Читать книгу Тучи и солнце - Татьяна Викторовна Нартова - Страница 3

Как глупо все и примитивно. Неровный крупный детский почерк

Ни в склад, ни в лад, почти без рифмы, как прежде, встречу мне пророчит.

Меж описаний каждодневных так мало слов осталось важных:

«Ждала сегодня перемены», «Его встречала утром дважды».

Не передать уже чернилам глазами те прикосновенья,

Что управляли целым миром той, что почти ушла в забвенье.

Не передать тех ожиданий и дум бесхитростных стремленья,

Ни чистоты переживаний. Теряют полноту мгновенья.

О, город, город мой осенний, храни ты девочки признание,

Как приговор, без сожаленья. Читать его мне наказанье.

В такой обыденности слова мелькает целая стихия.

Неповторимую основу таит непознанное имя.

Распотрошенная могила. На край ее вступив чрез буквы,

Ни черепа я вижу мину: дрожащие от счастья губы.

Но как же мало, как мизерно… Рука твоя остановилась.

О, город, сохрани нетленно всего два слова: «Я влюбилась».

6 марта 2012, вторник.

У Ани было отвратительное настроение. Еще со вчерашнего вечера она почувствовала, как задыхается. От этой пронзительной синевы неба в разрывах туч, от едва уловимого запаха земли, от все более громкого щебетания птиц по утрам. Где-то внутри ворочался огромный валун, давивший на внутренности. Ощущение, уже ставшее привычным.

Девушка шла, не отрывая глаз от дороги; выпавший неделю назад снег превратился в ледяные бугры. Неосторожно поставишь ногу, и в следующий момент окажешься лежащим на спине. В дворники, наверное, берут одних садистов. Так и чудится, что они выглядывают из кустов, ожидая, пока очередной невнимательный прохожий оступится. Иначе как объяснить такую халатность?

Думая о таких вот глупостях, Аня не заметила приближающегося к ней человека. И лишь когда ее ощутимо тряхнули за плечо, вздрогнула. От неожиданности сердце ушло в пятки, при этом продолжая громко биться где-то в районе ушей. Потеряв равновесие, Анна громко взвизгнула, чувствуя, как ее подхватывают под руки, не давая приземлиться на жесткий асфальт.

– Стой! – Глеб кое-как смог вернуть ее в вертикальное положение. – Ты чего так пугаешься?

– Задумалась, – отчего-то шепотом пояснила Аня. – А ты чего со спины подкрадываешься?

– Я тебя окликал несколько раз! – возмутился рыжий.

Только сейчас девушка смогла рассмотреть его как следует. Она много раз читала и слышала о том, как может подвести собственный мозг. Из всего того, что мы видим, хорошо, если половина является правдой. Остальное достраивается из кусков прошлого опыта. Словно реставратор, людское сознание вставляет камешки в древнюю мозаику, руководствуясь лишь нечеткими следами, оставленными утерянными фрагментами. Мы не фиксируем то, что происходит на периферии зрения, почти не обращаем внимания на незначительные для нас детали. Мы проживаем жизнь, даже не осознавая того, что часть ее – лишь плод нашего воображения.

Нет, волосы Глеба как были похожи на языки беспокойного пламени, так и остались. Но вот ресницы оказались намного темнее, почти черными. И почему Аня решила, что они должны быть непременно одного тона с шевелюрой? А глаза? Раньше она не задумывалась, какие у Глеба глаза. Оказалось такого же глубокого цвета, как зрелые конские каштаны, которые девушка любила собирать в сквере неподалеку от университета. На мгновение их затмили другие, светло-ореховые, а земля под ногами угрожающе поехала куда-то вбок. И уже не из-за льда.

Аня терпеть не могла это ощущение: словно перед ней открывается огромная дыра, и она летит сквозь время, не в силах остановиться. Мир пропадает, сменяясь давно забытыми звуками и запахами, а конечности снова начинают трястись.

– Что ты хотел? – постепенно приходя в себя, спросила она. Вышло неожиданно резко.

– Просто увидел тебя, решил поздороваться.

– Ага. Как Артем? – слова подбирались с трудом, словно девушке приходилось заново учиться говорить после инсульта. Мысли путались, и больше всего хотелось, что бы ее оставили в покое. Но воспитание – вещь дурная: как не сопротивляйся, а последствия останутся.

– Лучше всех. Все уши мне прожужжал, когда я с тобой куда-нибудь схожу.

