Читать книгу Тучи и солнце - Татьяна Викторовна Нартова - Страница 5

Тишина – это тоже неплохо,

Лучше чем ноябрей перезвон,

Что годами тягучими долго

Нарушали кошмарами сон.

У меня в голове, как в чулане:

Тесно так и полно барахла.

Стены словно в грязи и обмане,

И валяются бритвы стекла.

Заржавели железные скобы,

Что скрепляли мне мышцы внутри.

Клином клин вышибают ознобы.

Позвонки раздробляя на «три».

Пыль на полках годами копилась,

Как больной, подыхающий зверь.

Я опять на кусочки разбилась,

Приоткрывши запретную дверь.

Зазвенело, в набат загудело.

И за окнами снег полетел.

Тишину я храню неумело

Как эгиду покоя средь стрел.

16 февраля 2009, понедельник.

Возвращаться на работу после отпуска, как и в институт после каникул, всегда тяжело. Нужно как минимум недели две, чтобы снова войти в рабочий ритм. Но обычно эти самые две недели получаются самыми напряженными. Новые лекции, получение учебников, блуждание по кабинетам… короче, знакомая многим студенческая рутина, превращающая лучшие годы жизни в подобие бега морской свинки в колесе.

Правда, сегодня для Ани наметилось некоторое разнообразие в виде дня рождения Верочки, ее одногруппницы. Группа у них была совсем небольшая, всего восемь человек (спасибо демографической яме девяностых и непопулярности факультета), зато вполне дружная. И это несмотря на то, что в ней не было ни одного парня. С сильным полом у биологов вообще туго. Но девушки не жаловались и старательно заводили знакомства на стороне. Особенно на стороне физиков и математиков.

– Так, сейчас «окно». Давайте соберем денежки и тортика купим! – предвкушала их староста.

Аня поморщилась. Тортики она любила, но наслаждаться ими предпочитала в одиночестве. Вот только отказываться от совместного застолья было глупо. В конце концов, ей с этими девчонками как минимум, еще четыре года учиться. К тому же именинница Ане всегда нравилась.

Верочка была редкостной стервой, но никогда не прятала свои намерения за маской заботливости. За относительно недолгое время их общения выяснилось, что у девушек намного больше общего, чем могло показаться на первый взгляд. Они обе напоминали себе запертых в клетке птиц. Но если Вера была ограниченна лишь стенами квартиры и грозной теткой, то тюрьма Ани была ее собственным телом.

– По сколько собираем? – поинтересовалась Алена.

Сегодня на ней красовался вязаный палантин из личной коллекции «двадцать оттенков фиолетового». Странная, почти маниакальная любовь девушки к этому цвету сначала веселила, но уже через пару месяцев начала раздражать. Да еще эти дурацкие кудряшки, которые совершенно не подходили к ее круглому личику, залитые лаком так, что больше походили на металлические пружины.

Аня в который раз одернула себя, напомнив, что и у Алены есть множество положительных качеств. Она хорошо разбирается в музыке, увлекается скалолазанием, всегда приветлива.

«К тому же, все мы немного маньяки!» – вспомнила она одну из своих любимых поговорок.

– Так, надо купить чего-нибудь: сок или лимонад. И фруктов каких-нибудь. Думаю, рублей по сто с человека хватит, – решила староста.

– Ого! – Полезла в кошелек Рая. – У меня только полтинник.

– Ну, ладно, давай, что есть, – с разочарованием протянула Оля. – Все сдали?

– Да, – ответили девушки нестройным хором.

– Пойдемте быстрее, а то перерыв скоро закончится! Вставай, ленивая попа! – потянула старосту Нинель, шумная толстушка в очках.

Вечно растрепанная прическа, кеды и верный рюкзак за спиной. А еще куча историй и шуток. Аня слегка сторонилась этой девицы, но не могла не испытывать к ней некоторого уважения. Там, где у Нинели не хватало знаний, в ход шел острый язычок. Порой однокурсница устраивала целое представление из своих ответов, используя всего пару тезисов. И казалась при этом умнее всех тех, кто от корки до корки изучил тему.

Столовая, в которой девчонки собирались отмечать совершеннолетие Веры, располагалась на цокольном этаже. Подобрав вещи, Аня вышла из аудитории в коридор и столкнулась с Кэт.

– Ты чего здесь делаешь? У тебя же, вроде, занятия в другом корпусе.

– А нет занятий. У них там не то ремонт, не то потоп. Так что лекции проводить негде, и нам придется самостоятельно изучать материал, по крайней мере, еще пару недель. – Кажется, данный факт нисколько не огорчил подругу. – А ты куда сейчас?

– Вниз. «Окно». Ненавижу «окна». Никогда не знаешь, куда девать целых полтора часа.

– В библиотеку не пробовала ходить? – хихикнула подруга. Аня бросила на зеленоглазую язву уничижительный взгляд.

– Представь себе, пробовала. У Верки день рождения, будем праздновать.

– У нее разве не четырнадцатого?

– Надо же, запомнила! – вернула шпильку Аня. – А говорила, что ничего о ней знать не хочешь.

