Читать книгу Чертова любовь, или В топку классиков - Татьяна Никоненко - Страница 10
Первая часть
Париж, март, 2011
ОглавлениеПосле полугодовой переписки мы снова увидимся.
Ночь в автобусе знатно поработала над нашим лицом, но не духом. В туалете на автостанции мы переодеваемся в шорты и рубашки – на мне красная, на Олесе – белая. У меня балетки с небольшим бантом, новые. Настолько новые, что я почти сразу переобуваюсь в шлепанцы, и никакая мода уже не заставит меня снова надеть балетки. Мизинцы на грани крови.
Я влюбилась в Париж заочно, а теперь не могу выплеснуть и половину своих чувств, находясь в пять утра на острове Сите, у пустого Нотр-Дама.
Мы весь прошлый день гуляли по Амстердаму, всю ночь провели в автобусе, но усталость не имеет контроля над эйфорией.
Я кричу, прыгаю, обнимаюсь с Олесей и повторяю:
– Представляешь, тот самый Нотр-Дам!
– Представляешь, Квазимодо, вот здесь!
– А здесь Эсмеральда!
– А вот здесь же, здесь же точно ее мать-старуха!
До открытия Нотр-Дама еще несколько минут, и мы усаживаемся в красивое кафе, на террасу со столиками, сделанными как будто для кукольных людей. Заказываем по круассану и кофе. Круассан мы едим, шумно растягивая на всякие манеры «м-м-м» и сфотографировав со всех сторон. Мы бы затерялись здесь в таком занятии позже, но в шесть утра, наверное, раздражаем маленьких мужчин с газетами, рассыпанных по углам и сидящих по одному.
Мы изучаем Нотр-Дам изнутри, снаружи, со всех сторон, с одного моста, а потом с другого. Мы садимся на поручни мостиков, мы прыгаем с Олесей, держась за руки для фотографий.
В шоке мы замираем, услышав русскую речь и проследив за ее источником – священником в окружении монахинь в белом.
Витя ведет нас к Сан-Мишелю, показывает Сорбонну, и там мы снова застреваем с Олесей. Он смеется над нами, а мы готовы бесконечно фотографироваться, трогать руками камни, можем даже лизнуть. Это невероятно – смотреть и заглядывать в окна Сорбонны. Разве я могла такое представить еще несколько месяцев назад, в скучном сером общежитии?
Я сажусь на ступеньки одной из дверей и глажу камень – он теплый и скользкий. Уже теплый, а ведь еще только восемь утра! «Теплый от знаний», – мелькает у меня, и мы идем дальше.
Пантеон – великие и мертвые.
Лувр – экскуземуа, король!
Тюильри – здесь брат не выдерживает и засыпает на железном стуле. Мы смеемся над ним. А потом нас будят папарацци, выбрав наш угол для съемки кого-то в окнах.
Гран-Пале – мы хватаем дорожные конусы и фотографируемся с ними на головах.
Мост Александра III – обнять спину титана обязательно для фото туристов.
Дом инвалидов – еще одна остановка на зеленой траве, чтобы дать отдохнуть ногам, пусть и в шлепках.
И Эйфелева башня – мы садимся на другой стороне, на каменных перилах, обнимаем коленки и смотрим на нее, брат фотографирует симметричные позы на фоне покорившей сердце.
Эмоций чересчур, и мы начинаем поскуливать, как переигравшие щенки.
– Все, едем в Сите-Университе, к Ноэлю, он уже должен был закончить с учебой, – командует брат, и мы радостно спрыгиваем с постамента. Настало время встречи с еще одной достопримечательностью Парижа.
* * *
Ноэль не изменился внешне, но он у себя дома, и я чувствую это. Его дом Париж, он – француз, а я влюблена во все французское.
– Привет, сколько лет, сколько зим! – встречает нас на русском Ноэль и поочередно обнимает меня и брата.
– Привет, мы так рады! Париж – это просто сказка какая-то, такого мы даже и ожидать не могли, – спешу поделиться я на своем новом и окрепшем английском.
– Ух ты, ты так хорошо говоришь на английском, – замечает Ноэль.
– Практика помогает, – улыбаюсь я, но потом перехожу на русский, чтобы всем было комфортно.
Кампус Сите Университе поражает нас не меньше дневных достопримечательностей. Так я представляла себе настоящий студенческий кампус – наполненным жизнью. Вокруг нас красивые молодые студенты: они лежат на изумрудной и идеально подстриженной траве, бегут по дорожкам парка, играют в футбол, пьют пиво или усердно занимаются.
