Читать книгу Башня Зеленого Ангела. Том 2 - Тэд Уильямс - Страница 8

Сначала она подумала, что это башня или гора – ничто, столь высокое, тонкое, унылое и совершенно белое не могло быть живым. Но по мере того, как она к нему подходила, она поняла, что огромное облако, окружавшее центральный ствол, рассеянная молочная бледность – лишь невероятное сплетение ветвей.

Перед ней стояло дерево, огромное и белое, такое высокое, что она не могла разглядеть его верхушку; казалось, она пронзала само небо. Она смотрела на него, ошеломленная зловещим величием. И хотя какая-то ее часть знала, что это сон, Мириамель каким-то образом понимала, что великая белая полоса есть нечто очень важное.

Мириамель приблизилась к нему – у нее не было тела: шла она или парила? Она не могла сказать – она видела, что дерево поднимается над лишенной выразительных черт землей одним гладким стволом, точно колонна неправильной формы из идеально отполированного мрамора. Если белоснежный гигант имел корни, то они находились глубоко-глубоко под землей, где-то в самом ее сердце. Ветви, окружавшие дерево, точно плащ из потрепанной паутины, были идеально тонкими и росли из ствола, но становились еще тоньше по мере того, как удалялись от него и тянулись вверх, а их переплетенные концы постепенно становились невидимыми.

Мириамель находилась уже совсем рядом с огромным деревом и начала подниматься, без всяких усилий двигаясь вверх. Ствол скользил перед ней, словно молочная река.

Она летела в огромном облаке ветвей. Серо-голубое небо за переплетенными белыми нитями было каким-то диковинно плоским. Она не видела горизонта, и ей казалось, что в мире, кроме дерева, больше ничего нет.

Паутина ветвей становилась толще. Тут и там среди ветвей висели маленькие ядрышки темноты, сгустки мрака, подобные опрокинутым звездам. Поднимаясь медленно, точно лебяжий пух, подхваченный порывом ветра, Мириамель потянулась вперед – внезапно она обрела руки, хотя остальная часть ее тела странным образом отсутствовала, – и прикоснулась к одному из черных сгустков. Он имел форму груши, но был гладким и мягким, как спелая слива. Мириамель дотронулась до другого и обнаружила, что он такой же. Однако следующий оказался немного иным. Пальцы Мириамель невольно сжались, и он упал на ее ладонь.

Она посмотрела на него и увидела такую же, как у других, плотную кожу, но чем-то он от них отличался. Быть может, был немного теплее. Каким-то образом она поняла, что он созрел.

Она продолжала на него смотреть, завитки белого дерева бесконечно падали по обе стороны от нее, а черный плод на ладони задрожал и раскрылся. В его середине, там, где персик прятал бы свое ядрышко, лежал ребенок размером с палец. Веки, крошечные, как снежинки, были опущены – он спал, но шевелил ручками и ножками и зевал, но глаза оставались закрытыми.

Значит, каждый из плодов имеет душу, – подумала она. – Или это… вероятности?

Она не знала, что означают подобные мысли во сне, но через мгновение ее охватил страх.

Я ведь сорвала его! Сорвала слишком рано! Я должна вернуть его обратно.

Что-то продолжало нести ее вверх, но сейчас она испытывала ужас. Она совершила нечто неправильное, должна вернуться и найти одну ветку среди тысяч других. Может быть, еще не поздно вернуть то, что она невольно украла.

Мириамель схватилась за сплетение веток, пытаясь замедлить подъем. Некоторые из них, тонкие и хрупкие, как сосульки, ломались у нее в руках, несколько черных плодов сорвались и начали падать в серо-белую пустоту под ней.

Нет! Ее охватил ужас. Она не хотела причинить такой вред. Мириамель протянула руку, чтобы поймать один из падавших плодов, и уронила крошечного ребенка. Она попыталась его схватить, но он уже был далеко.

Мириамель страшно закричала от отчаяния и ужаса…

Было темно. Кто-то ее держал, крепко прижимая к груди.

– Нет! – выдохнула она. – Я его уронила!

– Ты ничего не уронила, – сказал голос. – Тебе приснился плохой сон.

Она смотрела, но не могла разглядеть лица. А голос… она его узнала.

– Саймон?..

– Я здесь. – Его губы оказались возле ее уха. – Тебе ничего не грозит. Но лучше больше не кричать.

– Извини. Мне очень жаль. – Она вздрогнула и стала высвобождаться из его объятий. Пахло сыростью, а ее пальцы касались чего-то шершавого. – Где мы?

– В амбаре. В двух часах езды от Фальшира. Ты не помнишь?

– Немного, – ответила она. – Что-то мне нехорошо. – На самом деле Мириамель чувствовала себя ужасно. Она дрожала, и одновременно ей было жарко, а все вокруг окутал туман, более густой, чем когда она обычно просыпалась посреди ночи. – Как мы сюда попали?

– Мы подрались с Огненными танцорами.

– Да, я помню, – кивнула Мириамель. – А потом мы скакали.

Саймон издал какой-то звук в темноте, возможно, рассмеялся.

– А потом перестали скакать. Именно ты приняла решение здесь остановиться, – сказал Саймон.

Она покачала головой.

– Я не помню.

Саймон ее отпустил – Мириамель поняла, что неохотно – хотя сейчас она соображала не лучшим образом. Затем он отполз в сторону по тонкому слою сена, раздался скрежет, и появился свет. Темная фигура Саймона вырисовывалась на фоне окна. Он пытался открыть ставни.

– Дождь прекратился, – сказал он.

– Мне холодно. – Она попыталась зарыться в солому.

– Ты сбросила плащ. – Саймон снова к ней подполз, нашел плащ и накрыл ее до подбородка. – Если хочешь, я могу отдать тебе свой.

– Я думаю, мне хватит и моего, – ответила Мириамель, хотя ее зубы продолжали стучать.

– Хочешь чего-нибудь поесть? Я оставил тебе твою часть ужина – но кувшин с элем ты разбила о голову того огромного типа.

– Только немного воды. – Мысль о еде показалась ей неприятной.

Саймон возился с седельными сумками, пока она смотрела в окно на ночное небо, но вуаль облаков скрывала звезды. После того как Саймон принес ей мех с водой и она напилась, Мириамель почувствовала, что на нее снова накатила слабость.

– Я чувствую себя… плохо, – сказала она. – Наверное, мне нужно еще поспать.

Саймон не сумел скрыть разочарования:

– Конечно, Мири.

– Мне очень жаль. Я чувствую себя такой больной… – Она еще выше подтянула плащ.

