Читать книгу Башня Зеленого Ангела. Том 2 - Тэд Уильямс - Страница 3

Саймон и Мириамель ехали, почти не разговаривая, принцесса выбирала дорогу – они направлялись вниз, в долину, по другую сторону гор. После того как они проехали лигу или больше, Мириамель свернула на север, обратно на дорогу, по которой их отряд ранее шел в Гадринсетт.

Саймон спросил, почему она так делает.

– Потому что здесь тысячи свежих следов копыт, – объяснила Мириамель. – К тому же Джошуа знает, куда я отправилась, поэтому глупо сразу двигаться в ту сторону – вдруг они почти сразу обнаружили наше отсутствие.

– Джошуа знает, куда мы направляемся? – недовольно переспросил Саймон. – Тогда ему известно больше, чем мне.

– Я тебе расскажу, когда мы отъедем настолько, что ты не сможешь вернуться за одну ночь, – спокойно сказала она. – А я буду так далеко, что они не смогут меня догнать и забрать обратно.

И она отказалась отвечать на его вопросы.

Саймон смотрел на мусор, валявшийся на обочине широкой грязной дороги. Здесь дважды прошла большая армия, не говоря уже о нескольких отрядах, направлявшихся в Сесуад’ру и Новый Гадринсетт. Саймон подумал, что потребуется много времени, прежде чем в этих заброшенных местах вырастет новая трава.

Наверное, так и появляются дороги, – подумал он и улыбнулся, несмотря на усталость. – Мне никогда раньше не приходили такие мысли. Возможно, наступит время, когда тут будет настоящая королевская дорога с каменными указателями, постоялыми дворами и почтовыми станциями… а сейчас это лишь тропа, которую вытоптали животные.

Конечно, с его стороны самонадеянно рассуждать о будущем, о дорогах должен беспокоиться король. Но, судя по тому, что Джеремия и другие говорили о положении дел в Хейхолте, Элиас едва ли станет заботиться о подобных вещах.

Они ехали вдоль берега Стеффлода, в воде которого отражался призрачный свет серебряной луны, Мириамель по-прежнему молчала, и у Саймона возникло ощущение, будто они едут уже много дней, хотя луна еще не прошла и половины пути. Ему стало скучно, и он принялся наблюдать за Мириамель, восхищаясь ее белой в лунном свете кожей, пока она раздраженно не попросила его перестать на нее глазеть. Тогда он постарался отвлечься и решил вспомнить Законы Рыцарства и то, что ему рассказывал Камарис, но его хватило только на половину лиги, и он стал негромко петь все песни про Джека Мундвода, которые знал. Позднее, когда Мириамель вновь пресекла все его попытки начать разговор, Саймон занялся подсчетом звезд, бесчисленных, как крупинки соли, рассыпанной на столе.

Наконец, когда он уже не сомневался, что скоро сойдет с ума – а эта ночь тянется больше недели, – Мириамель придержала лошадь и показала на рощу на невысоком холме, в трех или четырех фарлонгах от рытвин надоевшей дороги.

– Туда, – сказала она. – Там мы остановимся и поспим.

– Я не хочу спать, – соврал Саймон. – Мы можем проехать еще немного.

– Нет смысла, – ответила Мириамель. – Я не хочу находиться на открытом пространстве днем. Позднее, когда мы отъедем подальше, мы сможем двигаться при свете дня.

Саймон пожал плечами:

– Как скажешь.

Он хотел приключений, значит, ему следовало принимать происходящее с радостью. В первые моменты их бегства он представлял – в те немногие мгновения, когда позволял себе думать, – что Мириамель будет вести себя доброжелательно, когда станет очевидно, что их уже не догонят. Но по мере того, как шло время, она становилась все более холодной.

Деревья на вершине холма росли плотно, создавая настоящую стену между лагерем и дорогой. Они не стали разжигать костер – Саймону пришлось признать, что это разумная предосторожность, – выпили воды и вина, заедая их хлебом, который захватила с собой Мириамель.

Когда они завернулись в плащи и легли рядом на импровизированные постели, Саймон обнаружил, что его усталость исчезла – более того, ему совсем не хотелось спать. Он прислушался, дыхание Мириамель было тихим и ровным, но Саймон не сомневался, что она не спала. Где-то на дереве застрекотал одинокий сверчок.

– Мириамель?

– Что?

