Читать книгу Девочки играли в апокалипсис - Татьяна Ясникова - Страница 14

Этот кусок обоев мне захотелось наклеить при полной ясности сознания. Не сейчас, – утром. Я поглядывала на часы: пора ложиться спать – одиннадцать. Все было против наклеивания – время суток, и не очень ясная голова. Намазывать, забираться на стремянку, разравнивать – стало казаться, что для этого нужно очень большое присутствие духа. Диплом, золотая медаль здесь не помогут.

Вспомнив о золоте, я посмотрела на стремянку – она была до предела ржавая и разболтанная, так, что при неосторожности можно навернуться. Такие некачественные стремянки турки поставляли в тысяча девятьсот девяностые, сейчас бы не рискнули. Наши армия и флот вернули себе боевой дух.

Ветер слегка раздувал шторы, слегка шумел дождь. Только что закончилась гроза. Молнии разрывались прямо над двором, и грохот стоял сильный.

Мне всегда хотелось писать о чем-нибудь небольшом – обоях, ножницах, ясном сознании. Такое очень трудно дается в большой стране.

Или о том, как приятно переставлять вещи. Вот сейчас подсвечник стоит на стиральной машине. В ней один носок. Второй заброшу, когда найду. На подсвечнике застыли капли подсиненного парафина, а все три его свечи оплыли до максимума. Кажется, это случилось с ними пять лет назад. Может быть, восемь. Нет разницы.

А дальше-то что? Вот я легла спать и вдруг наступила ясность сознания. Я подумала, что утром напишу на тыльной стороне обоев: «Не надо …». Последнее слово диалектное. У нас его все понимают. Спустя минуту я решила, что напишу только «…». Еще через минуту мое сознание прояснилось настолько, что я поняла – ничего не напишу.

Пустота и ясность сознания – это одно и то же. Я еще долго не могла уснуть, потому что перед сном начиталась пустейшего Мураками. Кто его читал, меня поймет.