Катя невзлюбила Анину одногруппницу с первой встречи. Не успела Вера даже представиться, как подруга брезгливо прошептала: «Боже, какой видок! И это чучело тоже хочет стать биологом? Да ей только стриптиз танцевать в дешевом баре». Аня тогда пожала плечами.

Ну да, Вера любит одеваться вызывающе и ярко краситься. Короткие юбочки, чулки из серии «вырви глаз», пиджаки поверх практически голого тела, пестрые блузки. Удивительно, как Веру до сих пор не выгнали из универа за непристойный вид. Но, странное дело, ей это необыкновенно шло. Совершенно неподходящие друг к другу вещи на Верочке начинали смотреться целостным комплектом. Как девушка умудрялась сочетать несочетаемое, оставалось полнейшей загадкой.

К счастью, Кате тогда хватило ума натянуть на лицо улыбку и больше не выступать. Но по-прежнему, чтобы Вера не сказала или не сделала, воспринималось ею в штыки. Аня всячески старалась сделать так, чтобы девчонки пересекались как можно реже. С Верой она отлично общалась на занятиях, Кате посвящала свое свободное время.

– Уж прости, но все, что связано с Валентиновым днем прочно оседает у меня в памяти, – похвасталась Кэт. – Даже такие незначительные события.

– Все-все, поняла. Не начинай. Пойдем лучше, а то все места займут. А мне не хочется ютиться на краешке стола.

Подруги успели как раз вовремя. Не успели они со всеми поздороваться и кинуть сумки, как в столовую ввалились Оля и Нинель с пакетами. И началось! Раздача лишних денег, разрезание торта пластиковым ножом, кого-то облили колой, кто-то остался без апельсина.

– Детсад, – прокомментировала Аня происходящее.

– Привет, девчонки! Чего празднуем?

К столику подвалила дружная компания. Сашка с Инкой, учившиеся на том же курсе, что и Аня, только по другому направлению и пара совершенно неизвестных ей парней. Но их, видимо, знали все остальные.

– Кир, давай еще один стол придвинем.

– Привет, Димка!

– Да вот у Веры день рождения.

– Поздравляю…

От гомона у Ани едва голова не разболелась. Ребята пожимали друг другу руки, лезли облобызать именинницу. Одновременно девчонки вытаскивали новые стаканчики и тарелочки, пытаясь расположить свою собственную посуду как можно компактнее.

Первые десять минут празднующие посвятили Вере. Прозвучало несколько тостов и целая куча пожеланий. А потом, как это обычно бывает, компания рассыпалась на группки по интересам. На одной стороне обсуждали предстоящие занятия, троица девчонок сосредоточила внимание на очередном каталоге косметики, а вот Ане с Катей ничего не оставалось делать, как слушать парней:

– Дим, когда собрание будет? – поинтересовалась Инна.

– Предки уедут, и сразу соберемся. Ты тесты распечатала?

– Да. Слушай, я вчера попробовала ходить с повязкой. Это ужас!

– Вы о чем, о чем? – влез Сашка.

– Об эксперименте со слепотой, – поежился Кирилл. – Мне лично пятнадцати минут хватило. Видишь шишку? Это я так неудачно сквозь шкаф хотел пройти.

– Поэтому они с палками ходят.

– А вы не хотите поучаствовать? – неожиданно повернулся к подругам Дима.

– В чем? – отхлебнув колы, уточнила Катя.

– Да у нас тут группа. В общем, мы изучаем человеческую психику.

– Так вы с ФИПСИ¹, что ли?

– Нет, – замахала руками Инна, – просто ради интереса. Вот Димка, например, в политехе² учится. Кирилл на нашем факультете, только на третьем курсе.

– А что вы конкретно делаете?

– Пытаемся влезть в чужую шкуру, – совершенно серьезно заявил Дима. – Проводим разные эксперименты, проходим тесты, собираем различные статьи. Вот в этом месяце мы, например, пытаемся понять, как живут слепые люди. Завязываем себе глаза и ходим. Кто по квартире, а некоторые уже на улицу выбираются. На самом деле нам очень мало известно о том, какого это: быть незрячим, плохо слышать, иметь какое-то врожденное заболевание. Оказывается, в нашем городе ничего нет для колясочников. Я сам на себе испытал, что такое нехватка пандусов в подъездах или высокие бордюры, когда повредил спину. К счастью, все обошлось, сейчас я нормально передвигаюсь на своих двоих.

– Тьфу-тьфу, – постучала по столу Инна. – После этого к Диме и пришла идея о Клубе.

– А вы только психологию больных изучаете?

– Да нет. Мы иногда просто делимся друг с другом своими страхами, какими-то идеями. Например, осенью у нас был конкурс рассказов на заданную тему: «Что для вас осень?». Знаете, было очень интересно потом слушать объяснения авторов, какие-то истории из детства, о картинах, которые они видели, пока творили.

– Звучит заманчиво, – несмело протянула Анна.

– Не знаю… как-то больше на общество анонимных алкоголиков похоже. Не в обиду, народ! Хотя что-то в этом есть. Помнишь, Анька, тот случай с твоим стихом в школе?