– Надо же… это совсем не обязательно. Скажи ему, что я очень благодарна за заботу, но не хочу, что бы со мной носились, как с хрустальной вазой. К тому же и ходить-то сейчас особо некогда. Контрольные, тесты, доклады. Преподы как сговорились, все в одну неделю впихнули, – постепенно разговорилась Аня.

– Может, на следующей неделе? – бросил парень. Слишком равнодушно.

– Не знаю. – Интересно, а какой ответ ему нужен? – Давай начистоту. Спасибо за то приглашение на киносеанс и за прекрасный вечер. Но я вижу, что тебе со мной скучно. Я странная, закрытая, с кучей тараканов в голове. И ты не обязан страдать из-за дурацкой идеи Артема.

Аня боялась посмотреть на соседа. Она и сама не поняла, как смогла произнести столь откровенную речь. Щеки вспыхнули. Ох, видел бы сейчас ее профессор, читавший им лекции по органической химии! «Вгони кровь в щеки! – говорил он опоздавшим. – Сделай хоть вид, что тебе стыдно!» Но Ане было вовсе не стыдно. Скорее страшно. И так хотелось услышать в ответ слова утешения.

– Значит так… – В голосе Глеба не было облегчения. В нем вообще ничего не было. Пустой набор звуков, лишенных какой-либо эмоциональной окраски.

– Мне домой надо. – Почти на грани слышимости.

Жаль, конечно, ведь ее исследование провалится. Но что делать? Она с самого начала сомневалась в успехе Димкиной затеи.

– Аня, погоди. Вот же черт! – Глеб стукнул кулаком по ноге.

Он не любил разбирать свои чувства по косточкам, искать причины, долго копаться в себе. Его считали холодным и поверхностным, но сам парень предпочитал слово «обстоятельный». Он всегда поступал сообразно ситуации, опираясь на правила, установленные обществом и собственную совесть. Но сейчас Глеб понял, что не может ограничиться сухим: «Что ж, ты права. Прощай!» – ибо это было жестоко, к тому же, не вмещало в себя всю правду.

Да, Аня совершенно его не привлекала. И как девушка, и как собеседник. Да, рыжему было скучно с ней. Ему было некогда полировать эту вазу, выставлять на свежий воздух. Глеба даже не интересовало, почему Анна ведет такой образ жизни, почему родители Смирновой так трясутся за свою дочь. Но… Стоило парню дойти до этого самого «но», как он начинал злиться. Даже сейчас, стоя рядом с соседкой, Глеб не мог понять, какая сила мешает ему оставить ее.

– Все совсем не так, – выдал он, наконец.

– Врешь… – покачала головой Аня. – Ну, и ладно. Забей. Я не обижаюсь. Знаешь, как Катька говорит? Есть люди плохие, есть хорошие. А есть плоские. Первые цепляют своей гордыней и злобой, завистью, дурным поведением. Вторые – жизнерадостностью, внимательностью к другим, трудолюбием. А плоские люди могут быть любыми, хоть золотыми в серебряную крапинку. Но их просто не видят. Они лежат под ногами, по ним ходят каждый день, как по лиственному ковру. А потом очередной порыв ветра поднимает их ввысь и уносит из чьих-то жизней. Я плоская, Глеб. Я – человек-невидимка. Обо мне помнят, пока я шуршу под ногами.

Девушка вымученно улыбнулась. Нет, она не пыталась разжалобить рыжего, не надеялась вызвать в нем чувство вины. Хотя Аня отлично справлялась с ролью покинутой всеми святой мученицы, сейчас в ее глазах стояли настоящие слезы. Ей просто надоело чужое притворство. А еще больше – чужая жалость.

– Ань… – Удивительно, но всегда медлительная соседка вдруг рванула от Глеба с крейсерской скоростью. Молодой человек поспешил за ней, но почти у самого подъезда остановился. Он по-прежнему не знал, что сказать.

2 декабря 2002, понедельник.

Перемены. Десять, а то и пятнадцать минут. Все школьники любят эти минуты, считают последние колебания стрелки, чтобы всей толпой вырваться на свободу из душных классов. Аня ненавидит перемены. Ей некуда деваться, нечем занять свою голову и руки. Ей мешают крики одноклассников, их возня за спиной.

– Разуй глаза! – тычок под ребра заставил девочку недовольно сжаться. Катя никогда с ней не церемонилась.

– Отстань.

– Посмотри туда!