– Ты должна рассказать мне, куда мы направляемся. Тогда я смогу лучше тебя защищать. У меня будет возможность подумать и составить план.

Она тихо рассмеялась:

– Я уверена, что так и есть. Я тебе расскажу, Саймон. Но не сегодня ночью.

Он нахмурился, глядя на звезды, которые поблескивали между ветвями деревьев.

– Ладно.

– А сейчас спи. Это будет труднее, когда взойдет солнце.

Неужели в каждой женщине есть немного от Драконихи Рейчел? Складывалось впечатление, что они получают удовольствие, указывая ему, что делать. Саймон открыл рот, чтобы сообщить ей, что он не нуждается в отдыхе, но вместо этого зевнул. Он попытался вспомнить, что хотел сказать, но очень быстро заснул.

Во сне Саймон стоял на берегу огромного моря. Перед ним вытянулась узкая насыпная дорога, шедшая между волнами в сторону острова, который находился довольно далеко от берега. Остров был совершенно пустым, за исключением трех высоких белых башен, мерцавших в высоком полуденном солнце, но вовсе не башни заинтересовали Саймона. По острову, между башнями и их тенями, разгуливала крошечная фигурка в синем одеянии и с белыми волосами. Саймон точно знал, что смотрит на доктора Моргенеса.

Он размышлял, не пойти ли к острову по дорожке, – решив, что добраться до него будет не слишком сложно, но прилив усиливался, и Саймон опасался, что вода полностью затопит узкую тропу, – и тут услышал далекий голос. В море, между островом и каменистым берегом, где стоял Саймон, на больших волнах покачивалась маленькая лодка, в которой стояли два человека, один высокий и плотный, а другой маленький и худой. Ему потребовалось некоторое время, чтобы узнать Джелой и Лелет. Женщина что-то ему говорила, но ее голос заглушал шум волн.

Что они делают в море? – подумал Саймон. – Скоро же ночь.

Он прошел несколько шагов по узкой тропе и теперь слышал едва различимый голос Джелой.

– …Фальшивый! – кричала она. – Это фальшивый!..

Что фальшивое? – подумал Саймон.

Тропа? Она выглядела вполне надежной. Сам остров? Саймон прищурился, но, хотя солнце уже сильно спустилось к горизонту, превратив башни в черные пальцы, а темная фигура Моргенеса стала похожа на муравья, остров выглядел неоспоримо реальным. Саймон сделал еще несколько шагов вперед.

– Фальшивый! – снова закричала Джелой.

Внезапно небо потемнело, и шум волн заглушил все, кроме воя поднявшегося ветра. В один миг море стало синим, потом сине-белым, а в следующее мгновение волны застыли, превратившись в острый лед. Джелой отчаянно махала руками, но море вокруг ее лодки кипело и трещало. А затем с громким ревом черная вода, живая, как кровь, подхватила Джелой и Лелет, и они исчезли.

Лед со скрежетом подкрадывался к насыпной дороге. Саймон оглянулся, но теперь до берега было такое же расстояние, как до острова, и у него возникло ощущение, что берег и остров удаляются от него, оставляя на узком, постоянно удлинявшемся куске скалы. Лед поднимался все выше, подбирался к его сапогам.

Саймон, который отчаянно дрожал, проснулся. Тусклый рассвет пробрался в рощу, на холодном ветру раскачивались деревья. Его плащ сполз к ногам, оставив без защиты.

Он поправил плащ и снова улегся. Мириамель, слегка приоткрыв рот, продолжала спать рядом, ее золотые волосы рассыпались по плечам, и Саймон ощутил волну желания, которая тут же сменилась стыдом. Она была такой беззащитной в этом диком, безлюдном месте, а он поклялся быть ее заступником – какой же он рыцарь, если у него возникают подобные мысли? Но ему так хотелось прижать ее к себе, согреть и поцеловать в приоткрытый рот, почувствовать дыхание у своей щеки. Смущенный Саймон повернулся к Мириамель спиной.

Лошади стояли там, где он их привязал к невысокой ветке. Саймон посмотрел на седельные сумки в слабом утреннем свете, и его вдруг охватила странная печаль. Вчера вечером их побег казался замечательным приключением. А теперь выглядел глупостью. По какой бы причине Мириамель ни приняла свое решение, к нему оно не имело никакого отношения. У него скопилось множество долгов – перед принцем Джошуа, который произвел его в рыцари, Адиту – ведь она его спасла, перед Бинабиком – такого замечательного друга он не заслужил – так говорил себе Саймон.

