Читать книгу Иллюзия свободы - Татьяна Окоменюк - Страница 5

Настя скользнула в новенькую смирновскую «Ауди». Денис повернул ключ зажигания. От удовольствия девушка закрыла глаза. Она обожала вылазки на природу в компании любимого. Подобные путешествия создавали иллюзию семейного отпуска, позволяя на время забыть об унизительном статусе любовницы. Жить на нелегальном положении, соблюдать конспирацию на работе, называть любовника по имени-отчеству, подсаживаться к нему в машину через два квартала от офиса – все это не добавляло Анастасии самоуважения и не сулило позитивных перспектив.

Дениса же положение вещей вполне устраивало. Детей он больше не хотел – Викуси ему хватило по самые брови. Непритязательная жена-домохозяйка не задавала лишних вопросов, не ограничивала его свободу, обеспечивала размеренность, покой и порядок семейной жизни. Она не рвалась в лидеры, не стремилась к светской жизни, не призывала к исполнению супружеского долга. Сидела себе перед телевизором и вязала крючком салфетки размером с парашют. А еще пекла трехэтажные торты, пироги и плюшки с корицей, пасла неуправляемую дочку и невменяемого кота. Время от времени переставляла мебель, согласно правилам фэн-шуй, читала женские романы и горько плакала над несчастной судьбой какой-нибудь героини.

А Настя… была «походно-полевой женой». Шустрая, остроумная, легкая на подъем, не обремененная детьми и хозяйством, молодая и красивая, она, подобно щебню, заполняла собой пустоты в бутовой кладке уже имеющейся строительной конструкции. Девушка была в курсе всех дел любовника, лучше, чем он сам, ориентировалась в его рабочем графике, понимала шефа с полувзгляда. Став необходимой в работе, она постепенно превратилась в часть личной жизни Смирнова: влияла на настроение, корректировала планы, являлась соратником и талисманом.

Денис не мог отказаться ни от одной из этих двух женщин. Он любил обеих. Правда, по-разному. Жену – спокойно, по-родственному, Настю – страстно и обжигающе. Первая была его тылом, тихой гаванью, местом отдохновения от мирских забот. Вторая – фронтом, не позволяющим опуститься, расслабиться, потерять инстинкт самца и бойцовские качества.

Мужчина четко осознавал, что сохраняет равновесие, лишь благодаря этим разным полюсам. Притянись он к одному из них – и жизнь его накренится, как Пизанская башня. Не падет долу, нет, но перекособочится до безобразия.

Настя же хотела определенности и очень надеялась, что этот их «семейный» отпуск поставит все точки над Ё. Полторы недели – это много. Никогда столько они вместе не отдыхали. Обычно день-два, от силы три. Если, конечно, не считать двухнедельного пансиона в Хургаде. Так Настя его за отдых и не считала, поскольку в Египет Смирнов взял с собой Вику – «девчонка должна увидеть пирамиды».

Но та на них смотреть не возжелала, так же, как и на знаменитую маску Тутанхамона в Каирском музее. «Не прикалывает! – фыркнула она отцу. – На верблюде двугорбом хочу! С дельфинами в аквапарке поплаваю. На планере – над пустыней. Сафари на квадроциклах – тоже ништяк».

Большую часть отпуска наследница кисла в бассейне и скупала на восточном базаре все, что видели ее глаза: цветные шорты с дурацкими аппликациями, разномастные браслеты, маски чудовищ, обереги, «старинные» медальоны, алебастровые статуэтки кошек, меховые фигурки верблюдов, глиняные сердечки, магниты, брелоки, скарабеи из поделочного камня. Причем, в количествах, превышающих все санитарные нормы.

Смирнов безропотно оплачивал этот китч, воспротивившись лишь однажды, когда дочь с криком: «Бомбово!» уцепилась в мусульманский купальник под названием «буркини». Изделие представляло собой плотный гидрокостюм, оставляющий открытыми лишь лицо да ступни.

– Ты что перегрелась? – поднял он вверх солнцезащитные очки. – Это же скафандр! Куда ты его наденешь?

– В бассейн, по приколу. Хочу, чтоб наш физрук подавился своим свистком.

– Не выдумывай! – повысил голос Денис. – Марш за мной!

– ЗашЫЫЫбись! – взвыла Вика сиреной. – То, чего требует дочка, должно быть исполнено. Точка!

Что интересно, Денис тут же вернулся и купил дочери облюбованную ею вещь. Он не знал, что свидетелями этой сцены стали гулявшие по рынку Настя с Альбиной.

Алька лететь в Египет категорически не хотела, но без нее не полетела бы и Настя.

– Третий – лишний! – бросила девушка Денису, намекая на неуместность присутствия Вики в их экзотическом вояже.