Пришлось послушаться. Аня проследила за движением указательного пальца подруги и замерла. Он. Стоит, болтая с каким-то парнишкой. Наверное, они учатся в одном классе. Настроение у обоих отличное, вон, как улыбаются. Жаль, льющийся из окна свет не давал все хорошенько рассмотреть, а постоянный гомон – узнать, что его так развеселило.

Она далеко не первый раз натыкалась на брюнета. Наблюдала, как он переобувается перед занятиями. Сталкивалась в коридорах. Встречи мизерно короткие, словно вспышки среди сплошной серости.

– Кажется, у него география сейчас.

– С чего ты взяла?

Аня старательно делала вид, что занята разглядыванием собственных ногтей. Не хорошо пялиться на человека. Даже если каждая секунда, когда ее взгляд направлен на него, причиняет боль. А вот Кате, кажется, плевать на всякие правила. Она в открытую скользила по фигуре юноши: вверх – вниз, вверх – вниз… Словно сканировала, отпечатывая в собственной памяти.

– Я видела, как он выходил из сорок второго кабинета. Эй, у меня появилась идея! Давай-ка посмотрим в расписании, в каком он классе.

– А разве новое уже вывесили?

Совсем недавно им переставили многие предметы. Каким-то просто поменяли очередность, а некоторые и вовсе перенесли на другие дни. Теперь в головах подружек творилась путаница, и приходилось по пять-десять раз на дню лезть в дневник.

Впрочем, как выяснилось, даже у этой неразберихи были плюсы. Не успели девочки приблизиться к огромному щиту, как сзади раздались голоса:

– Посмотри, что у нас завтра.

– Сейчас.

Ане показалось, будто все ее тело окаменело. Она едва смогла повернуть голову, чтобы встретиться с ошалевшим взглядом Кати. Какое уж тут расследование! Главное не упасть. И в обморок не хлопнуться.

– Так.

Удивительно, но подруга смогла взять себя в руки. Во всяком случае, голос ее почти не дрожал. А вот Аня даже не рискнула открывать рот. Строчки расписания расплывались перед глазами, знакомые буквы совсем не хотели складываться в слова. Внутри все кипело, тогда как руки стали холоднее льда.

Девочка приподнялась на цыпочки, надеясь хоть что-то разобрать в хороводе чернил. Какой-то звук отвлек ее от расписания. Намного позже она поняла – это был смешок. Его смешок. Инстинкт сработал за Аню. Голова дернулась к источнику возмущения, а в следующий миг мир сузился до смотрящих на нее светло-ореховых глаз.

9 марта 2012, пятница.

Мысли материальны. Это утверждение Глеб слышал ни один, и не два, а множество раз за свою жизнь. И каждый раз думал: «Бывают же дураки, которые в это верят!»

Он вообще мало во что верил. Там, где его приятели подозревали руку судьбы, рыжий видел обычное стечение обстоятельств. Про всевозможные талисманы, счастливые числа и прочий трансцендентный хлам и говорить было нечего.

Когда Глеб садился в машину, перед его лицом все время мельтешила ниточная кукла, раскачивалась на своей длинной веревке, смотрела на пассажира своими бисеринками. В то время они казались ему красивыми, теперь – снились в кошмарах вместе с желтыми косичками и приближающимся светом фар. Бабушка говорила, что кукла оберегает их. Она ошибалась.

И все же сегодня уверенность Глеба пошатнулась. Стоило ему с утра натолкнуться взглядом на номерок соседской двери, как больше ни о чем парень не мог думать. Клиентки в мастерской оказывались либо Аннами, либо блондинками. А когда Глеб пошел перекусить во время перерыва, то едва не столкнулся с каким-то парнишкой. Все бы ничего, если бы не его свитер точно такого же цвета, что и шапочка соседки.

Мысли не материальны. Их сил не достаточно, чтобы сдвинуть предмет или вызвать дождь на поля. Но некоторые из них подобны маленьким магнитам, притягивающим события и людей, связывающих множество намеков в единую паутину. Некоторые мысли подобны узлам. И порой проще пустить пулю в висок, чем распутать такой узел.

Вселенная молча курила кальян, выпуская дым далеких туманностей, и скалила острые, как у лангольеров, зубы. Смотрела, как бедный Глебушка мучается, и кидала ему на макушку новый камешек. Под конец рабочего дня несчастный парень едва ли не физически ощущал вспухающую на голове шишку.