А еще перед теми, кто смотрел на него снизу вверх – например, Джеремия. Но он бросил их всех из-за минутной прихоти. И ради чего? Чтобы навязать себя Мириамель, у которой свои собственные печальные причины покинуть лагерь дяди. Он оставил тех немногих людей, что хотели и принимали его общество, ради той, которая в нем не нуждалась.

Он посмотрел на свою лошадь и почувствовал, как усиливается его печаль. Искательница. Красивое имя, ведь верно? Саймон вновь сбежал из дома, и на этот раз у него не было никакой разумной причины.

Он вздохнул и сел. Но он здесь, и уже ничего нельзя изменить. Когда Мириамель проснется, он попытается убедить ее вернуться назад.

Саймон встал, накинул на плечи плащ, потом, отвязав лошадей, огляделся по сторонам и спустился с ними к реке, чтобы напоить. Затем привел лошадей обратно и привязал к другому дереву, где они могли подкрепиться свежей травой. Пока он наблюдал, как едят Искательница и безымянный скакун Мириамель, Саймон почувствовал, что настроение у него улучшается впервые с того момента, как ему приснился страшный сон.

Он собрал в роще хворост, стараясь выбирать только сухие ветки, чтобы они не дымили, и принялся разжигать небольшой костер, с удовлетворением отметив, что не забыл огниво. Интересно, – подумал он, – как скоро выяснится, что ты оставил в лагере что-то очень важное. Он сидел перед костром, грел руки и наблюдал за спавшей Мириамель.

Через некоторое время, когда он изучал содержимое седельных сумок, чтобы выяснить, что они могут съесть на завтрак, Мириамель зашевелилась и что-то забормотала.

– Нет! – крикнула она. – Нет, я не стану… – Она приподняла руки, словно пыталась от кого-то защититься. Саймон с сомнением за ней наблюдал, потом подошел, опустился на колени и взял за руку.

– Мириамель. Принцесса. Проснись. Тебе снится плохой сон.

Она попыталась высвободить руку, но совсем слабо. Наконец ее глаза открылись, она посмотрела на Саймона, но ему показалось, что она видела кого-то другого, подняла другую руку, словно защищаясь, потом узнала Саймона, и ее рука упала на землю. Он продолжал сжимать другую.

– Тебе просто приснился плохой сон. – Он осторожно сжал ее пальцы, с приятным удивлением обнаружив, насколько его рука больше, чем у Мириамель.

– Со мной все хорошо, – наконец пробормотала она и села, натянув плащ на плечи. Затем оглядела поляну, словно появление солнечного света стало глупой шуткой Саймона. – Сколько времени?

– Солнце еще не поднялось выше верхушек деревьев. Рассвело совсем недавно. Я уже успел сходить к реке.

Она ничего не ответила, встала и неуверенной походкой вышла из рощи. Саймон пожал плечами и вернулся к поискам еды.

Вскоре Мириамель вернулась, а он достал кусок мягкого сыра и круглый ломоть хлеба, разрезал его пополам, проткнул веткой и поднес к огню.

– Доброе утро, – сказала Мириамель, которая выглядела взъерошенной, но она смыла грязь с лица и казалась почти веселой. – Извини, что я так себя вела. Мне приснился… ужасный сон.

Саймон с интересом на нее посмотрел, но Мириамель не стала продолжать.

– Вот еда, – сказал Саймон.

– И огонь. – Она подошла, села рядом с костром и протянула к нему руки. – Надеюсь, дым никто не увидит.

– Да, дыма практически нет, – ответил Саймон, – я отходил в сторону и проверял.

Саймон протянул Мириамель половину хлеба и кусок сыра, и она с жадностью набросилась на еду, а потом улыбнулась ему с набитым ртом.

– Я проголодалась, – призналась она, проглотив хлеб. – Вчера я так волновалась, что забыла о еде.

– Если хочешь, есть еще.

Она покачала головой:

– Мы должны оставить на будущее. Я не знаю, как долго нам предстоит путешествовать, и у нас могут возникнуть проблемы, когда мы попытаемся отыскать еду. – Мириамель подняла голову. – Ты умеешь стрелять? Я захватила лук и колчан со стрелами. – Она показала на лук со снятой тетивой, висевший на ее седле.