– Какая же ты лишняя? – удивился тот, не допуская и мысли, что речь может идти о дочери. – Ты очень необходима. А чтоб тебе там было не скучно, возьми с собой Альбину. Пусть походит на SPA-процедуры, поездит на экскурсии, расслабится с каким-нибудь горячим местным кадром. А я при первой же возможности буду являться к тебе в номер.

– Исключено. Я не девушка по вызову! – отрезала Настя, но уже через час уламывала подругу лететь с ней в Хургаду.

Та согласилась с большой неохотой, считая поездку в подобном составе унизительным фарсом, и оказалась права. Побыть наедине с любимым Насте удалось раза три, да и то недолго. Смирнов боялся оставить дочь без присмотра. Он сопровождал ее на пляж, экскурсии, дискотеки и шоу-программы. У самой Вики отцовский конвой энтузиазма не вызывал, но в этом вопросе Денис был непреклонен – «нечего в „Муслимии“ искать приключения на свою задницу».

В общем, отпуск этот удовольствия Насте не принес, одни неприятности. Она обгорела на солнце. Наступив на морского ежа, две недели хромала. От халявы «все включено» поправилась на пять килограммов. Получила ожог от огромной медузы, которую, по неопытности, приняла за сдувшийся буек. Поссорилась с Альбиной, сказавшей ей в сердцах: «Не любит он тебя – потребляет под настроение. Псих ты, а не психолог, если этого не замечаешь».

И вот сейчас ей наконец представилась возможность не только насладиться обществом любимого, но и выяснить его планы относительно развития их отношений.

Ровно и упруго урчал мотор, по салону струилась мягкая музыка легендарного шведского дуэта «Роксет».

– Классная машинка, – отметила Настя. – Ход мягонький, рулежка – хоть мизинцем крути, движка вообще не слышно. И чувствую я себя в ней абсолютно защищенно.

– Ты о подушке безопасности? – вскинул голову польщенный похвалой Смирнов. – Согласен. Это тебе не иконка, являющаяся единственной защитой отечественной жестянки. Впрочем, и эта лошадка – далеко не предел мечтаний.

– А что же предел?

– Швейцарцы представили на Женевском автосалоне новый концепт Сенсо за сорок тысяч гринов. Его интерьер меняется в зависимости от настроения водителя. Электроника измеряет биометрические данные человека, сидящего за рулем, а затем подстраивает окружающее пространство под его настроение. Если Сенсо фиксирует учащение сердечного ритма или раздраженность, салон тут же окрашивается в успокаивающие тона. То же самое происходит с музыкой и запахом. А стоит водителю вздремнуть, сидение сразу будит его вибрацией.

«Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах!» – затарахтело что-то по днищу автомобиля.

– Бедная подвеска, – вздохнул Денис. – В России на вибрации можно экономить. Тут и захочешь – не уснешь.

Настя выглянула в окно – они уже были за городом. Машину трясло на ухабах и выбоинах. Грунтовая дорога выглядела так, будто ее прицельно бомбили: вспученный грунт, наполненные льдом морозобойные трещины, ямы через каждые десять метров. Венки на обочинах красноречиво свидетельствовали о людской беспечности и регулировали скорость гораздо эффективнее дорожных знаков.

– Помнишь, я в прошлом году в Белоруссию ездил? – задумчиво произнес Смирнов.

Настя кивнула.

– Так вот, тамошние дороги гладкие, как стекло. Я видел, как их ремонтируют: сначала кладут фундамент, потом песочную подушку, следом – арматуру из металлической сетки. Последнюю чем-то заполняют и только потом заливают асфальтом. А у нас что? Щебенка! Вот и хватает новой машины на год-два. Миллионеры, блин! Правильно говорят англичане: «Русские называют дорогой то место, где они собираются проехать».

Девушка закрыла глаза. Пейзаж за окном не радовал: не январь, а черт-те что. Частые оттепели и дожди превратили зимнее убранство улиц в водянисто-серую жижу, которая при замерзании придавала дороге вид стиральной доски.

Нет бы морозец ядреный, снежок пушистый, переливающиеся на солнце крахмально-белые сугробы. Чтобы в снежки было можно поиграть, на санках с горы съехать, на лыжах покататься.

– Дэник, ты к лыжам как относишься?

– Резко отрицательно! – буркнул тот, растирая пальцами правое ухо.

От удивления Анастасия открыла глаза. Ей казалось, что о пристрастиях и антипатиях Смирнова она знает все. Ан нет!

– Почему?

– Печальная история. Не люблю ее вспоминать.

– Дэнчик, миленький, расскажи! Умираю от любопытства, – запрыгала девушка мячиком.