Хочется присоединиться к любому из них. Путь бегунов выстраивается между двух-трехэтажными кирпичными домиками, в которых до сих пор деревянные ставни и скрипучие лестницы, по которым когда-то поднималась к себе чета Кюри. Романтика этого места и этой жизни окутывает меня и распространяет свои сети на глаза, уши и сердце.
Меня тянет к Ноэлю, к его городу, его языку и его культуре.
Ночь с поскрипывающими половицами в одном из старых особняков помогает погрузиться в парижскую негу еще глубже.
* * *
Следующий день мы начинаем с Эйфелевой башни. С ее вершины.
Даже пространственно я все время рядом с Ноэлем – мы рядом на всех фотографиях, постоянно разговариваем. Будто и не существует Голландии, всех моих увлечений, моих разговоров с Мунибом.
Мы стоим на самой верхней точке башни и фотографируем наши руки – четыре руки: моя, Олеси, брата и Ноэля.
Через минуту мне приходит сообщение от Муниба:
«Привет, ну как там Париж? Я соскучился».
Я замираю с телефоном на этой воткнутой в небо башне, Муниб первый раз написал о своих чувствах ко мне. Соскучился? Я ощупываю слово языком.
Он что, почувствовал что-то?
Ноэль подходит ближе и показывает мне Монмартр, его направление, я немного щурюсь, ведь очки пока я ношу только на учебе. Ноэль встает очень близко, я решаю отправить ответ Мунибу позже.
* * *
Вечером, вернувшись в кампус, мы устраиваем пикник на траве с сыром и эльзасским рислингом. Устав, я откидываюсь на траву – посмотреть на звезды. Ноэль ложится рядом. Вино насыщенно вкусное, небо завораживающее, а наши головы с Ноэлем очень близко друг к другу. Условия идеальны для поцелуя. Я чувствую его тепло и завидую девочке из России, которая присоединилась к нашему пикнику: она живет во Франции уже второй год, а впереди еще два года бакалавриата. Ей можно сколько угодно терять время, но не мне. Мне нужно получать все, что только можно, до возвращения в Россию.
Ноэль смотрит на меня, я вижу каждую веснушку на его длинном носу, которым он только недавно так грациозно нюхал свой рислинг.
Наши руки едва касаются пальцами. Неподалеку слышится шептание брата и Олеси, они сидят, а не лежат.
Моего лица совсем не видно в тени брата, а лицо Ноэля освещается фонарями.
Я снова смотрю на небо и чувствую, как палец Ноэля едва подрагивает.
– Ну что, пойдемте спать? – вдруг возвращает нас так некстати брат к реальности.
Я поворачиваю снова лицо к Ноэлю, он делает легкое движение в мою сторону, а потом вдруг резко встает и протягивает мне руку.
– Я буду спать здесь, – смеюсь я и не хочу давать руку.
– Ты замерзнешь, – говорит Ноэль и вдруг затягивает «Ой, мороз, мороз».
Я смеюсь еще громче, но мне жаль, что он не решился меня поцеловать. Его рука очень горячая, он поднимает меня, упираясь двумя ногами крепко в землю, и делает вид, что это очень тяжело.
Я снова смеюсь, поднимаюсь, он совсем близко, но я тут же ухожу.
Мы идем вверх по лестнице Мари Кюри, скрипя половицами.
* * *
– Смотри, кто-то под дверь положил шоколадные яйца! – радостно кричит мне Олеся, она уже готова, а я все еще нежусь в кровати. Деревянный пол, три кровати неподалеку друг от друга, деревянный потолок, маленькое круглое чердачное окно. Я бы променяла все на свете, чтобы жить в таком общежитии, поскрипывающем историей.
– Сегодня же Пасха, – вдруг осеняет меня, ведь именно поэтому у нас долгие выходные для визита в Париж.
– Счастливой Пасхи, – говорит из коридора Ноэль. – К вам тоже приходил пасхальный банни?
«Это он принес шоколадные яйца?» – догадываюсь я, и мне хочется прямо в ночнушке, не умывшись, обнять Ноэля. Он даже подумал заранее и приготовил нам сюрприз.
– А мы ничего не приготовили, – сокрушается Олеся.
– Ничего, я потом поеду домой, там будет полно шоколада, все сразу еще и не съесть, – замечает Ноэль ласково. – Завтрак накрыт в моей комнате, спускайтесь, как будете готовы.
Ноэль уходит, а я вдруг понимаю, что вместо того, чтобы быть сейчас с семьей дома, он принимает гостей в Париже.
Пасхальный день мы проводим в Версале. Романтика Парижа там меня отпускает, и я ловко уворачиваюсь от неловкого объятия Ноэля. Я готова возвращаться в Нидерланды и понимаю, что наша следующая встреча с Ноэлем произойдет очень нескоро.
А еще шанс упущен, впереди отъезд.