«…И ей лучше быть невидимкой. Подумаешь, мир не заметить слез…» Слова популярной песенки, разносившейся по салону маршрутки, заставили его вскочить с места и броситься к дверям. Плевать, что выйдет на три остановки раньше!

– Ты чего такой красный? – поинтересовался с порога Артем. – Может, тебе водички принести?

Друг по-турецки сидел на диване, что-то печатая в ноутбуке. Рядом на табурете лежал недогрызанный кусок сыра, и стояла кружка с чаем. Глеб едва не опрокинул ее, приземлившись возле Темы.

– Ты веришь в призраков?

– Глеб, померь-ка температуру. Кажется, у тебя начался бред, – тон у Артема был насмешливый, но лицо при этом стало совершено непроницаемым. – Какие призраки?

– Аня…

– Ты о нашей соседке? – Кивок. – Она же жива, вроде. Или я чего-то не знаю?

– Темыч, я серьезно. Я с утра ни о ком другом думать не могу. Такое ощущение, что она меня преследует. Куда ни посмотри, везде напоминания об этой девице. То одно, то другое. Чинил сегодня клиенту монитор, так у него заставка на рабочем столе, знаешь, какая? – Не дождавшись ответа, Глеб полушепотом выдохнул: – Листва. Долбанная осенняя листва!

– Не вижу связи.

– Зато я вижу! – с чувством воскликнул рыжий. Потом схватил кружку, сделал большой глоток и чуть не выплюнул все обратно на пол. – Что это такое?

– А что? Вполне приличный чай. Мне понравился. Я копался в шкафчике, думал, что бы такого интересного заварить, а потом на него наткнулся. Хлеб, челюсть-то подбери. И объясни, наконец, что опять не так? Не надо было трогать, да?

– Вот… – Глеб мрачно покосился на остатки жидкости в кружке. Только теперь он заметил, что в комнате пахнет как-то иначе. Вместе с поднимающимся паром, в нос проникали запахи корицы, гвоздики и мандаринов. – Аня принесла, а я сунул подальше и забыл. И о ней забыть хотел…

– Чего ты там бормочешь?

– Тема, а что девушкам сейчас дарят?

– Кхе-кхе. – Артем от такой неожиданной смены разговора едва не подавился остатками сыра. – Чем дальше в лес… Как будто ты с девушками никогда не встречался!

– Я не про то. Что дарить девушке, с которой не собираешься переспать?

– Погоди. Дай мне минуту. По-моему, в твоем вопросе есть лишняя частица «не», так? Нет? А тогда зачем делать подарок?

– Кончай со своими шуточками. Я ее обидел. Не хотел, а обидел. Не зная, что она за человек, даже не пытаясь это выяснить…

– Ты о ком?

– Да об Анне.

– Обозвал? – не понял Артем.

– Хуже. Дал понять, что мне она безразлична. Что хочу свести наше общение до уровня «привет – пока». А Аня мне такое выдала…

– Странный ты, Хлеб. Мне Анька показалась вполне милой. Может, зажатой слегка, это да. Но она не дура. И вроде, не злюка какая-нибудь. Не красотка, конечно. Но чтобы так сразу отшивать ее, это ты, брат, погорячился. Тем более с твоим «умением» сходиться с людьми… Хочешь, я тебе дам совет?

– Давай, – согласился Глеб. Он более-менее пришел в себя, и только легкий привкус пряностей мешал окончательно успокоиться.

– Тебе надо с ней подружиться. Вы оба такие…

– Интроверты?

– …улитки. Не знаю, чего Анька такая, но ты точно забился в свою раковину и никого не хочешь пускать. Я не говорю: «Вперед, расскажи ей все! Выверни душу наизнанку!» Но тебе нужен кто-то, с кем ты можешь просто общаться. Понимаешь? О книгах, о политике, о спорте.

– У меня есть с кем поговорить. Вот ты как приходишь, так рот не закрываешь, – возразил рыжий. – И что толку мне с этого?

– Вот именно, что говорю в основном я. На западе люди большие деньги отдают, чтобы их выслушали. Думаешь, это просто так, для хохмы?

– Тем, не начинай. Знаю я твою лекцию о пользе душеспасительных бесед, – скривился Глеб. Жизнь шла своим чередом, и у него все было хорошо. Во всяком случае, ни в каких психоаналитиках он явно не нуждался.

– Что именно Анька тебе, как ты выразился, выдала? – сменил тактику Артем.