Казалось, темнота вращалась вокруг нее, она снова увидела силуэт Саймона на фоне окна, а потом тени утащили ее в темноту.

К утру лихорадка Мириамель усилилась. Саймон ничего не мог для нее сделать, лишь протирал влажной тряпицей лоб и давал воды.

Темный день прошел в мелькании образов: серые тучи проносились мимо окна, зов одинокого голубя, встревоженное лицо Саймона, появлявшееся над ней с периодичностью луны. Мириамель обнаружила, что ее не особенно интересовало то, что с ней происходило. Все страхи и тревоги унесла болезнь. Если бы она могла заснуть на целый год, она не стала бы возражать; но вместо этого она теряла сознание и вновь приходила в себя, как потерпевший кораблекрушение матрос, хватающийся за обломок мачты. Ее сны были полны белых деревьев и затонувших городов, на улицах которых шевелились водоросли.

За час до рассвета второго дня, проведенного в амбаре, Мириамель пришла в себя, и в голове у нее немного прояснилось, но она чувствовала ужасную слабость и вдруг испытала жуткий страх, ей показалось, что Саймон ушел и она осталась одна.

– Саймон? – позвала она. Ответа не последовало. – Саймон?!

– Хм-м-м?

– Это ты?

– Что? Мириамель? Конечно, я. – Она услышала, как он повернулся и подполз к ней. – Тебе стало хуже?

– Нет, я думаю, лучше. – Она вытащила дрожавшую руку, отыскала и сжала его ладонь. – Но мне все еще довольно плохо. Посиди со мной.

– Конечно. Тебе не холодно?

– Немного, – ответила Мириамель.

Саймон взял свой плащ и накрыл им Мириамель поверх ее собственного. Она чувствовала такую слабость, что ей хотелось плакать – и холодная слеза сбежала по ее щеке.

– Спасибо тебе. – Некоторое время она молчала.

Даже короткий разговор ее утомлял. Ночь, которая казалась огромной и пустой, когда она проснулась, теперь стала не такой пугающей.

– Думаю, я готова снова немного поспать. – Ее голос даже в собственных ушах прозвучал невнятно.

– Тогда спокойной ночи.

Мириамель чувствовала, как ускользает ее сознание. Интересно, – подумала она, – снились ли Саймону такие странные сны, как мой о белом дереве и его необычных плодах. Это показалось ей маловероятным…

Она проснулась, когда наступил свинцово-серый рассвет, и увидела, что ее по-прежнему укрывает плащ Саймона. Он спал рядом под тонким слоем сена.

В течение второго дня в амбаре Мириамель много спала, но в те моменты, когда бодрствовала, чувствовала себя гораздо лучше, почти как прежде. В полдень она смогла съесть немного хлеба с сыром. Саймон выходил наружу, чтобы исследовать окрестности, и, пока она ела, рассказал о том, что видел.

– Здесь совсем мало людей! Я видел двоих на дороге, ведущей из Фальшира, – и, даю тебе слово, не позволил им меня заметить, – и больше никого. Неподалеку есть почти развалившийся дом. В крыше несколько дыр, но большая часть соломы не протекает. Я не думаю, что сейчас там кто-то живет. Если нам потребуется тут задержаться, мы можем перебраться туда – там немного суше.

– Посмотрим, – ответила Мириамель. – Возможно, завтра я смогу ехать дальше.

– Может быть, но сначала нужно попробовать. Сегодня ты первый раз села после той ночи в Фальшире. – Он неожиданно к ней повернулся. – А меня едва не убили!

– Что? – Мириамель пришлось схватить мех с водой, чтобы не подавиться сухим хлебом. – Что ты сказал? – потребовала она ответа, когда откашлялась. – Огненные танцоры?

– Нет, – ответил Саймон, его глаза были широко раскрыты, выражение лица оставалось серьезным. Однако он тут же усмехнулся. – Тем не менее я чудом спасся. Я возвращался сюда с соседнего поля, собирал там… цветы.

Мириамель вопросительно на него посмотрела:

– Цветы? А зачем тебе цветы?

Саймон продолжал, словно не слышал ее вопроса:

– Я услышал шум и поднял голову. На вершине холма стоял бык.

– Саймон!

– И он не выглядел дружелюбным. Костлявый, с красными глазами, на боках длинные царапины. – Саймон провел пальцами вдоль своих ребер, показывая. – Мы стояли и смотрели друг на друга несколько мгновений, а потом он опустил голову и начал фыркать. Я повернулся и пошел в противоположном направлении. Он помчался за мной вниз по склону, делая маленькие танцующие шаги, но постепенно набирая скорость.

– Саймон! Что ты сделал?

– Ну, я решил, что глупо бежать вниз по склону перед быком, поэтому бросил цветы и взобрался на первое попавшееся высокое дерево. Он остановился под ним – я успел поднять ноги в самый последний момент – и вдруг наклонил голову и ударил по стволу… – бум! – Саймон стукнул кулаком по открытой ладони. – Дерево затряслось, и я едва не упал на землю. Но потом мне удалось забраться повыше и удобно устроиться на толстой ветке. И очень вовремя – идиотский бык принялся снова и снова колотить головой ствол, пока не повредил кожу на лбу и его морду не начала заливать кровь.

– Какой ужас! Должно быть, несчастное животное сошло с ума.

– Несчастное животное! Замечательно! – В голосе Саймона появилось насмешливое отчаяние. – Он пытался убить твоего лучшего защитника, а ты называешь его «несчастным животным».

Мириамель улыбнулась:

– Я рада, что он тебя не убил. А что было дальше?

– В конце концов, он устал и ушел, – небрежно сказал Саймон. – Отправился вниз, в долину, и больше не стоял на моем пути вверх по склону. Тем не менее я побежал, и мне казалось, будто он мчится за мной.

– Ну, ты чудом спасся. – Мириамель не сумела сдержать зевок, и Саймон состроил гримасу. – Но я рада, что ты не стал убивать чудовище, – продолжала она, – пусть ты и рыцарь. Он не виноват в том, что безумен.

– Убить чудовище? Как? Голыми руками? – Саймон рассмеялся, но было видно, что он доволен. – Возможно, убить его стало бы лучшим для него исходом. Он выглядел так, что его уже невозможно спасти. Думаю, именно по этой причине его бросили.

– Или он сошел с ума из-за того, что его бросили, – медленно проговорила Мириамель, посмотрела на Саймона и увидела, что он услышал нечто необычное в ее голосе. – Я устала. Спасибо за хлеб.