– Какой случай? – Сашка пододвинул стул поближе.

– Да так. Мы в школе проходили Мандельштама, – нехотя начала Аня.

– «Я список кораблей прочел до половины³…»Помню, помню, – хмыкнул парень.

– Так вот, одна из наших одноклассниц вместо его стихотворения выучила Анькино. Вышла к доске, прочла, как будто, так и надо.

– И чего? – Заинтересовано просунула голову Инна.

– Ничего, «пять» поставили, – будничным тоном закончила Катюха. – А вот дальше началось самое интересное. Ее начали спрашивать, о чем стихотворение, как она понимает мысль поэта и прочее. Вот тут и наступил апогей! Маринка долго и запутанно что-то говорила о метафорах между нелегким творческим путем и рекой. В общем, такая ересь понеслась! У Аньки в это время лицо было, как старая свекла: красное и сморщенное.

– Мне было дико стыдно… – призналась девушка. – И очень неприятно. Конечно, здорово, что мое графоманство прокатило, но мне стало жаль настоящих поэтов. Вот так сидишь, думаешь, пытаешься через рифмы передать свои чувства и мысли, а потомки потом разжевывают их, превращая в обычный ритмический фарш. И хорошо, если только критикой обойдутся. Хуже, когда вот так начинают видеть в строчках то, что автор туда вовсе не закладывал. Современным творцам легче: всегда можно написать пояснения. А умершим? Их задумки коверкают, отражают в кривых зеркалах. Делают из душевных волнений суррогат какой-то.

– М-да… – задумчиво почесал затылок Димка. – Чувствую я, девочки, нам есть о чем с вами поговорить. Вы в пятницу после трех свободны?

– У меня пять пар.

– Брось, – Катя всегда относилась к учебе с большим пренебрежением, чем ее подруга. Но это не мешало ей быть одной из лучших студенток на своем курсе. – Семестр только начался, можно позволить себе небольшое послабление. Мы свободны.

– Как знаете. Тогда давай свой телефон, я тебе отзвонюсь, скажу, где точно встречаемся, – потребовал Димка. – И да, Аня? Принеси свои стихи. Думаю, пора поэту расставить все точки над «ё».

27 марта 2012, вторник.

Глеб едва перетащил тяжеленную сумку через порог. На сей раз его бабушка превзошла саму себя, в последний момент добавив к его багажу три литровые банки с вареньем. Почти три часа парень трясся сначала в рейсовом автобусе, потом в забитой народом маршрутке, не зная, как разместить свой скарб так, чтобы ничего не разбилось и не разлилось.

В дальней комнате кто-то весело смеялся. Наверное, Тема привел в дом очередную подружку «помочь с конспектами». Не хотелось отрывать приятеля от такой приятной компании, но у рыжего просто отваливались конечности, а спина стала деревянной. Хотелось завалиться на кровать и не двигаться до самого вечера.

– Тем, я дома! – прокричал Глеб, опускаясь на скамеечку в прихожей.

– О, здорово! – Из недр жилища выполз сам хозяин, одетый в просторную футболку и застиранные домашние шорты.

Только сейчас Глеб ощутил, насколько жарко в помещении. Едва весна заявила о своих правах, растапливая остатки снега и заставляя древесный сок бежать вверх, как квартиры превратились в пустыню. Вся загвоздка состояла в том, что как только коммунальщики отключат отопление, температура за окнами тоже поползет вниз. Закон подлости – единственный из всех законов, по-настоящему неотвратимый и действующий всегда.

– Глеб? – В коридор несмело выплыла Аня. – Ты откуда?

– От бабушки, – ответил за друга Темыч. – Как там Тамара Федоровна поживает?

– Нормально. Просила передать тебе привет и твой любимый пирог с курицей. Боюсь, правда, он слегка помялся. Это какой-то кошмар: народу больше, чем людей! – возмутился рыжий, стягивая с себя пальто.

– А чего ты хотел? Рабочий день. Мы тут с Аней как раз обедать собрались, так что мой руки и присоединяйся.

– Я ключи забыла, а родители только через два часа вернутся. Так что Тема великодушно предложил мне посидеть у вас, – словно оправдываясь, объяснила девушка.

Глеб равнодушно кивнул. Все складывалось вполне удачно. За два дня, проведенных у бабушки, парень очень многое передумал и вспомнил. Он любил скучную механическую работу, дающую возможность как следует отдохнуть голове. Пока Глеб копался в теплице и чинил покосившийся забор, серое вещество превращалось в настоящий генератор идей. Он думал о матери, ее приезде. Что ей сказать? Как защитить себя от ран, вскрывающихся каждый раз, когда мать посещала его с братом?

А потом перед мысленным взором возникла Аня. Девушка, о которой он мог рассказать очень много, и в тоже время ничего по-настоящему важного. Лист бумаги, испещренный закорючками, красивыми пиктограммами, понятными по отдельности, но не складывающимися в единый текст.