– Сказала, что понимает меня. Не обижается. Мол, она из категории плоских людей. Ее никто не замечает, все проходят мимо. Сравнила себя с листвой под ногами. Шуршит в чужих жизнях, а ветер перемен подует, и все о ней забыли. Я вот тоже, получается, потоптался по ней. Ты знаешь, когда Аня пришла с этим своим чаем, я подумал: «Какое у девушки самомнение. Хочет таким способом меня закадрить».

– Конечно, ты-то у нас жених видный! – хохотнул Тема. – Тем более, Хлеб, ты слышал, что ее подруга сказала? Анька все время дома сидит, ей общения не хватает. А ты сам себя в четырех стенах запер. Так дело не пойдет. Я тебе недаром всю неделю твержу – своди ее куда-нибудь!

– Тем, за Гришкой кто смотреть будет? Его же нельзя сюда перевезти. Ты знаешь, мне страшно туда ходить. Видеть его таким. Да еще, стоит мне к нему войти, сразу начинаются разговоры о деньгах. А та парочка из моей квартиры арендную плату уже два месяца не платит.

– Так выгони их! Найдешь других.

– Не могу. У них только ребенок родился, – признался рыжий.

– Нет, Глебушка. Это не приведения, это твоя гиперактивная совесть, – покачал головой его друг.

Парни надолго замолкли. Слышно было, как ветер свистит, запутавшись в голых ветвях. Где-то наверху работал телевизор, а за стеной отсчитывали секунды большие часы. Тема был прав. Он частенько оказывался прав, что очень бесило Глеба. Рыжий и раньше не отличался легкостью характера, а за последние четыре года и вовсе превратился в настоящего буку.

– И все-таки, что можно Ане подарить? – вернулся к главной проблеме Глеб.

– Во-первых, извинись перед ней.

– Я уже задолбался извиняться. Сначала извинюсь, а потом опять какую-нибудь гадость скажу. Замкнутый круг какой-то.

– Если реально хочешь наладить отношения, никаких конфет, цветов и прочих банальностей. Подарок должен быть без намека, а то еще больше обидишь. Подари ей какую-нибудь безделушку. Девушки любят всякие статуэтки, брелочки и прочую чепуху в том же роде. А, вообще, лучший подарок – это подарок, сделанный своими руками. Вот, точно! Что ты делать умеешь? – оживился Артем.

– Я в школе из пластилина неплохо лепил. Выжиганием занимался. Но это как-то, не знаю, совсем глупо.

– Ничего не глупо. Все зависит от идеи и качества исполнения работы. Я тебе направление дал? Дал. Осталось совсем немного: придумать, что конкретно ты хочешь сотворить.

4 декабря 2002, среда.

Новое расписание круто поменяло жизнь девочек. Бесконечные уроки так и остались скучной повинностью, но вот перемены превратились в настоящий подарок небес. Теперь взгляд Ани был постоянно прикован к окнам, а Катя зорко отслеживала всех проходящих по коридору. Иногда им удавалось засечь, как Он выходит из дверей школы, пересекает внутренний дворик и скрывается где-то за пределами видимости. А уже через пару-тройку минут юноша проделывал обратный путь, даже не подозревая, что находится под прицелом двух пар глаз.

– Ты принесла лезвия? – Катя нетерпеливо прохаживалась рядом с закрытым кабинетом биологии.

– Да. И картошку. – Разговаривать совершенно не хотелось.

За полтора месяца Аня научилась предчувствовать Его появление. Буквально видеть затылком. Например, совсем недавно, когда она шла сюда утром, что-то дернуло девочку изнутри, как кукловод дергает марионетку, и она с внезапной ясностью поняла: сзади идет Он. Словно кипятком плеснуло на оголенные нервы.

Со временем обычное местоимение стало для Ани настоящим именем. И в мыслях девочка писала его с большой буквы, выделяя особым тоном в разговоре.

Неким ореолом секретности и святости был окружен и сам образ паренька. Одной половинкой своего существа Аня понимала, что ничего особенного в нем нет. Вон, по школе сколько таких подростков ходит! И красивее, и, наверное, лучше по характеру. Но вторая половинка, та самая, что неожиданно просыпается в каждом ребенке, когда тот начинает превращаться во взрослого, твердила одно и то же. Это все не важно. И никто не важен, кроме Него.

На этот раз уже Ане пришлось срочно тормошить подругу. Кабинет открылся, и неугомонные дети рванули внутрь, толкаясь и шумя. Девочки предпочитали не торопиться и слегка задержались на пороге. Как всегда вовремя. Уже прозвенел звонок, когда Он прошел мимо.