– Но это еще не все. – Он засунул руку под плащ и вытащил маленькое зеленое яблоко. – Единственное, что мне удалось найти.

Некоторое время Мириамель с подозрением смотрела на яблоко, затем взяла его, фыркнула и откусила маленький кусочек. Оно было не сладким, а терпким, но Мириамель с удовольствием съела половину, другую – протянула Саймону.

– Это вкусно, – сказала она. – Очень вкусно. Но я все еще не могу много есть.

Саймон с удовольствием схрупал остаток. Мириамель нашла углубление, которое сделала для себя в сене, и забралась туда.

– Теперь я немного посплю, Саймон.

Он кивнул. Саймон смотрел на нее так пристально, что Мириамель пришлось отвернуться и накрыться плащом с головой. Сейчас у нее было недостаточно сил, чтобы выдерживать такое внимание.

Она проснулась заметно после полудня. Ее разбудил какой-то странный шум – глухой удар и свист, удар и свист. Немного испуганная и все еще очень слабая, Мириамель лежала неподвижно, пытаясь понять причину новых звуков – их кто-то ищет? Или вернулся бык Саймона, или это что-то другое, много хуже? Наконец она взяла себя в руки и тихонько поползла по сеновалу. Добравшись до края, она посмотрела вниз.

И увидела Саймона, который тренировался с мечом. Несмотря на то что день был достаточно холодным, он снял рубашку, и его бледная кожа блестела от пота. Мириамель увидела, как он оценил дистанцию перед собой, поднял меч двумя руками, держа его перпендикулярно к полу, и стал медленно опускать острие. Усыпанные веснушками плечи напряглись. Выпад, выпад – он ушел в сторону, двигаясь вокруг почти неподвижного меча, словно фиксировал им оружие противника. У него было серьезное, как у ребенка, лицо, кончик языка торчал изо рта. Саймон максимально сосредоточился на том, что делал.

Мириамель с трудом сдержала смех, но не могла не заметить, как кожа скользит по гладким мышцам, а подобные вееру лопатки и позвоночник бугрятся под молочно-белой кожей. Саймон застыл, неподвижно держа перед собой меч. Капелька пота соскользнула с носа и исчезла в рыжей бороде. Мириамель вдруг ужасно захотелось, чтобы он снова ее обнял, но, несмотря на желание, внутри у нее все сжалось от боли. Он многого не знал.

Мириамель отодвинулась от края сеновала, стараясь не шуметь, и вернулась в свое гнездышко в сене. Она попыталась снова заснуть, но не смогла и долго лежала на спине, смотрела на тени между потолочными балками, слушала шорох шагов Саймона, свист рассекавшего воздух клинка и приглушенный шум его дыхания.

Перед закатом Саймон отправился еще раз взглянуть на дом. Вернувшись, он рассказал, что там действительно пусто, хотя он обнаружил свежие следы на глиняном полу. Но больше ничего не нашел и решил, что их мог оставить случайный безвредный бродяга вроде старого пьяницы Хенвига. Они собрали свои вещи и спустились к дому. Сначала у Мириамель кружилась голова, и ей пришлось опираться на Саймона, чтобы не упасть, но после нескольких дюжин шагов ее движения стали более уверенными, однако он продолжал крепко держать ее за руку. Они шли очень медленно, и Саймон предупреждал Мириамель об особенно скользких местах.

Создавалось впечатление, что домик пустовал уже довольно давно, кроме того, как сказал Саймон, в соломенной крыше виднелись дыры, но амбар продувался еще сильнее, а в домике хотя бы имелся камин. Когда Саймон принес дрова, сложенные у стены снаружи, и попытался развести огонь, Мириамель, закутавшись в плащ, стала искать подходящее место для ночлега.

Те, кто здесь жил, оставили совсем немного вещей, из чего Мириамель сделала вывод, что хозяевам не пришлось покидать свое жилище в спешке. Из мебели имелся только стул со сломанной ножкой, стоявший рядом с камином, рядом валялись осколки миски – видимо, она разбилась, и ее тут бросили. Жесткий глиняный пол покрывал тростник, потемневший и сырой. Единственным признаком недавней жизни была бесконечная паутина во всех углах, но и она выглядела изношенной и печальной, словно еще не наступил сезон пауков.

– Готово, – сказал Саймон и встал. – Я разжег огонь. Теперь схожу за лошадьми.

Пока Саймона не было, Мириамель сидела перед огнем и искала в седельных сумках еду. Впервые за последние два дня она почувствовала голод и пожалела, что хозяева дома не оставили котелка – над горящим огнем висел голый крюк, – но делать нечего, приходилось довольствоваться тем, что есть. Мириамель подтолкнула в огонь пару камней, чтобы они нагрелись, и достала несколько оставшихся морковок и лук. Она решила сварить суп, когда камни станут достаточно горячими.

Мириамель придирчиво осмотрела потолок и разложила свою постель подальше от того места, где крыша протекала сильнее всего. После недолгих размышлений устроила на безопасном расстоянии постель Саймона, она предпочла бы, чтобы оно было больше, но дыры в потолке ограничивали ее возможности. Закончив, она нашла в седельной сумке нож и занялась овощами.

– Поднялся сильный ветер, – сказал вернувшийся Саймон. Его волосы торчали в разные стороны, но щеки покраснели, а на губах играла широкая улыбка. – Такую ночь приятно провести у огня.

– Я рада, что мы сюда перебрались, – сказала она. – Сегодня вечером я чувствую себя гораздо лучше. Думаю, завтра смогу ехать верхом.

– Если будешь готова. – Саймон направился к камину и по пути положил руку ей на плечо, а потом легко погладил волосы.

Мириамель ничего не ответила, продолжая молча нарезать морковь в глиняную миску.

* * *

Ужин оказался не из тех, о которых вспоминают с радостью, но Мириамель стала чувствовать себя лучше после того, как поела горячего супа. Она сполоснула тарелки и почистила их сухой веткой, а потом забралась в постель. Саймон еще немного повозился с камином и тоже улегся. Некоторое время они молча смотрели на огонь.

– В моей спальне в Мермунде был камин, – тихо сказала Мириамель. – Ночью, когда мне не удавалось заснуть, я любила смотреть, как танцует пламя, и видела в нем самые разные картины. А однажды, я тогда была совсем маленькой, мне показалось, будто там появилось лицо улыбавшегося мне Усириса.

– М-м-м-м, – пробормотал Саймон. – Значит, ты спала в собственной комнате?

– Я была единственным ребенком принца и наследницей, – серьезно сказала она. – Так бывает.