– Однажды я сделал удачный выстрел, но я не Мундвод, – пожав плечами, ответил Саймон. – Наверное, я смогу попасть в корову с расстояния в дюжину шагов.

Мириамель захихикала:

– Я думала о кроликах и белках или птицах, Саймон. Едва ли нам попадется много неподвижных коров.

Он кивнул с умным видом:

– В таком случае последуем твоему совету и будем беречь наши припасы.

Мириамель откинулась назад и положила руки на живот.

– Поскольку у нас есть огонь… – Она встала, подошла к своим седельным сумкам, достала пару чашек и маленький мешочек со шнурком и, вернувшись к костру, положила в огонь два небольших камня. – Я захватила с собой травяной чай.

– Надеюсь, ты не кладешь в чай соль и масло? – спросил Саймон, вспомнив необычные добавки кануков.

– Нет, клянусь милосердной Элизией! – со смехом ответила она. – Но я жалею, что у нас нет меда.

Пока они пили чай – Саймон подумал, что он заметно лучше ака, которым его угощали на Минтахоке, – Мириамель заговорила о том, что они будут делать сегодня. Она не хотела двигаться дальше до наступления сумерек, но они могли заняться другими полезными делами.

– Ты можешь научить меня владению мечом, к примеру, – сказала она.

– Что? – Саймон посмотрел на нее так, словно она попросила его научить ее летать.

Мириамель бросила на него насмешливый взгляд, встала, подошла к седельным сумкам и достала короткий меч в красивых ножнах.

– Я попросила Фреосела сделать для меня клинок из большого меча. Ему пришлось его обрезать. – На ее губах появилась странная усмешка, казалось, будто она смеялась над собой. – Я сказала, что хочу защищать свою честь, пока мы будем путешествовать к Наббану. – Она посмотрела на Саймона. – Так что учи меня.

– Ты хочешь, чтобы я научил тебя владеть мечом? – медленно спросил Саймон.

– Конечно. А я, в свою очередь, научу тебя обращаться с луком. – Выражение ее лица снова изменилось, и она слегка приподняла подбородок. – Я могу попасть в корову с нескольких десятков шагов – впрочем, я не пробовала, – поспешно добавила она. – Но старый сэр Флуирен научил меня стрелять из лука, когда я была маленькой. Он думал, что это весело.

Саймон испытывал замешательство.

– Значит, ты намерена стрелять белок для обеда?

Выражение ее лица снова стало холодным.

– Я взяла с собой лук не для охоты, Саймон, – как и меч. Мы направляемся в опасные места. Молодая женщина поступит глупо, если будет путешествовать без оружия.

От ее спокойных объяснений Саймону стало не по себе.

– Но ты не скажешь мне, куда именно мы направляемся? – сказал он.

– Завтра утром. А теперь займемся делом – мы теряем время. – Она вытащила меч из ножен и отбросила их на влажную землю.

В ее глазах появился азартный блеск.

Саймон слегка удивился:

– Во-первых, нельзя так обращаться с ножнами. – Он поднял их и протянул Мириамель. – Убери меч и надень пояс.

Мириамель нахмурилась:

– Я уже умею надевать пояс.

– Все должно быть по порядку, – спокойно сказал Саймон. – Ты хочешь учиться или нет?

Утро прошло, а вместе с ним и раздражение Саймона, которому совсем не хотелось учить девушку обращаться с мечом. Мириамель старалась изо всех сил.

Она задавала один вопрос за другим, и на многие из них Саймон не знал ответа, как ни напрягался, пытаясь вспомнить, что ему говорили Эйстан, Слудиг и Камарис, когда его учили. Ему было трудно признать, что он, рыцарь, чего-то не знает, но после крайне неприятного обмена репликами Саймон забыл о гордости и откровенно признался, что понятия не имеет, почему рукоять меча выступает только с двух сторон, а не защищает всю кисть – она просто такая, какая есть. Мириамель такой ответ понравился гораздо больше, чем предыдущие попытки Саймона напустить на себя таинственность, и оставшаяся часть урока пошла быстрее и приятнее.