– Пойдем, Ань, – заметив приближающуюся учительницу, потянула ее Катя. Аня быстро кивнула, ныряя вслед за остальными одноклассниками.

Уже в девять лет девочка твердо решила: она будет агрономом. Так и заявила своим родителям, когда они однажды проезжали мимо аграрного университета.

Постепенно ее приоритеты несколько изменились. Копаться в земле стало не так интересно. Теперь Аня представляла себя в какой-нибудь лаборатории, создающей новые, доселе невиданные сорта. Дома девочка выращивала подсолнечник в горшке, мечтая через пять-семь поколений получить новую карликовую разновидность.

В младших классах ее любимым предметом был окружающий мир, а получив книги для шестого класса, Аня первым делом залезла именно в учебник по ботанике.

Тем сильнее было разочарование ребенка от уроков биологии. Аня тихо ненавидела мрачный класс с черными лакированными партами и вечно недовольного педагога, любившего одну и ту же тему мусолить по несколько недель.

Но сегодня ей было уже не до занятий. Она ничего не видела перед собой, щеки горели, а на лицо наползала широченная улыбка.

– Эй, перестань лыбиться! – В отличие от подруги, Катя контролировала свои эмоции гораздо лучше. – Надежда идет.

Аня старательно прикусила нижнюю губу. Иначе никак нельзя было удержать ту на месте. Все было бы ничего, но девочки сидели прямо перед учительским столом и были как на ладони.

Кое-как собрав мимические мышцы в подобие безразличной мины, Аня попыталась вникнуть в объяснения очередной лабораторной работы. Сегодня они изучали накопление крахмала в клубнях картофеля. Надо было сделать тонкий срез и аккуратно обработать его йодом. Но вместо йода на картошку неожиданно хлынула кровь из порезанного большого пальца. Аня даже не поняла, как лезвие пропороло кожу, ранку тут же защипало. Девочка быстро сунула пострадавшую кисть в карман, нащупывая платок.

Мать вечно клала по несколько носовых платков, не преминув каждый раз напомнить, где те находятся. Дочь злилась, закатывала глаза и старательно повторяла: «Хорошо, мам». Надо же, и от этой надоедливой женщины порой бывает польза!

– Ты чего?

– Палец порезала.

– Все-то у тебя не так, как у людей, – посетовала Катя, сама принимаясь за нарезку картошки. – Как ты думаешь, мы Его завтра увидим?

– Обязательно, – заматывая под столом палец, откликнулась Аня.

10 марта 2012, суббота.

Пробежав глазами оглавление, Анна открыла учебник на нужной странице. Девушке предстояло за выходные сделать огромную презентацию, выучить пути превращения жирных кислот в организме и составить план урока. Вот с последнего задания она и начала. Сидящая рядом Катя что-то выписывала в тетрадку из книжки с загадочным названием «Как ребята программировали игру "Африка" на языке Паскаль» и нарисованными зверями на обложке.

– Я думала, ты серьезным делом занята. А ты, я смотрю, сказки читаешь, – заметила Аня.

– Это не сказки. Это пособие для детей старше десяти лет, между прочим, – огрызнулась в ответ подруга.

– Ого! А тебе в нем все слова понятны?

– Отвали. Сама вон книжечку для детского сада читаешь, – кивнула в сторону учебника «Биология: Бактерии. Грибы. Растения» Катенька. – Нафига тебе литература для школьников?

– Методика преподавания биологии. Надо по одному из параграфов составить план урока. Что рассказывать детям, как опросить максимальное число человек за сорок минут, еще и тест или контрольную составить для проверки. Знаешь, я впервые начала сочувствовать нашим преподам. Сколько же им, бедным, приходилось бумажек писать! Все эти планы, характеристики, отчеты по успеваемости… Тонны макулатуры. А ведь надо не просто пересказать детям информацию из учебника, а занять их, уделить каждому внимание, ужас!

– Да ладно тебе. Вспомни Надежду, как ее по отчеству? Ну, нашу первую училку по биологии, которую потом убрали. Она, по-моему, совсем не беспокоилась по поводу того, интересно нам ее слушать или нет, – поморщилась Катя.

– Глянь-ка. – Аня распахнула книжку на нужной странице и ткнула пальцем в текст.