Сколько раз он смотрел передачи и фильмы о больных детях и подростах. Во всех утверждалось, что перед нами почти святые, проводящие свою жизнь в непрестанной борьбе со смертью. Но Аня не была ни святой, ни просто мученицей. И в то же время, где-то внутри нее было огромное черное пятно, дыра, вокруг которой вращалось все существование девушки. Глеб видел его также отчетливо, как сказочные чародеи видят ловушку-морок.

– Представляешь, у Аньки на компе есть «Need for speed: hot pursit 2»! – разорался Тема, пока рыжий разувался и вешал верхнюю одежду в шкаф. – Я в него лет десять, наверное, не играл. Такая древность древняя! Анечка, ты ведь его скинешь, правда?

– Конечно, – улыбнулась соседка. И вновь в ее глазах скользнула какая-то странная тень.

– Тема у нас помешан на гонялках. Удивляюсь, как он до сих пор себе машину не купил. – Глеб схватил сумку и с усилием понес ее на кухню, разбирать. Ребята двумя хвостиками поспешили за ним.

– Ничего, у меня все впереди! Отец сказал, что если я закончу институт с красным дипломом, то он разорится на какой-нибудь приличный внедорожник, – похвастал Артем.

– Учти, я в твою машину ни за какие коврижки не сяду! – пошутил рыжий.

Приятель в ответ только фыркнул. Мол, не больно-то мне и хотелось всяких противных Глебов катать.

– Давай я помогу.

Стоящая до сих пор в проеме Аня подошла, протягивая руки к сумке. Парень бросил на соседку растерянный взгляд, но отказываться не стал.

– Знаешь, я, пожалуй, тоже воздержусь от поездок с таким водителем, – шепотом добавила она. – Он гоняет, как сумасшедший. И еще говорит, что тормоза придумали трусы.

Глеб помимо воли тихонько засмеялся. Да уж, Тема был таким во всем. Слегка чокнутым фанатиком. Любое дело он превращал в миссию всей своей жизни, будь то подготовка к экзаменам или организация очередной попойки. Артем отдавал всего себя друзьям и знакомым, поэтому-то его и сделали старостой группы, несмотря на частые прогулы и вопиющее презрение к университетским правилам. Рыжий почти четыре года наблюдал за другом, каждый раз удивляясь тому, как этому раздолбаю удается так легко выбивать для своих студентов лучшие дни сдачи экзаменов, билеты на каток и в бассейн и прочие «плюшки».

Но самой большой страстью Артема были гонки. Он научился водить едва ли не в четырнадцать лет, но свою тачку так и не завел. Причин тому было множество. То родители запрещали (а они были единственными людьми во Вселенной, которых Артем слушался), то элементарно не хватало денег, а то и времени на обязательные занятия в автошколе. Однако, зная натуру Темки, Глеб мог с уверенностью сказать: это все пустые отмазки. Главная причина заключалась в том, что друг пока не нашел ту единственную машину, на которой был хотел проехать не одну сотню километров. Ведь не зря же тот порой выдавал: «Машина – не девушка. Ее надо выбирать тщательно».

Зато по компьютерным симуляторам Тема был экспертом. Он проводил порой все ночи напролет, проходя очередной чемпионат или гонку на выбывание. Друг смотрел все состязания «Формулы 1», знал характеристики всех новинок автопрома и мог бы, наверное, без труда стать лучшим продавцом в автосалоне.

– О, вареньице! – Тема прямо из рук Глеба вырвал заветную баночку. – Эх, была бы у меня такая бабушка…

– …я бы не женился, – сострил рыжий. – Повесь, где взял! А лучше в холодильник запихни. И, вообще, займись чем-нибудь. Кто про обед говорил? Под ногами только мешаешься.

– Ой, ой, а чего это мы раскомандовались?! – Состроил гримасу Тема, но варенье на место засунул. – Анька, кстати, отлично водит. До меня ей, конечно, далеко, но потенциал виден. С какой игрушки начинала?

– Да все с той же «Горячей погони», только с первой части. Так что гоняю уже почти десять лет. Да, как раз с октября две тысячи второго.

– Ого, какая точность, надо же! Признайся, ты – дальняя родственница Супермена, обладающая нечеловеческой памятью, правда? – заговорщически приобнял девушку Артем.

– Да нет. Просто как раз тогда мне первый компьютер купили. Ну, и сразу установили эту игру. Вот я и запомнила, – отчего-то потупилась Анна, отодвигаясь от приятеля.

И это не ускользнуло от внимания Глеба. Он в который раз убедился: с девушкой что-то не так. Словно у нее некое подобие раздвоения личности. Анна вела себя сдержанно, робко, постоянно зажималась. А потом вдруг выдавала очередную тираду на грани исповеди. Словно забывалась, выходила из роли забитой девочки, вылезала из своей скорлупы. И эта «внутренняя» Анна нравилась рыжему гораздо больше, хотя порой и ставила его в тупик.

– А почему ты к Кате не пошла? – спросил Глеб.

Он предпочитал в разговорах бить в лоб, а не ходить вокруг да около. Особенно в разговорах с соседкой. Словно проверял ее скорлупу на прочность, и одновременно защищаясь от разъедающих его самого сомнений: а не лучше ли, вообще, замолчать? Рыжий по-прежнему чувствовал себя уязвимым рядом с Аней. Но после их последней встречи в нем что-то отозвалось, зазвучало камертоном в ответ на прикосновение ее боли.