Саймон фыркнул:

– Но только не со мной. Я спал вместе с дюжиной других поварят. Один из них, Толстый Зебедая, так храпел, что казалось, будто бондарь пилит доски.

Мириамель захихикала:

– А в последний месяц, который я прожила в Хейхолте, Лелет ночевала в моей комнате, и мне это нравилось. Но в Мермунде я спала одна, а горничная находилась в соседней комнате.

– Звучит как-то… одиноко.

– Я даже не знаю. Наверное, так и было. – Мириамель вздохнула и рассмеялась одновременно, и необычный звук заставил Саймона поднять голову. – Однажды я никак не могла заснуть, пошла в комнату отца и сказала, что у меня под кроватью сидит кокиндрил, я хотела, чтобы он позволил мне спать с ним. Но это случилось после смерти моей матери, и он отправил со мной одну из своих собак. «Он охотник на кокиндрилов, Мири, – сказал он. – Я в него верю. Он не даст тебя в обиду». Отец всегда был плохим лжецом. Собака просто лежала у двери и повизгивала, пока я не выпустила ее из спальни.

Саймон немного подождал, прежде чем ответить. Пламя отбрасывало диковинные тени на соломенный потолок.

– А как умерла твоя мать? – наконец спросил он. – Никто мне не рассказывал.

– В нее попала стрела. – Мириамель все еще испытывала боль, когда думала об этом, но теперь она перестала быть такой острой, как прежде. – Дядя Джошуа вез ее к отцу, который сражался за деда Джона на границе с восставшими Луговыми тритингами. Он потерял руку, защищая ее, и ему удалось оторваться от врагов, но ее настигла случайная стрела. Она умерла в тот же день, еще до заката солнца.

– Мне очень жаль, Мириамель.

Она пожала плечами, хотя он ее не видел.

– Это случилось давно. Но на отца ее смерть произвела еще более сильное впечатление, чем на меня. Он так ее любил! О Саймон, ты знал моего отца только таким, каким он стал в последнее время, но прежде он был хорошим человеком. Он любил мою мать больше, чем что-либо другое в мире.

Она подумала о сером, искаженном от горя лице отца, о пологе гнева, что опустился на него и так и не поднялся, и начала плакать.

– Именно по этой причине я хочу его увидеть, – наконец сказала она дрогнувшим голосом.

Саймон зашуршал в своей постели.

– Что? Что ты имеешь в виду? Увидеть кого?

Мириамель сделала глубокий вдох:

– Моего отца, конечно. Вот зачем я отправилась в Хейхолт. Потому что должна с ним поговорить.

– Что за чепуха? – Саймон сел. – Мы идем в Хейхолт, чтобы добыть меч твоего деда, Сияющий Коготь.

– Я никогда ничего подобного не говорила. Так сказал ты. – Несмотря на слезы, она почувствовала, как ее охватывает гнев.

– Я тебя не понимаю, Мириамель. Мы находимся в состоянии войны с твоим отцом. Ты собираешься с ним встретиться и снова пожаловаться, что у тебя под кроватью кокиндрил? Что еще ты можешь ему сказать?

– Не будь жестоким, Саймон. Ты не смеешь. – Он почувствовал, что слезы вот-вот потоком хлынут из ее глаз, но и у него внутри пылал огонь.

– Мне жаль, – сказал он. – Но я не понимаю.

Мириамель изо всех сил сжала руки, полностью сосредоточилась на них, и ей удалось взять свои эмоции под контроль.

– Я ничего не объяснила тебе, Саймон. Прости.

– Так объясни. Я внимательно тебя выслушаю.

Некоторое время Мириамель смотрела на огонь, который громко трещал и шипел в камине.

– Кадрах показал мне правду, но я не думаю, что он сам это понял. Когда мы путешествовали вместе, он рассказал мне о книге Ниссеса. Однажды он ею владел – точнее, копией.

– Магической книгой, о которой говорил Моргенес?

– Да. Она наделена огромным могуществом. Когда Прайрат узнал, что Кадрах владеет книгой, то сразу… послал за ним. – Мириамель замолчала, вспоминая слова Кадраха: кроваво-красные окна и железные устройства, на которых все еще оставалась кожа и волосы тех, кого пытали. – Прайрат угрожал ему до тех пор, пока Кадрах не рассказал ему все, что помнил. Кадрах говорил, что Прайрата особенно интересовала возможность разговора с мертвыми – «Разговор через Вуаль», так он его называл.

– Из того, что я знаю о Прайрате, меня это не удивляет. – Теперь и в голосе Саймона появилась дрожь. Очевидно, у него имелись собственные воспоминания о Красном священнике.

– Его история показала то, что мне требовалось понять, – сказала Мириамель, не хотевшая потерять мысль, ведь она впервые решилась заговорить о своем плане вслух. – О Саймон, я долго думала, почему мой отец так изменился, почему Прайрат сумел направить его к злым поступкам. – Мириамель сглотнула. На ее щеках все еще блестели слезы, но она нашла в себе новые силы. – Отец очень любил мою мать и после ее смерти стал совсем другим человеком. Он больше не женился, даже не думал об этом, несмотря на желание моего деда. Они ужасно ссорились. «Тебе необходим наследник», – часто повторял дед, но отец неизменно отвечал, что никогда больше не женится, что Господь даровал ему жену, а потом забрал. – Мириамель замолчала, погрузившись в воспоминания.

– Я все еще не понимаю, – тихо сказал Саймон.

– Ну, как ты не видишь очевидных вещей? Должно быть, Прайрат сказал моему отцу, что может общаться с мертвыми – и это позволит отцу снова говорить с моей мамой, возможно, даже ее увидеть. Ты его не знаешь, Саймон. Он полностью пал духом, когда ее потерял. Я думаю, он готов на все, чтобы ее вернуть, хотя бы на короткое время.

Саймон сделал глубокий вдох.

– Но это… богохульство. И против Бога.

Мириамель пронзительно рассмеялась:

– Думаешь, это его остановит? Я же сказала, он готов на все, чтобы ее вернуть. Должно быть, Прайрат солгал ему, что они смогут с ней связаться… через Вуаль, или как там еще оно называется в той ужасной книге. Может быть, священник и сам верит, что такое возможно. И он использовал свое обещание, чтобы заставить отца стать его покровителем, потом союзником… и, в конце концов, рабом.

Саймон задумался.

– Возможно, Прайрат пытался, – наконец сказал он. – Может быть, именно таким способом он вошел в контакт с Королем Бурь.