– «Со строением клетки можно познакомиться на примере растительной клетки, рассмотрев под микроскопом препарат кожицы чешуи лука», – с выражением зачитала ее подруга. – Боже, они что, не смогли за десять лет придумать ничего нового? Убери от меня эту мерзость. Тебе по лабораторной план составлять?

– Нет, по следующей теме, – вздохнула Аня. – Помнишь, как мы с тобой корячились с этим луком, а потом с картофелем?

– Ага, только ты могла порезаться таким тупым лезвием! Что, хотела превратить несчастный клубень в чипсы?

– Знаешь, а ведь это был, наверное, первый раз, когда я чувствовала себя абсолютно счастливой. Такая глупая, наивная мелочь… Палец весь в крови, а мне хочется смеяться, как ненормальной.

– Угу. Выглядела ты тогда точно, как ненормальная.

– Я улыбалась бровями.

– Чего? – не поняла Катя.

– Ну, знаешь, это когда губы уже больше некуда растягивать, а эмоции продолжают переполнять. Тогда брови начинают ползти вверх. Когда просто не можешь держать внутри радость, – объяснила Аня.

– Ох, Анька. Вечно ты придумываешь какие-то странные термины. Ты поосторожней. Я еще не отошла от твоего «взгляда, который можно черпать ложкой», – невольно улыбнулась Катя. И тут же предупреждающе подняла палец вверх. – Слышишь? В дверь звонят!

Аня торопливо вскочила с места, уронив на пол несчастную «Биологию». Но у самой двери затормозила, приникнув к глазку.

– Привет, – стоящий на площадке Глеб выглядел крайне смущенным. Рыжие кудряшки спутались, и парень напоминал дворового пса. Такого, который заглядывает всем прохожим в лицо и машет хвостом.

– Опаньки! Доброго здравия, Глеб, – первой отреагировала на приветствие Катя. – Ладно, Анька, время позднее, пойду я домой. А то твои скоро вернутся. Не хочу мешать семейной идиллии.

Схватив лежащую на этажерке куртку, Кэт бочком-бочком проскользнула мимо молодого человека. По подъезду разнесся удаляющийся стук ее шагов. В отличие от Ани, темноволосая бестия не страшилась физических нагрузок.

– Она что, постоянно у тебя сидит? – вырвалось у Глеба.

– Катя живет в соседнем подъезде. Чем одной дома куковать, лучше уж тут вдвоем. Тем более, мы с детства привыкли вместе уроки делать. Ты по делу пришел или…?

– Я – идиот.

– Прямо так категорично? – усмехнулась Аня.

– Да. Я вел себя, как последний мерзавец. Ты одинокий человек, тебе нужно внимание, забота. А я взял и отвернулся, – парень опустил голову, не замечая, как меняется выражение лица Анны.

– Никогда не говори мне об одиночестве. И о заботе. Ее у меня и так с избытком. Лишние няньки тут ни к чему, – девушка шумно выдохнула. – Если ты хотел просить прощения, то зря. Мне нечего тебе прощать. Я никого не хочу принуждать со мной дружить. Нам не по восемь лет. Знаешь, когда приходит взрослый и объявляет: «Это новая девочка, она будет с нами учиться. Вы должны хорошо к ней относиться».

– Аня, прекрати. Дело не в тебе. А во мне. Не весь мир вращается вокруг твоей несчастной персоны! – вспылил Глеб. – Это что-то с чем-то! Ты и правда, порядочная стерва.

– Ну, спасибо! – в голосе Ани не было и тени обиды.

– Не за что. Может, дашь мне войти, и мы нормально поговорим?

– Ты прав. Нечего доставлять удовольствие местным сплетникам.

В отличие от соседа, Анна предпочла проводить гостя в гостиную. Глеб опустился на предложенный стул, с изумлением обнаружив валяющийся неподалеку учебник. Поднял, аккуратно разогнул смявшийся угол одного из листов, но от комментариев воздержался.

– В общем, я предлагаю начать наше общение с начала. И в знак этого я тебе кое-что принес, – дождавшись, когда хозяйка угнездиться напротив, продолжил парень.

– Подарки? Такой подход мне нравится.

Глеб вынул из кармана какой-то небольшой предмет и протянул его удивленной девушке. На узкую ладонь лег изящный браслет с несколькими подвесками.

– Я его сам сделал, – известил Аню рыжий. – Боюсь только, что с размером не угадал.

– Красиво. Я такие на одном сайте видела. Точнее, похожие. Твой гораздо интереснее. И красивее.