– Мы с ней поругались… – тихо пробормотала Аня.

– Я думал, вы с Катей как сестры, – в свою очередь удивился Тема.

– Даже близкие родственники порой не могут найти взаимопонимания.

От этих слов соседки Глеб едва не уронил тарелку с котлетами. В который раз Аня невольно задевала его очередной фразой. И камертон в груди начинал колебаться быстрее.

Человеческие разговоры – эта та же игра на инструменте. Слова дергают невидимые струны, порождая звук: воспоминание, чувство, случайно возникающую картину из собственного опыта. Любое из них может ранить, развеселить, сделать самым счастливым на земле. Бывало ли с вами такое: вы вдруг замечаете мечтательную улыбку на лице собеседника или морщинку между бровей? А на вопрос: «Что с тобой?» – получаете неизменный ответ, что это так, чепуха, не обращай внимания. А в голове собеседника в это время проносятся бури, пылают огненные смерчи или льется дождь из непролитых слез.

– Да уж… – только и смог произнести Глеб, стараясь не так сильно сжимать очередную посудину с салатом.

– Надо же, а из-за чего вы поругались? – влез в размышления рыжего приятель.

– Старые обиды. – И снова легкая дымка в глубине глаз, краешек дыры. Секунда-другая, и на свет выйдет настоящая Анна. Но девушка лишь закусила губу и отвернулась. – Ничего страшного.

20 февраля 2006, понедельник.

Морозы, державшие город в своих щупальцах всю прошлую неделю, слегка ослабили хватку. Во всяком случае, теперь можно было выходить на улицу, не опасаясь, что если снимешь перчатки, можешь распрощаться с пальцами. И все равно, Ане казалось, будто с каждым новым вздохом ее внутренности превращаются в кубики льда. Ярко светящие солнце отражалось от тысячи граней снежинок, резало уставшие глаза. Мир превратился в подобие хрустальной подвески на люстре, и девочки были в самой ее сердцевине.

– «Мороз и солнце…» – начала Катя. Из-за прикрывавшего рот шарфа слова звучали не слишком разборчиво, но все равно раздражающе бодро.

– День отстойный, – мрачно продолжила Аня. – Ты уверена, что нас не отправят обратно по домам, как в субботу?

– Не-а. Мне классуха лично звонила. Сказала, всем быть на занятиях, как штык.

– Ну-ну… – в который раз за утро пробормотала Смирнова.

Девчонки как раз подошли к перекрестку, когда рядом с ними взвизгнули шины. От неожиданности обе коротко вскрикнули, а Катя театрально схватилась за сердце. Окно машины поползло вниз, и из щели высунулась голова в черной шапочке.

– Привет, Катюха, в школу идете?

– Твою мать, Паша! – с чувством выругалась Кэт. – Ты меня хочешь на всю жизнь заикой оставить? Да, в школу.

– Давай подвезу. Вон, какая погода, твоя подруга совсем заледенела.

– Она по жизни такая, – отмахнулась девочка. – А ты чего здесь делаешь?

– А, да мне сегодня к третьей паре. Отец в отпуске, отдал машину на время. Я собирался, раз такое дело, за Сенькой заехать. Да вы не стойте, садитесь. – Паша дотянулся до пассажирской дверцы и распахнул ее. Подружки слаженно переглянулись.

– Да мы сами дойдем, – попыталась отвертеться Аня.

– Хорош тебе. Поехали! – Катя же с удовольствием нырнула в салон, буквально силком втаскивая мелкую за собой. – Как там дядя Коля?

– Помаленьку. Я пока печку включать не буду, а то все запотеет. Надеюсь, вы потерпите?

– Конечно.

Аня исподволь покосилась на водителя. Она всегда сторонилась этого высокого увальня, хотя ничего плохого он ей не сделал. Скорее наоборот, Паша всегда был приветлив с ней, никогда не подшучивал над ее нелепым видом и даже пару раз покупал девочке мороженое, отчего та робела еще больше.

Кате парень приходился двоюродным братом по материнской линии, но родственники общались не так часто, как бы им хотелось. В раннем детстве ребята играли в одной песочнице, потом из-за разницы в возрасте стали постепенно отдаляться друг от друга. Но каждый раз, когда кузены встречались, Кэт буквально лучилась от счастья.

Машина тронулась, вливаясь в общий поток. Катя быстро схватила ремень безопасности, пристегиваясь. Аня зеркально повторила движение подруги. Что-что, а в вопросах безопасности Пашка был очень строг.

– Как учеба? Двоек много нахватали? – улыбнулся парень. Один из передних зубов у него находил на соседний. Впрочем, этот небольшой дефект нисколько его не портил.

– А сам-то? – фыркнула Катя.

– Но-но, я прошлый семестр окончил без троек.

– Только прошлый?

– Катя! – возмутился братец. – Я ведь серьезно. Вам сейчас, небось, не до учебы. Одни мальчики в голове да гуляния.