Мириамель оказалась неожиданно сильной для своих размеров, впрочем, когда Саймон узнал, через какие испытания она прошла, его удивление заметно уменьшилось. Кроме того, природа наградила ее превосходной реакцией и чувством равновесия, хотя она слишком сильно наклонялась вперед, что могло стать фатальным во время настоящей схватки, ведь практически у любого ее противника руки будут длиннее. В целом Мириамель произвела на него впечатление. Он чувствовал, что очень скоро исчерпает запас новых приемов и им останется лишь оттачивать новые для нее навыки до автоматизма. Кроме того, он радовался, что они тренировались на длинных палках, а не на настоящих клинках, за утро Мириамель умудрилась нанести ему несколько исключительно болезненных ударов.

Затем они сделали большой перерыв, чтобы отдохнуть и утолить жажду, и поменялись местами: Мириамель рассказала Саймону, как ухаживать за луком, уделяя особое внимание тетиве – ее следовало держать в теплом и сухом месте. Он улыбался собственному нетерпению. Как и Мириамель, не желавшей слушать указания о работе с мечом, ему не терпелось показать, на что он способен с луком в руках. Но она оставалась непреклонной, и до конца дня Саймон учился правильно натягивать тетиву. К тому моменту, когда тени стали длиннее, у него покраснели и отчаянно болели пальцы. Он уже начал подумывать о том, где бы раздобыть кожаные колпачки для пальцев, как у Мириамель, если уж он всерьез собирался стрелять из лука.

Затем они приготовили ужин из хлеба, луковицы и вяленого мяса, после чего оседлали лошадей.

– Твоей лошади необходимо имя, – сказал Саймон, застегивая подпругу на животе Искательницы. – Камарис говорит, что лошадь является частью тебя, а также одним из созданий Господа.

– Я подумаю, – ответила Мириамель.

Они в последний раз окинули взглядом лагерь, чтобы убедиться, что не оставили следов своего присутствия – засыпали костер и длинной веткой поправили примятую траву, – после чего в сгущавшихся сумерках двинулись дальше.

– Там старый лес, – с довольным видом сказал Саймон и прищурился, защищаясь от первых лучей встававшего солнца. – Темная линия.

– Да, я вижу. – Мириамель направила лошадь в сторону от дороги, на север. – Сегодня мы не станем останавливаться и постараемся проехать как можно больше – я намерена нарушить собственное правило и продолжать ехать днем. Здесь, как мне кажется, мы в безопасности.

– Значит, мы не возвращаемся на Сесуад’ру? – спросил Саймон.

– Мы едем к Альдхорту – во всяком случае, пока.

– То есть к лесу – зачем? – удивленно спросил Саймон.

Мириамель смотрела вперед, она сбросила капюшон, и ее волосы озарили лучи солнца.

– Потому что дядя наверняка послал за мной отряд, – ответила Мириамель. – Они не сумеют нас найти, если мы будем в лесу.

Саймон прекрасно помнил, как он путешествовал по огромному лесу, и эти воспоминания были далеко не самыми приятными.

– Но путешествие через лес будет очень медленным, – возразил он.

– Мы не останемся там надолго, – ответила она. – Ровно на столько, чтобы они окончательно потеряли наши следы.

Саймон пожал плечами. Он понятия не имел, куда направлялась принцесса, но у нее явно имелся план.

Они ехали в сторону далекой линии леса.

Сильно после полудня они добрались до границы Альдхорта. Солнце уже клонилось к горизонту, и заросшие травой холмы окрасили косые лучи заходившего солнца.

Саймон думал, что они разобьют лагерь на опушке леса – в конце концов, они ехали почти целый день без остановок, хотя иногда им удавалось немного подремать в седле, – но Мириамель твердо решила углубиться подальше в лес, чтобы их не нашли даже случайно. Они пробирались между деревьями. Лес становился все гуще, вскоре им пришлось спешиться, и дальше они повели лошадей в поводу. Так они преодолели еще четверть лиги. Когда принцесса наконец отыскала место, которое ей понравилось, лес уже погрузился в сумерки, и мир под плотной листвой приобрел самые разные оттенки синего цвета.

Саймон сразу принялся разжигать костер. Когда огонь разгорелся, они занялись лагерем. Мириамель выбрала это место из-за близости небольшого ручья. Пока она готовила ужин, Саймон пошел напоить лошадей.

Несмотря на то что он провел весь день в седле, Саймон не чувствовал усталости, казалось, его тело забыло, что такое сон. После того как они с Мириамель поели, оба устроились возле костра и заговорили о текущих проблемах, впрочем, темы выбирала Мириамель. Саймона беспокоили другие вещи, и он считал странным, что она так серьезно обсуждала будущего ребенка Джошуа и Воршевы и просила его рассказать о сражении с Фенгболдом, когда оставалось столько открытых вопросов об их нынешнем путешествии. Наконец он не выдержал и поднял руку.