– И кривее. Я не нашел подходящей цепочки, и решил сам проволоку согнуть в колечки. Все руки исколол. А чтобы голые промежутки не торчали, бусинами закрыл. Только вот подвески пришлось купить. Там еще колокольчики были, но я не знал, как ты к ним отнесешься, – пустился в пояснения Глеб.

– Колокольчики? Положительно. Мне всегда хотелось какое-нибудь украшение, чтобы оно звенело, бряцало. Как монетки на костюмах восточных танцовщиц. Так что, если увидишь колокольчики, возьми, – Аня потрясла браслетом. Он мог спокойно натянуться ей на предплечье. – Надо убрать несколько звеньев. Кстати, а почему ты выбрал такие бусины?

– Плохие, да? Мне просто показалось, они неплохо гармонируют с цветом твоих волос. – Не говорить же девушке, что они давно валялись у Глеба в закромах. Вот он и не стал заморачиваться.

– Ясно… Просто я не очень розовый люблю.

«Особенно такой», – едва не добавила Аня. Что-что, а к всевозможным оттенкам розового она относилась с особой осторожностью. Все зависело от конкретного предмета и сочетания с другими цветами. Но вот так называемый лососевый вызывал у Ани стойкую ассоциацию с кукольными домиками и детскими платьицами. А еще с довольно хрюкающими поросятами.

– Вот черт! Давай сюда, – рыжий потянулся к украшению, – такой дешевке место на мусорке. Надо было не дурить, а выжечь картину. Или портрет вылепить.

– Свой, голышом… – очень тихо проговорила девушка.

– Что, прости?

– Ничего. Глеб, не надо ничего выкидывать. Просто кое-что поменяем, и получится прекрасная вещь. Кстати, подвески ты выбрал просто отличные. Сова, елочка. Все в тему. Кажется, у меня были подходящие бусины. Пойдем.

Парень послушно поплелся за Аней по коридору.

– Не стесняйся.

– Это твоя комната? – Глеб подошел к стоящему на столе компьютеру. Судя по накопившемуся слою пыли на электронно-лучевом мониторе, им давно никто не пользовался. – Надо же, какой раритет.

– Ага. Там даже флоппи-дисковод есть, – с гордостью откликнулась Аня. Она присела на корточки перед тумбочкой и сейчас в ней с остервенением рылась.

– А это что? – На пол отправился небольшой пакетик. Внутри были какие-то бумажки и самая настоящая пробирка. Глеб вынул последнюю, и, прищурив один глаз, заглянул в узкое горлышко.

– Реакция серебряного зеркала. Оксид серебра с аммиаком. Потом туда добавляют альдегид. И образуется тонкая серебряная пленка. С помощью такого метода отличают глюкозу от фруктозы, например. Мы ее на занятиях делали, и нам разрешили забрать пробирки на память.

– Прикольно.

– Тут еще билеты в кино и нечто вроде открытки. Мне ее девчонки в институте подарили. Несколько листочков с рисунками и пожеланиями. Иногда приятно достать их, перечитать. Я, вообще, по жизни Плюшкин. Вечно храню чеки, какие-то сушеные цветочки, старые брошки. Где-то у меня проездной из московского метро лежал.

– Ты в Москве была?

– На практике. Как меня туда провожали, история достойная ни одной драматической пьесы… О, нашла! Я раньше занималась бисероплетением, кое-что осталось.

Аня извлекла несколько спичечных коробков, склеенных в три ряда по четыре штуки в каждом. У Глеба на работе стояли точно такие же «шкафчики», но парень хранил в них не фурнитуру, а разные шурупы и заклепки.

– А почему бы тебе не сделать скрапбук? – пришла в голову рыжего неожиданная мысль.

– Да ну… Художник из меня исключительно от слова «худо». Надо же не просто тяп-ляп все наклеить, а красиво оформить. Да и заводить ради пары-тройки билетов целый альбом как-то смешно.

– Ты же сказала, что у тебя полно всякого добра?

– Половина из которого невесть где валяется, а вторая у тебя сейчас в руках. Нет, Глеб. Я понимаю, люди, которые много фотографируют, путешествуют. Им есть резон заводить скрапбук.

– Так… – Глеб понял, что снова начинает злиться на эту мелкую паршивку. – Завтра же мы с тобой пойдем в магазин и купим все необходимое. А потом начнем путешествовать и фотографировать, поняла?

– Куда? – опешила Аня.

– Думаю, стоит начать с ближайших улиц.