– Ворчишь, как старый дед. Скажи Ань!

– Ну, не знаю, – пробормотала девочка.

– Кстати, у тебя самого как дела на личном фронте? – не замечая замешательства подруги, продолжала тараторить Кэт.

– Да так… А помнишь Полину? – Кузина отрицательно помотала головой. – Я же тебе рассказывал: мы с ней дружили, когда маленькими были. У нее дом в Туманках был, а потом она уехала.

– Да-да, что-то такое припоминаю… – Аня готова была поклясться, что ничего подруга не вспомнила, только сделала вид.

– Та сумасшедшая, которая придумала рассылку писем. – Зато в голове у Ани эта история задержалась надолго.

– Точно! Хотя насчет сумасшедшей ты загнула. Она была удивительной. – На щеке Паши образовалась ямочка. На секунду парень словно выпал из реальности, но тут же собрался и спокойно продолжил: – Так вот, она теперь с нами учится. Восстановилась на второй курс. Я ее даже не узнал. Совсем другой человек.

– Ух ты! Ничего себе! Это сколько же вы не виделись? – оживилась Катя.

– Получается почти восемь лет.

– И как? Как оно? – продолжала допытываться девочка.

Паша пожал плечами. Аня почти физически ощутила исходящую от него усталость. Не физическую, а моральную. Словно парень долго шел к оазису, а на его месте оказалась обыкновенная лужа с грязной водой.

– Знаешь, Катя, иногда прошлое должно оставаться прошлым. Мираж хорош на расстоянии…

– Да ладно тебе! Это же чудо. Встреча со старой любовью, как в книгах. Так романтично! – закатила зеленые глаза подруга.

Аня только вздохнула. Она знала такие приступы романтического бреда, которые случались с Кэт все чаще и чаще в последнее время.

– Она не моя любовь, – попытался остудить пыл сестрицы Паша. – Просто знакомая.

Но Катю уже было не остановить. Стоило подругам распрощаться с парнем и направиться к школьному крыльцу, как она продолжила рассыпаться в восторгах:

– Вот же! Восемь лет не виделись, Пашка думал, что навсегда ее потерял, а тут вдруг она восстановилась! Вот повезло братцу, ничего не скажешь!

– Да успокойся ты. Всякое в жизни случается. Тем более, он ясно сказал: Полина теперь совершенно другая.

– Ай, да ну тебя! – махнула рукой Катюха. – Ты моего брата плохо знаешь. Он всегда так себя ведет. Вот увидишь, через неделю они начнут встречаться, а потом и до свадьбы не далеко.

И так на протяжении пяти уроков. Аня впервые жалела, что сидит с подругой за одной партой. Та выглядела абсолютно невменяемой, словно сама недавно повстречалась с кем-то особенным. Ее постоянные восторженные междометья начали утомлять Анну. И вот перед шестым уроком, на котором у них был классный час, все окончательно стало на свои места:

– Ань, ты куда?

– В коридор. Пойду пройдусь, а то у меня задница скоро совсем сплющится, – мрачно откликнулась девочка.

– Вот представь: если Паша через столько времени встретился со своей Полинкой, тогда, может, и мы Его увидим? А что? Ведь Он где-то неподалеку живет.

– Вот ты к чему все ведешь… – обреченно опустилась обратно на стул Аня.

Она сама по-прежнему вглядывалась в проходящих парней, пытаясь разглядеть среди них того единственного. Но с каждым месяцем все больше убеждалась в бесполезности своей затеи. Лишь иногда, завидев кого-то похожего, девочка начинала взволнованно вглядываться в чужое лицо, вновь и вновь не находя знакомых ей черт. Кошмар длиною в три года, и Аня хотела только одного: проснуться.

А вот Катя… нет, она была не такой. Она была упрямее. Она почти никогда не говорила о Нем, но порой Аня ловила взгляд подруги, такой же напряженный, как у нее самой. И находила в этом взгляде не безнадежность, но надежду. Катя спокойно встречалась с ребятами их возраста, постоянно в кого-то влюблялась, но при этом душа девочки принадлежала Ему. Очередной малолетний ухажер забывался, но Он оставался как прежде на пьедестале.

Для Ани Он был святыней. Для Кати – единственным богом.

И сейчас подруга напоминала религиозного фанатика, увидевшего мироточащую икону.

– Мы должны Его увидеть! Я тебе точно говорю: это знак!

– Катя, оставь меня в покое, – не выдержала Аня. Подругу словно по лицу ударили, она аж отшатнулась. – Обычное совпадение. Мало ли, кто с кем встретился. На Земле живет почти шесть миллиардов человек, в нашем городе более восьмисот тысяч… встретить Его не реально. Будь все так просто, мы бы давно на Него натолкнулись. Я три года, три чертовых года изо дня в день высматриваю Его. Мне все надоело, я больше так не могу…

– Да пошла ты! – рявкнула Катя. – Передай классухе, что меня не будет на классном часе.