– Хватит об этом. Ты обещала рассказать мне, куда мы направляемся, Мириамель.

Некоторое время она молча смотрела в огонь.

– Ты прав, Саймон. Я поступила с тобой нечестно – так далеко увезла, воспользовавшись твоим доверием. Но я не просила тебя ехать со мной.

Он почувствовал обиду, но постарался ее скрыть.

– Однако я здесь. Так скажи мне – куда мы едем?

Она сделала глубокий вдох, а потом выдохнула:

– В Эркинланд.

Он кивнул:

– Да, я и сам догадался. Это было не так уж сложно тому, кто внимательно слушал тебя во время Раэда. Но куда именно в Эркинланде? И что мы там будем делать?

– Мы едем в Хейхолт. – Она пристально на него посмотрела, словно предлагая возразить.

Да смилуется над нами Эйдон, – подумал Саймон.

– Чтобы забрать Сияющий Коготь? – спросил он.

И, хотя даже думать о таком было чистейшим безумием, он почувствовал некоторое возбуждение. Ведь он – не без помощи, конечно, – отыскал и завладел Шипом, разве нет? Быть может, если он сумеет привезти Сияющий Коготь, то… Он не осмелился даже мысленно произнести эти слова, но перед глазами у него внезапно возникла картина: он, Саймон, рыцарь-из-рыцарей, который даже имеет право ухаживать за принцессами…

Мириамель продолжала внимательно на него смотреть.

– Может быть.

– Может быть? – Он нахмурился. – Что ты имеешь в виду?

– Я обещала рассказать тебе о том, куда мы едем, – ответила Мириамель. – Но не говорила, что открою все мои планы.

Саймон, которого охватило раздражение, взял ветку, сломал ее пополам и бросил в костер.

– Клянусь проклятым Деревом, Мириамель, – прорычал он, – почему ты так себя ведешь? Ты сказала, что я твой друг, но обращаешься со мной, точно я ребенок.

– Я не обращаюсь с тобой, как с ребенком, – с жаром ответила Мириамель. – Ты настоял на том, что должен поехать со мной. Ладно. Но у меня есть собственная задача, и не важно, намерена я забрать меч и вернуться или направляюсь за парой туфель, которые забыла в замке.

Саймон все еще сердился, но не смог сдержать смех:

– Наверное, так и есть, ты возвращаешься за туфлями, платьем или еще чем-то вроде того. Такова уж моя удача – погибнуть в Эркинланде во время войны из-за неудачной попытки украсть туфли.

Часть неудовольствия Мириамель исчезла.

– Вероятно, ты украл немало вещей, и тебе все сошло с рук, когда ты жил в Хейхолте. Так что это будет честно.

– Украл? Я?

– Ну, в кухне ты что-то постоянно воровал. Ты мне рассказывал, хотя я и сама знала. А кто утащил лопату церковного сторожа и вложил ее в латную рукавицу доспехов в Малом зале, чтобы казалось, будто сэр Некто отправляется копать отхожее место?

Удивленный тем, что она такое помнит, Саймон с довольным видом улыбнулся:

– Ну, мне помогал Джеремия.

– Ты его вовлек в это безобразие. Без тебя Джеремия никогда бы на такое не отважился.

– Но как ты узнала? – спросил Саймон.

Мириамель бросила на него презрительный взгляд:

– Я уже тебе говорила, идиот. Я целыми неделями за тобой следила.

– Да, говорила. – Слова принцессы произвели на него впечатление. – И что еще ты видела?

– Главным образом ты убегал куда-нибудь, чтобы предаваться мечтаниям и ничего не делать, – насмешливо ответила она. – Вот почему Рейчел надирала тебе уши до синяков.

Саймон оскорбленно расправил плечи:

– Я убегал для того, чтобы провести немного времени в одиночестве. Ты не представляешь, каково это – жить вместе со слугами.

Мириамель посмотрела на него, и выражение ее лица стало серьезным и даже печальным.

– Тут ты прав. Но и ты не знаешь, как быть мной. Мне также почти не выпадало возможности остаться наедине с собой.

