им едва удалось пережить, словетники поняли – пришло время для принятия третьего судьбоносного решения.

Для того чтобы держать баланс добра и зла во всем мире, им нужен постоянный источник энергии. На земле его, увы, нет. Люди будут всегда что‑то делить между собой. Они просто не умеют жить мирно. Значит, нужно этот источник создать самим. Прямо здесь. На острове. Для этого нужно сделать его жителей счастливыми. Дать все, что нужно для безбедной жизни. Снять с них бремя тяжелого труда. Научить видеть красоту и счастье в том, что их окружает. Показать истинную силу добрых слов и поступков.

Так появились изреченные айны с пером наследия, дающим небывалую магическую силу…