– Кэт, ну прости…

Но Катя уже кидала вещи в сумку. На глазах у нее блестели слезы, а из горла вырвался предательский всхлип. Не разбирая дороги, она рванула вон из кабинета. Одноклассники только удивленно посторонились, пропуская взбешенную девчонку. Аня было кинулась вслед, но звонок на урок быстро заставил ее вернуться на место. В конце концов, говорить с подругой сейчас бесполезно. Она быстро вспыхивала, но и довольно быстро приходила в себя. Рано или поздно, но Катя поймет ее правоту.

Весь классный час Аня слушала преподавателя вполуха. Да и ничего нового она бы не услышала. Очередные поборы к двадцать третьему февраля, очередные контрольные и жалобы на плохое поведение.

Под конец занятий Аня едва не уткнулась лбом в парту. Ей было невыносимо скучно и очень хотелось домой. Так что, когда прозвенел звонок, она одной из первых покинула класс. Коридор встретил ее темнотой: кабинет располагался почти у самых туалетов, и здесь было лишь одно окошко. Несколько секунд понадобилось Ане на то, чтобы привыкнуть к недостатку освещения, после чего она уверенно двинулась к ближайшей лестнице. И замерла…

Словно что-то двинуло ее по затылку, заставив поднять взгляд от пола. Буквально в десяти-пятнадцати метрах от нее стояли двое парней. Один из них как раз собирался дернуть за ручку двери, пока второй неуверенно топтался рядом. Аня почти не различала их лиц, но это было и не нужно. Она не видела, она знала того, кто стоял перед ней.

Это был Он. Время поплыло, осыпалось пеплом. Из головы вылетели все мысли, остался лишь крик, словно в голове включили сигнал тревоги. Только мигающих огоньков не хватало и громового: «Внимание, это не учения! Сознанию приготовиться к эвакуации!»

Руки затряслись, на глаза навернулись слезы то ли радости, то ли отчаяния. Он…Он… Он здесь, сейчас… Не иллюзия, не сон, живой и настоящий.

Аня развернулась и бросилась вниз по лестнице.

4 апреля 2012, среда.

У Глеба были большие планы на жизнь. Даже, когда он остался единственным мужчиной в доме. Ему приходилось не сладко. Многие идиоты старались задеть его, называли бедным сиротой, подкидышем и кукушонком. Сначала мальчик огрызался, пытался отвечать на оскорбления кулаками. А потом просто перестал обращать внимания. В конце концов, это все ложь. У него есть мать, пусть она и находится почти триста пятьдесят дней в году вдалеке от него. И отец… где-то.

Последнего Глеб знал лишь по фотографии в альбоме и прочерке в свидетельстве о рождении в графе «отец». У них с матерью был недолгий, но очень бурный роман. Отец был старше нее на целых двенадцать лет, и как выяснилось позднее, имел семью с двумя прекрасными дочерьми, ради которых он бросил беременную Алину.

Когда рыжему исполнилось семь, и он пошел в первый класс, мать решила, что ее долг прежде всего состоит в материальном обеспечении своих мальчиков. Поэтому она собрала чемоданы и отправилась сначала в областной центр, а оттуда в Москву. К тому времени, когда она вернулась обратно в их городок, Глеб окончил начальную школу. Пожив несколько месяцев дома, Алина поняла, что стала совершенно лишней. Старший сын давно стал самостоятельным, младший чурался ее и даже не хотел разговаривать. Пришлось женщине собираться обратно. Теперь она, правда, регулярно навещала своих детей, надеясь постепенно перевезти их к себе. Но проходили годы, и Глеб все чаще называл «мамой» бабушку, а Гриша только морщился и на все предложения родительницы отвечал: «Не могу. Я должен окончить институт».

К одиннадцати годам рыжий понял одну простую истину: матери лучше без них, а им вполне неплохо живется и без нее. Брат вылетел из медицинской академии и попал в армию, теперь вся ответственность за семью ложилась на плечи Глеба. Он ждал Гришку, каждую его весточку перечитывая по несколько раз. И хотя отцы у мальчиков были разные, но ближе человека, чем брат, у рыжего не было. Как по крови, так и по духу.

– Глеб, не совершай тех же ошибок, что и я. – повторял Григорий. – Если есть хоть малейшая возможность, живи для себя. Не надо вскидывать на себя ношу больше, чем ты можешь вынести. Я вот дурак, все пытался где-то что-то урвать, подработать, чтобы вам с бабушкой помочь. А надо было об учебе думать. Сейчас бы уже врачом был, специалистом в своем деле.

И Глеб послушно вгрызался в гранит науки, закончив с серебряной медалью школу. Долго думать, куда держать путь дальше, не пришлось. Парень всегда любил возиться с различными устройствами, отлично разбирался во всяких транзисторах, электрических цепях и прочим «металлоломе». Поэтому сразу подал документы в Политехнический институт на факультет радиотехники и электроники.

Да, у него были планы. Мать высылала деньги, но все они уходили на оплату коммунальных услуг и кое-какие продукты для бабушки. Братья жили вдвоем в квартире Гриши, доставшейся тому по наследству после смерти отца. Пока старший пропадал на работе, младший слушал лекции в институте.

Глебу оставалось учиться всего полтора года, когда произошло несчастье.