Он произнес это имя негромко, но в ответ сразу взвыл ветер и так громко зашуршал соломой на крыше, что Мириамель вздрогнула.

– Может быть. – От этой мысли ей стало холодно. Она представила, как ее отец с нетерпением ждет разговора с любимой женой, а обнаруживает нечто. Она вспомнила старую жуткую историю о том, что рыбак Баличлинн вытащил на берег в своих сетях…

– Но я все еще не понимаю, Мириамель. – Саймон говорил тихо, но в его голосе слышалось упрямство. – Даже если это правда, какую пользу принесет разговор с твоим отцом?

– Я не уверена, что от него будет польза. – Тут Мириамель сказала правду – она не слишком верила, что встреча с отцом доставит ей радость после такого количества гнева и скорби. – Но если остается хотя бы небольшая надежда, что я смогу убедить его увидеть истину, напомнить, что все началось из-за любви, и убедить остановиться… тогда я должна воспользоваться этим шансом. – Мириамель подняла руку и вытерла слезы, она снова плакала. – Он просто хотел ее увидеть… – Она немного успокоилась. – Но ты не должен идти со мной, Саймон, это мое бремя.

Он молчал. И Мириамель почувствовала его смущение.

– Это слишком большой риск, – наконец сказал он. – Возможно, тебе не удастся повидать отца, даже если бы от вашей встречи была какая-то польза. Прайрат может тебя схватить, и тогда больше никто о тебе не услышит, – сказал он с уверенностью.

– Я знаю, Саймон. Я просто не могу придумать, что еще сделать. Я должна поговорить с отцом, чтобы показать ему, что происходит, а на это способна только я.

– Значит, ты твердо решила? – спросил Саймон.

– Да.

Саймон вздохнул:

– Эйдон на Дереве, Мириамель, это безумие. Я надеюсь, ты передумаешь, когда мы там окажемся.

Мириамель знала, что ничего не изменится.

– Я очень много и давно об этом думала.

Саймон опустился на постель.

– Если бы Джошуа знал, он бы связал тебя и унес на тысячу лиг от Хейхолта, – заявил он.

– Ты прав, – согласилась Мириамель. – Он бы никогда мне не позволил.

Саймон снова вздохнул в темноте.

– Я должен подумать, Мириамель. Я не знаю, что делать.

– Ты ничего не можешь сделать, чтобы меня остановить, – ровным голосом сказала она. – Даже не пытайся, Саймон.

Но он ничего не ответил. Через некоторое время, несмотря на страх и волнение, Мириамель заснула.

Ее разбудил громкий рев. Когда она лежала с отчаянно бившимся в груди сердцем, что-то сверкнуло на потолке – ярче факела. Лишь через несколько мгновений она сообразила, что это вспышка молнии, часть которой она видела сквозь дыры в потолке. Затем последовал новый раскат грома.

Воздух в доме стал еще более сырым и спертым. Во время следующей вспышки Мириамель увидела, как сквозь дыры в крыше внутрь устремились струи дождя. Она села и пощупала пол. Дождь падал совсем рядом, но уже намочил сапоги Саймона и нижнюю часть штанов. Саймон спал.

– Саймон! – Она потрясла его. – Просыпайся!

Он что-то проворчал в ответ, но продолжал спать.

– Саймон, тебе нужно подвинуться, на тебя попадает дождь.

После того как Мириамель несколько раз тряхнула его, он перевернулся на спину, сонно возмущаясь, помог Мириамель передвинуть свою постель поближе к ней – и тут же заснул.

Мириамель слушала, как дождь стучит по крыше, потом поняла, что Саймон придвинулся поближе к ней, его лицо оказалось совсем рядом с ее щекой, и она чувствовала его теплое дыхание. Ее охватило странное умиротворение, несмотря на все опасности, которые им грозили, сейчас они лежали рядом, а снаружи бушевала буря.

Саймон зашевелился:

– Мириамель? Тебе холодно?

– Немного, – ответила она.

Он придвинулся ближе, потом обнял ее, притянул к себе, и они прижались друг к другу. Мириамель почувствовала себя в ловушке, но ей не было страшно. Его губы касались ее щеки.

– Мириамель… – тихо сказал он.

– Ш-ш-ш. – Она продолжала прижиматься к нему. – Ничего не говори.

Так они лежали некоторое время. Дождь барабанил по крыше, время от времени раздавались удары грома, словно кто-то играл на гигантском барабане.

Саймон поцеловал ее в щеку. Мириамель стало щекотно, но это показалось ей правильным, и она даже не шевельнулась. Он слегка повернул ее голову, и их губы встретились. Где-то снова прогрохотал гром, но далеко, совсем в другом месте.

Почему должно быть больше этого, – печально подумала Мириамель. – Зачем нужны дурацкие осложнения?

Саймон обнял ее другой рукой, нежно, но уверенно, и они сильнее прижались друг к другу. Мириамель чувствовала его длинные мускулистые руки и твердый живот около своего живота и груди. Жаль, что время нельзя остановить!

Поцелуи Саймона стали страстными. Он поднял голову и зарылся лицом в ее волосах.

– Мириамель, – хрипло прошептал он.

– О Саймон, – пробормотала она в ответ.

Она и сама не понимала, чего хотела, но знала, что с радостью целует и обнимает Саймона.

Его лицо оказалось у ее шеи, и все ее тело окатили волны жара и холода. Как чудесно и одновременно пугающе! Он был мальчиком, но и мужчиной. Мириамель напряглась, но он снова повернул ее лицо к себе и поцеловал, неловко, но страстно, прижимаясь к ее губам слишком сильно. Она подняла руку к его бородатому лицу и погладила, а их губы снова встретились – о, как нежно!

И когда их дыхание смешалось, его рука начала двигаться по ее лицу, по шее, он прикасался к ней всюду, не теряя тепла между ними, его пальцы прошлись вдоль ее бедра, затем рука задержалась под мышкой. Ей стало щекотно, Мириамель захотелось потереться об него, но она ощущала невероятную нежность, словно они вместе тонули, погружаясь в темные глубины океана. Она слышала биение собственного сердца сквозь шорох дождя на крыше.

Саймон повернулся, и его тело оказалось наполовину сверху, потом он слегка приподнялся. Он был лишь тенью, и Мириамель вдруг стало страшно. Она дотронулась до его щеки, почувствовала мягкую бороду. Его губы шевелились:

– Я люблю тебя, Мириамель.

У нее перехватило дыхание, и внутри вдруг возник холодный узел.

– Нет, Саймон, – прошептала она. – Не говори так.