– Ладно, слушай, – почесал он теперь уже левое ухо. – Учился я тогда на втором курсе. На зимней студенческой спартакиаде сбился с лыжни и попер фиг знает куда. Мороз в тот день был просто зверский. Несколько часов я блудил по лесу, но таки выбрался и, совершенно обессиленный, показался на финише. Напуганный физрук тут же усадил меня в свой «Москвичок» и отвез в травматологическое отделение горбольницы. Там я был смазан густой, крепко пахнущей мазью, перебинтован и оставлен до утра.

В полночь начались нестерпимые боли, поднялась температура. В башке гремели колокола. Уши горели огнем. Время от времени я впадал в сумеречное состояние. Иногда совсем отключался. Под утро сознание прояснилось. Чувствую – разбинтован. Открываю глаза, а вокруг меня – толпа Айболитов. Консилиум, так сказать. С грустью смотрят на мои уши, тихо переговариваются по-латыни. И тут мой слух выхватывает фразу по-русски: «Не согласен, коллега! Левое можно сохранить».

«Неееет!» – заорал я изо всех сил.

По распоряжению доктора, сестра попыталась ввести мне успокоительное. Я решил, что меня хотят усыпить и отвезти в операционную. Кричал, брыкался, никого к себе не подпускал. Пожилой доктор с козлиной бородкой стал объяснять мне, что такие операции проводятся только с письменного согласия больного или его родственников, если он сам находится «в отключке».

«Ага, – думаю, – нашел дурачка. Зубы мне сейчас заговорит, потом локаторы скальпелем отпилит и псам больничным скормит – вон их сколько по двору шатается».

У Насти от смеха на глазах выступили слезы.

– Нет, ты только прикинь, – взывал Денис к ее сочувствию, – в восемнадцать лет без ушей остаться!!! Прям, как в дебильной песенке:

Помнишь такую? Хотя… Что ты можешь помнить, малявка? Это – фольклор моей юности.

– И что было дальше? – захлебывалась девушка в хохоте.

– Дальше? Мне вновь наложили повязки, и я перестал слышать. А утром следующего дня состоялся повторный консилиум. Доктора удивленно переглядывались, цокали языками. По их реакции я понял: кризис миновал. Наступил период интенсивной терапии: облучение, прогрев, уколы, мази. Первую неделю страшно болела шея. Уши были такими тяжелыми, что тянули голову вниз, Чебурашке такое и не снилось.

В итоге, я таки пошел на поправку. К концу зимних каникул из стационара был выписан, но еще долго ходил на перевязки и процедуры. Когда окончательно сняли бинты, уши мои оказались тонкими, как папирус. Они просвечивали насквозь и долго оставались гиперчувствительными к холоду. Даже в августе без шапки я не мог выйти на свежий воздух.

В общем, беда пронеслась мимо, и жизнь снова стала казаться мне прекрасной и удивительной. Но лыжи с тех пор люто ненавижу. Как услышу это слово, так сразу начинаю уши чесать. Психосоматика, как ты любишь говорить.

Подъезжая к границе Самарской области, отпускники заметили, как резко изменилась картина за окном. Не было ни пронизывающего ветра, ни слякоти – лишь тихая пороша. Мягко падал невесомый искристый снежок. Деревья выглядели совсем, как на рождественской открытке. Народ находился под впечатлением быстро промелькнувших праздников. Неуверенной походкой куда-то двигались изрядно поддатые мужички. Нестройно пели молодежные компании. Весело визжали извалявшиеся в снегу дети. Деловито трусили по своим делам разномастные дворняги в воротниках из серебристого дождика – то ли сами запутались в выброшенных елочных украшениях, то ли местные «эстеты» поприкалывались. На столбах болтались афиши прошедших новогодних концертов. В окнах домов красовались праздничные декорации, которые хозяевам не хотелось снимать до Старого Нового года. В закрытых ларьках все еще висели приклеенные к стеклу объявления: «Питардов нету!». Через каждые триста метров вдоль дороги стояли огромные щиты с «письмами Деду Морозу». На одном из них Анастасия успела прочесть: «Дорогой Дедушка Мороз! Не выпускай, пожалуйста, „оленей“ на дорогу! Игорь Гаврилов, 42 года, инспектор ГИБДД».

Глядя на мелькающие в заоконном пространстве праздничные атрибуты, Настя заметно скисла. Уже пять лет она проводила «самый веселый семейный праздник» в полном одиночестве. Можно было бы принять приглашение кого-то из знакомых, но ее голову не покидала мысль: «Вдруг Смирнову удастся смыться к ней от семьи хотя бы на часик?». Но вместо Дениса всегда приходил посыльный в костюме Деда Мороза с изготовленным по индивидуальному заказу тортом, фруктами, шампанским и роскошным букетом из орхидей. Он произносил банальности о новом счастье, которое обязательно привалит ей в будущем году, и удалялся к следующему клиенту. Настя же чокалась со своим отражением в зеркале и плакала от бессилия что-либо изменить.