– Глеб Анатольевич, можете пройти, – из потока воспоминаний рыжего вырвал голос медсестры. Он несколько раз тряхнул головой, словно выбивая последние капли этого потока, и решительно шагнул в палату.

Он никак не мог привыкнуть к этим коротким визитам, к писку приборов и запаху смерти. Гришка больше напоминал манекен, чем живого человека. Никакого движения, даже самого малого отклика. Как бы Глеб не тормошил брата, как бы не пытался согреть его вечно ледяные руки своими, старший Булкин оставался безучастен. Пару недель назад Гриша окончательно перестал реагировать на боль, так что теперь в него можно было тыкать иголками, как в подушку.

Кома. Короткое слово из двух слогов, за которым стоят долгие дни ожидания улучшений, дорогущие лекарства, и страшно торчащая трубка от аппарата ИВЛ⁴. Вначале врачи были настроены оптимистично. Мол, и не с такими диагнозами восстанавливались.

«Конечно, – говорили они, – ваш брат не выйдет совершенно здоровым человеком. У него повреждены отделы мозга, отвечающие за слух и речь, плюс последствия травмы… Но мы знали пациентов, у которых картина была намного хуже, но через несколько лет они уже могли самостоятельно себя обслуживать и даже семьи заводили».

Но Гришке становилось все хуже. Его организм напоминал теперь дом, в котором один за другим выключались приборы. Двигательные рефлексы, глотательные… теперь врачи боролись уже за то, чтобы он существовал, а не за то, чтобы он жил.

А ведь сначала все выглядело не так страшно. Когда Гришку доставили в больницу с черепно-мозговой травмой и множественными переломами, самое большое опасение вызывало раздробленное ребро и торчащая наружу лучевая кость. Мужчина был без сознания, но после операции и удаления гематомы начал быстро приходить в себя.

Буквально за три дня до выписки случился первый удар. После которого Гришка перестал нормально двигаться и видеть левым глазом. Пришлось задержаться в больнице еще на месяц. Все было плохо, но не критично.

Глеб перевез брата домой, нанял расторопную сиделку и продолжил учиться: летний семестр был в самом разгаре. Гришка начал приходить в себя, научился управляться одной рукой и кое-как передвигаться с палочкой. Нарушенное зрение постепенно вернулось, и только частые головные боли остались основной проблемой. Брат перепробовал, кажется, все болеутоляющие на свете. Какие-то облегчали его страдания, но большинство были совершенно бесполезны. И все равно полностью избавиться от приступов не удавалось.

Второй инсульт произошел как раз во время одного из них. Гришка лежал в постели, сжав голову руками, а потом вдруг обмяк. Скорая, приехавшая через полчаса, доставила его в реанимационное отделение, где мужчина оставался вот уже три с лишним месяца. Сначала он еще реагировал на приходящих людей, а потом полностью отключился от мира. Начальная кома первой степени переросла в атоническую.⁵ И большой и сильный старший брат превратился в сломанную куклу, спящего принца, в бревно.

– Привет, Гриш! – рыжий опустился на поставленный рядом с койкой стул.

Каких трудов ему стоило выбить хотя бы эти короткие минуты с братом! Врачи наотрез отказывались пускать его в реанимацию, и лишь когда стало понятно, что упрямый родственник не отступит (да и без солидной премии персоналу не обошлось), ему разрешили посещения. Не чаще двух раз в неделю и не больше четверти часа.

– У меня все нормально, – продолжал Глеб, как будто брат мог его слышать, хотя рыжий не особенно в это верил. – Я ездил к бабушке. У нее тоже все более-менее. Теплицу поставила, будет теперь с марта месяца до декабря в земле возиться. Ты же ее знаешь! Только одна новость не слишком приятная… мать приезжает. Да. Знаю я твое мнение: мы не должны так себя вести, отворачиваться от нее… Но слышишь? Слышишь? Я ее не пущу сюда. И врачей попрошу, чтобы не пускали. Нечего ей здесь делать. Пусть в свою Москву обратно катится!

Глеб замолчал, сжимая безвольную руку брата. Она стала совсем прозрачной, словно растаяла на холодном свету флуоресцентных ламп. Почему-то в голову пришла мысль: «Совсем как у Ани», – но Глеб только усмехнулся. Его соседка никогда не была здорова, но при этом спокойно разгуливала по городу, смеялась, плакала, была частью этой непростой жизни. А Гришка всегда отличался великолепным самочувствием, а в итоге оказался здесь. И если в болезни Ани никто виноват не был, то брата в живой труп превратил вполне конкретный человек.

– Лучше бы он выжил… – пробормотал Глеб. – Каждый день горел в аду… Это так несправедливо. Мы мучаемся, а его мучения навсегда окончены. Интересно, этот урод видит, что он с нами сделал? Наверное, нет. Такие сволочи никогда не обращают внимания на последствия своих выходок…

Рука под пальцами Глеба дернулась. Потом еще раз и еще. Судорога охватила все тело брата, когда в палату ворвалась медсестра:

– Уйдите! Посещение окончено!

Глеб беспомощно отошел к двери.

– Я вернусь…