– Но это правда! Я думаю, что полюбил тебя с того момента, когда в первый раз увидел на башне – а лучи солнца играли твоими волосами.

– Ты не можешь меня любить. – Ей хотелось оттолкнуть его, но у нее не было сил. – Ты не понимаешь.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Саймон.

– Ты… ты не можешь. Это неправильно.

– Неправильно? – гневно спросил он, не в силах унять дрожь и сражаясь с яростью. – Потому что я простолюдин. Я недостаточно хорош для принцессы, верно? – Он отодвинулся и встал на колени рядом с ней. – Будь проклята твоя гордость, Мириамель. Я сражался с драконом! С настоящим драконом! Разве этого для тебя недостаточно? Или ты предпочитаешь кого-то вроде Фенгболда – уб-бийцу, но уб-бийцу с т-титулом? – Он с трудом сдерживал слезы.

От его голоса у Мириамель сжалось сердце.

– Нет, Саймон! Дело не в этом! Ты не понимаешь!

– Тогда объясни мне! – прорычал он. – Объясни, чего я не понимаю?

– Причина не в тебе, а во мне, – сказала Мириамель.

Наступило долгое молчание.

– Ты о чем? – спросил Саймон,

– С тобой все в порядке, Саймон! Я считаю тебя храбрым и добрым, в тебе есть все, что нужно. Дело во мне. Я не заслуживаю, чтобы меня любили.

– Я тебя не понимаю.

Она вздохнула и отчаянно тряхнула головой:

– Я больше не хочу говорить. Оставь меня в покое, Саймон. Найди кого-нибудь другого. Многие женщины будут рады тебя принять.

Мириамель повернулась к нему спиной. Теперь, когда ей больше всего на свете хотелось заплакать, слезы не приходили. Ее знобило и охватили необычные и незнакомые чувства.

Его рука сжала плечо Мириамель.

– Клянусь Деревом, Мириамель, ты должна говорить со мной! Я совсем ничего не понимаю, – повторил он.

– Я не чиста, Саймон. Я больше не девственница.

Ну вот, слова произнесены.

Он ответил далеко не сразу:

– Что?

– Я была с мужчиной. – Теперь, когда она начала говорить, все оказалось проще, чем она думала. Казалось, она слышала со стороны кого-то другого. – Дворянин из Наббана, помнишь, я тебе рассказывала, мы с Кадрахом оказались на борту его корабля? Аспитис Превес.

– Он тебя изнасиловал?.. – Саймон был ошеломлен, он чувствовал, что его охватывает сильный гнев. – Это… это…

Мириамель коротко, с горечью рассмеялась:

– Нет, Саймон, он меня не насиловал. Да, он держал меня в плену, но позднее. Он был чудовищем, однако я пустила его в свою постель и не сопротивлялась. – А затем, чтобы навсегда закрыть дверь и избавить Саймона от будущих страданий, она добавила: – И я его хотела. Я считала его красивым. Я хотела.

Саймон издал невнятный звук и встал. Дыхание с хрипом вырывалось из его груди. Несмотря на темноту, Мириамель видела, как меняется его фигура: он стал похож на запертое в клетку животное. Зарычав, Саймон выбежал из дома, даже не подумал закрыть за собой дверь и оказался во власти умиравшей грозы.

Через некоторое время Мириамель встала и закрыла дверь. Она не сомневалась, что Саймон вернется. А потом оставит ее, или они поедут дальше вместе, но между ними все изменится. Именно этого она хотела. Именно на такой исход рассчитывала.

В голове у нее поселилась пустота, те немногие мысли, что там оставались, больше напоминали эхо, точно камни, брошенные в глубокий колодец.

Мириамель долго ждала, когда придет сон. Как раз в тот момент, когда она начала засыпать, она услышала, что Саймон вернулся. Он оттащил свою постель в дальний угол и лег. Оба молчали.

Между тем гроза прошла, но вода продолжала капать на пол сквозь дыры в крыше. Мириамель считала капли.

К полудню следующего дня Мириамель чувствовала себя настолько лучше, что уже могла продолжить путь. Они покинули дом, а над головами у них теснились тучи.

После того как самая острая боль прошедшей ночи стала слабее, они вели себя друг с другом холодно, точно два уставших фехтовальщика, покрытых синяками первой схватки и дожидавшихся второй. Они обменивались только самыми необходимыми фразами, но Мириамель весь день видела гнев Саймона, начиная с того, какими быстрыми и резкими движениями он седлал свою лошадь, и заканчивая тем, что ехал впереди, но так, чтобы она его видела.

Со своей стороны Мириамель испытывала нечто сродни облегчению. Худшее произошло, и возврата к прежнему не было. Теперь Саймон знал, какова она на самом деле, и она считала, что поступила правильно. Его презрение причиняло ей боль, но она решила, что так лучше, чем продолжать его обманывать. И тем не менее она не могла избавиться от ощущения потери. Ей нравилось целовать его и обнимать, ни о чем не думая. Если бы только он не заговорил о любви. Если бы не заставил ее задуматься об обязательствах. В глубине души Мириамель знала, что между ними невозможны никакие отношения, кроме дружбы, но бывали чудесные моменты, когда она позволяла себе делать вид, что все могло быть иначе.

Они ехали довольно быстро по ужасным, грязным дорогам, однако уже не вызывало сомнений, что им не удастся добраться до Фальшира к вечеру и придется остаться в пустошах к западу от города. Когда спустились сумерки – и без того тусклый день потемнел лишь незначительно, – они нашли на обочине заброшенный храм Элизии и разложили на полу свои постели. Саймон равнодушно отнесся к тому, что Мириамель устроилась на противоположной стороне костра.

В конце первого дня, проведенного в седле после болезни, Мириамель думала, что сразу заснет, но сон не шел. Она вертелась, пытаясь найти удобное положение, но ничего не помогало. Она лежала в темноте и смотрела в пустоту, слушая, как легкий дождь стучит по крыше храма.

Бросит ли ее Саймон? Неожиданно эта мысль ее испугала. Она несколько раз говорила, что готова проделать путешествие в одиночку, как и планировала с самого начала, но теперь поняла, что не хочет ехать дальше одна. Возможно, ей не следовало говорить Саймону всю правду. Солгать что-нибудь, чтобы сохранить лицо: а теперь, если его переполняет отвращение, он может просто вернуться к Джошуа.

Мириамель вдруг поняла, что не хочет, чтобы он уходил. И не только потому, что ей пришлось бы одной ехать по этим мрачным местам. Она призналась себе, что будет по нему скучать.