– Может быть, – упрямо ответил Саймон. – Но я могу спорить, что в твоей части Хейхолта кормили гораздо лучше.

– Нет, точно так же, – парировала Мириамель. – Мы просто ели с чистыми руками. – И она бросила выразительный взгляд на его перепачканные в пепле руки.

Саймон расхохотался:

– Ага! Значит, разница между поваренком и принцессой заключается в чистоте рук. Я должен тебя разочаровать, Мириамель, после того как я половину дня проводил с руками по локоть в мыле, мои руки были очень чистыми.

Она насмешливо на него посмотрела:

– Значит, между нами нет никакой разницы?

– Я не знаю. – Внезапно Саймону стало не по себе, он понял, что ступил на тонкий лед. – Я не знаю, Мириамель.

Она почувствовала, как что-то изменилось, и замолчала.

Вокруг музыкально стрекотали насекомые, а темные деревья склонялись над ними, словно пытались подслушать их разговор. Как странно снова оказаться в лесу, – подумал Саймон. Он успел привыкнуть к огромным пространствам, которые открывались с вершины Сесуад’ры, а также бесконечным лугам земель Высоких тритингов. После таких картин Альдхорт казался тесным. Впрочем, как и замок, но замок защищал от врагов. Быть может, Мириамель права: на некоторое время лес станет для них наилучшим укрытием.

– Я иду спать, – неожиданно заявила Мириамель.

Она встала и направилась к тому месту, где приготовила себе постель, и Саймон обратил внимание на то, что она постаралась устроиться подальше от него.

– Как хочешь. – Он не понимал, рассердилась она на него снова или нет. У него часто возникало такое ощущение, когда они обсуждали всякие мелочи. О серьезных вещах говорить было еще сложнее, такие темы смущали… и пугали. – А я еще немного посижу у костра.

Мириамель завернулась в плащ и легла. Саймон смотрел на нее сквозь пламя костра. Одна из лошадей негромко заржала.

– Мириамель?

– Что?

– Я говорил серьезно в ту ночь, когда мы сбежали. Я буду твоим защитником, даже если ты не расскажешь мне, от чего тебя следует защищать.

– Я знаю, Саймон. И спасибо тебе.

Снова наступила тишина. Через некоторое время он услышал тихую мелодию – Мириамель что-то напевала.

– Что это за песня? – спросил Саймон.

Она зашевелилась и повернулась к нему:

– Что?

– Что ты пела?

Мириамель улыбнулась:

– Я не заметила, что стала ее напевать. Она весь вечер звучала у меня в голове. Ее пела мне мать, когда я была совсем маленькой. Я думаю, это песня эрнистирийцев, которая дошла от моей бабушки, но слова почему-то на вестерлинге.

Саймон встал и подошел к своей постели.

– Ты мне споешь? – спросил он.

Мириамель колебалась:

– Даже не знаю. Я устала, и у меня нет уверенности, что я помню все слова. К тому же это печальная песня.

Он лег и накрылся плащом, внезапно почувствовав, что дрожит. Ночь обещала быть холодной, и ветер шуршал в листве.

– Пусть ты и спутаешь какие-то слова. Мне было бы приятно тебя послушать.

– Хорошо, я попытаюсь. – Мириамель немного подумала и запела.

У нее был немного хриплый, но приятный голос.

– В Катин-Дэйре жила девушка, – начала она. Хотя Мириамель пела негромко, медленная мелодия заполнила всю темную лесную поляну.

– Какая красивая песня, – сказал Саймон, когда Мириамель закончила петь. – Печальная. – Навязчивый мотив все еще звучал у него в голове, и теперь он понимал, почему Мириамель напевала его, сама того не замечая.

– Моя мать пела ее в саду, в Мермунде. Она всегда что-то пела. Все говорили, что у нее необыкновенно красивый голос.

Некоторое время они молчали. Саймон и Мириамель лежали, завернувшись в плащи, и каждый лелеял свои тайные мысли.

– Я совсем не знал своей матери, – наконец сказал Саймон. – Она умерла при моем рождении. Да и отца я никогда не видел.

– Я тоже.

К тому моменту, когда странность этих слов проникла в сознание Саймона, Мириамель повернулась спиной к огню – и к нему. Он хотел спросить, что она имела в виду, но почувствовал, что она больше не хотела разговаривать.

И он просто смотрел на догоравший костер, который мерцал в темноте.