Было странно думать об этом теперь, когда она воздвигла между ними нерушимую стену, но Мириамель не хотела его потерять. Саймон занял ее сердце, как никакой другой человек. Его мальчишеские глупости и выходки всегда ей нравились, когда не раздражали, но сейчас им на смену пришла серьезность, которая ему очень шла. Несколько раз Мириамель ловила себя на том, что с удивлением смотрит на него, поражаясь, как быстро он стал мужчиной.

Мириамель привлекали и другие его качества: доброта, верность, открытость. Она сомневалась, что кто-то из много путешествовавших придворных ее отца смотрел на жизнь с тем же беспристрастным интересом, как Саймон.

Ей было страшно думать, что она может это потерять, если он ее покинет.

Но ведь она его уже потеряла – в любом случае теперь над их отношениями всегда будет нависать тень. Он увидел пятно в самом сердце ее сущности, и она сама сделала его максимально отталкивающим. Мириамель больше не хотела страдать из-за обмана, но, видя, как он теперь к ней относился, испытывала почти невыносимую боль. Он ее любил.

А теперь она и сама его полюбила. Эта мысль оказалась для нее полнейшей неожиданностью. Неужели правда? Разве любовь не приходит подобно удару молнии, слепящему и ошеломляющему? Или она, как сладкий аромат, наполняет воздух, и ты уже ни о чем другом не можешь думать? Нет, ее чувства к Саймону были совсем другими. Она думала о том, как смешно выглядели его волосы по утрам и как серьезно он на нее смотрел, когда за нее беспокоился.

Элизия, Матерь Божья, – молилась она, – забери эту боль. Любила ли я его? Люблю ли сейчас?

Впрочем, теперь уже не важно. Она сделала все, чтобы избавиться от боли. Позволить Саймону думать о ней как о чистой девушке, достойной его юношеских идеалов, было ужасно – даже хуже, чем совсем его потерять, если до этого дойдет.

Так почему ей так больно?

– Саймон?.. – прошептала она. – Ты не спишь?

Он ничего не ответил. Она осталась наедине со своими мыслями.

Следующий день казался еще более темным. Ветер оставался холодным и злым. Он ехали быстро, не разговаривая, Саймон вновь направлял свою лошадь вперед, опережая Мириамель и ее скакуна, которому они так и не дали имени.

К середине утра они подъехали к развилке, где Речная дорога пересекалась со Старой Лесной. На перекрестке в железных клетках висели два трупа, очевидно, уже довольно давно: по обрывкам одежды и голым костям уже невозможно было определить, кто они такие. Мириамель и Саймон сотворили знак Дерева и постарались по широкой дуге объехать клетки. Они свернули на Старую Лесную дорогу, и очень скоро Речная исчезла за невысокими южными холмами.

Дорога спускалась вниз, и они уже видели на севере лес Альдхорт, который начинался у подножия гор. Когда они ехали вдоль границы Долины Асу, горы защищали их от ветра, но Мириамель чувствовала какое-то беспокойство. Даже в полдень долина была темной и практически безмолвной, если не считать тихого шороха слабого дождя в голых ветвях дубов и ясеней. Даже ели и сосны казались почти черными.

– Мне не нравится эта долина, Саймон. – Мириамель пришпорила своего скакуна, а Саймон придержал лошадь, чтобы она смогла его догнать. – Здесь всегда было тихое, спокойное место – но сейчас все иначе.

Саймон пожал плечами, глядя на окутанный глубокими тенями склон холма. И только после того, как он долго не сводил взгляда с застывшего ландшафта, Мириамель поняла, что он не хочет смотреть ей в глаза.

– Мне не нравилось большинство мест, в которых мы побывали, – холодно сказал он. – Но мы путешествуем не для удовольствия.

Она рассердилась:

– Ты прекрасно понял, что я имела в виду совсем другое, Саймон. Я хотела сказать, что долина кажется… ну, я не знаю, опасной.

Теперь он повернулся, и на его лице появилась неприятная усмешка:

– Ты хочешь сказать, что здесь водятся призраки? Как говорил старый пьяница?

– Я не знаю точно, что я имела в виду, – ее голос наполнила ярость. – Но я вижу, что говорить с тобой – пустая трата времени.

– Несомненно. – Он слегка притронулся шпорами к бокам Искательницы, и она пошла вперед.

Мириамель смотрела на его прямую спину, и ей очень хотелось на него накричать. А чего еще она ждала? Точнее, чего вообще хотела? Разве она поступила неправильно, когда сказала ему правду? Быть может, станет легче, когда пройдет некоторое время и он поймет, что они все-таки смогут остаться друзьями.

Дорога продолжала спускаться в долину, а горы вокруг, казалось, становились все выше. Они никого не видели. Редкие домики, примостившиеся на склонах, выглядели нежилыми, но у них появилась надежда, что к вечеру они смогут найти крышу и ночлег, – мысль эта приносила облегчение: Мириамель совсем не хотелось спать под открытым небом. Ей отчаянно не нравилась Долина Асу, хотя до сих пор не произошло ничего такого, что подтвердило бы ее опасения. И все же удушающая тишина и неподвижность и заросшие лесом склоны – и, не исключено, ее собственная печаль – заставляли Мириамель мечтать о том моменте, когда они покинут Асу и увидят мыс Свертклиф, даже несмотря на то что Асу’а и ее отец будут совсем рядом.

А еще ее приводила в уныние мысль о том, чтобы провести еще одну безмолвную ночь наедине с Саймоном. После того неприятного разговора за весь день он сказал ей всего несколько слов, и только по делу. Сообщил, что обнаружил, как ему показалось, новые следы возле храма, где они провели прошлую ночь, но его голос звучал совершенно равнодушно. Мириамель подумала, что следы могли быть их собственными, ведь они довольно долго там топтались, собирая хворост. Кроме того, Саймон говорил с ней про остановки, еду и воду. И Мириамель не сомневалась, что ее ждала неприятная ночь.

Они успели довольно сильно углубиться в долину, когда Саймон неожиданно натянул поводья Искательницы, и кобыла продолжала довольно долго перебирать ногами после того, как остановилась.

– Там кто-то у дороги, впереди, – тихо сказал он. – Сразу за деревьями. – Он показал туда, где тропа уходила в сторону и исчезала из вида. – Ты их видишь?

Мириамель прищурилась. Ранние сумерки превратили дорогу перед ними в тусклую серую полосу. Если что-то и двигалось за деревьями, со своего места она ничего не видела.

– Мы приближаемся к городу, – ответила она.

– Тогда едем дальше, – предложил Саймон. – Наверное, кто-то возвращается домой, только вот мы за весь день никого не видели. – Он направил Искательницу вперед.

Они свернули и сразу увидели посреди дороги двух человек, каждый держал в руке ведро. Когда они услышали стук копыт лошадей Саймона и Мириамель, они вздрогнули и испуганно обернулись – так обычно ведут себя воры. Мириамель не сомневалась, что они удивились не меньше Саймона, когда заметили на дорогие других людей.

Пара отошла к обочине, когда всадники приблизились. Глядя на темные плащи с капюшонами, Мириамель решила, что это местные, живущие в горах. Саймон поднял руку, приветствуя их.

– Да дарует вам Господь добрый день, – сказал он.

Ближайший к нему человек осторожно поднял руку для приветствия, но застыл на месте, не сводя глаз с Саймона.

– Клянусь Деревом! – Саймон остановил лошадь. – Вы – те самые люди из таверны в Фальшире.

Что он делает? – испуганно подумала Мириамель. – Это Огненные танцоры? Саймон, идиот, поезжай дальше!

Он повернулся к ней.

– Мириамель, посмотри, – сказал он.

Неожиданно оба человека в капюшонах опустились на колени.

– Вы спасли нам жизнь, – сказал женский голос.

Мириамель остановила лошадь, посмотрела на них и тут же узнала мужчину и женщину, которым угрожали Огненные танцоры.

– Это правда, – сказал мужчина. Его голос дрожал. – Да благословит вас Усирис, добрый рыцарь.

– Пожалуйста, встаньте. – Саймон явно был доволен, но заметно смутился. – Я уверен, что вам помог бы кто-то другой, если бы этого не сделали мы.

Женщина встала, не обращая внимания на грязь, оставшуюся на длинной юбке.

– Никто не спешил нам помочь, – сказала она. – Так здесь принято. Хороших людей мучают.

Мужчина бросил на нее быстрый взгляд:

– Достаточно, жена. Этим людям не нужно рассказывать, что мир устроен неправильно.

Она посмотрела на него с плохо скрытым презрением:

– Это позор, вот и все. Позор, что мир так устроен.

Мужчина вновь обратил внимание на Саймона и Мириамель. Он был среднего возраста, морщинистое лицо было красным – очевидно, он много времени проводил под открытым небом.

– У моей жены свои представления о мире, но, по сути, она права. Вы спасли нам жизнь. – Он заставил себя улыбнуться. Казалось, он нервничал; должно быть, участие Саймона казалось ему таким же страшным, как если бы никто не вмешался в их судьбу. – У вас есть место для ночлега? Мою жену зовут Галлэйн, а меня – Ройлстан, и мы с радостью вас примем.

– Нам еще рано останавливаться, – сказала Мириамель, которую встревожила мысль о ночлеге с незнакомцами.

Саймон посмотрел на нее.

– Но ты была больна, – сказал он.

– Я могу ехать дальше, – возразила Мириамель.

– Да, наверное, но зачем отказываться от крыши над головой, хотя бы на одну ночь? – Он посмотрел на мужчину и женщину и направил свою лошадь к Мириамель. – Возможно, это наш последний шанс укрыться от дождя и ветра, – прошептал он, – последний перед… – Он замолчал, не желая даже шепотом произносить название места, куда они направлялись.

Мириамель, конечно, уже устала и, немного поколебавшись, кивнула.

– Хорошо, – сказал Саймон и повернулся к мужчине и женщине. – Мы будем рады у вас переночевать. – Он не назвал их имена незнакомцам, и Мириамель его безмолвно поддержала.

– Но у нас нет ничего, достойного таких хороших людей, муж. – Лицо Галлэйн можно было бы назвать добрым, но страх и тяжелые времена привели к тому, что кожа отвисла, а в глазах застыла печаль. – Едва ли им будет приятно ночевать в нашем примитивном доме.

– Успокойся, женщина, – сказал муж. – Мы сделаем что сможем.

Казалось, она собралась возразить, но лишь молча поджала губы.

– Тогда решено, – сказал он. – Идемте с нами, здесь недалеко.

После недолгих колебаний Саймон и Мириамель спешились и пошли рядом со своими новыми знакомыми.

– Вы живете здесь, в Долине Асу? – спросил Саймон.

Ройлстан коротко рассмеялся:

– Совсем недолго. Раньше мы жили в Фальшире.

– И… были Огненными танцорами? – после некоторых колебаний спросила Мириамель.

– К нашему горю.

– Они могущественное зло, – сказала Галлэйн, голос которой переполняли эмоции. – Вам лучше не иметь с ними ничего общего, леди, даже близко к ним не подходить.

– Но почему они вас преследовали? – спросил Саймон, чьи пальцы невольно коснулись рукояти меча.

– Потому что мы от них ушли, – ответил Ройлстан. – Мы больше не могли это терпеть. Они безумны, и их безумие способно причинять вред.

– И от них совсем не просто спастись, – добавила Галлэйн. – Они жестоки и никого не намерены отпускать. Они всюду. – Она понизила голос. – Всюду!

– Клянусь Спасителем, женщина, – прорычал Ройлстан, – что ты пытаешься сделать? Ты же видела, как этот рыцарь владеет мечом. Ему не стоит их бояться.

Саймон пошел немного увереннее. Мириамель улыбнулась, но стоило ей посмотреть на Галлэйн, как ее улыбка исчезла. Неужели она права? И рядом есть другие Огненные танцоры? Быть может, завтра им следует уйти с главной дороги и двигаться дальше тайно.

Словно услышав ее мысли, Ройлстан остановился и указал на ответвление Старой Лесной дороги, уходившее в сторону склона холма, заросшего лесом.

– Мы устроились там, – сказал он. – Лучше находиться подальше от дороги, чтобы дым не привлек посетителей, куда менее желанных, чем вы.

Они последовали за Ройлстаном и Галлэйн по узкой тропе. После нескольких поворотов дорога исчезла за кронами деревьев, а темные плащи проводников скрывали их в сгущавшихся сумерках. Когда Мириамель решила, что она раньше увидит луну, чем место, где можно будет остановиться, Ройлстан сдвинул в сторону толстую сосновую ветку, которая перекрывала тропу.

– Вот мы и пришли, – сказал он.

Мириамель с лошадью вышла на поляну вслед за Саймоном. В центре стоял дом, сделанный из колотых дров, простой, но неожиданно большой. Из дыры в крыше поднимался дым.

Мириамель отступила назад и повернулась к Галлэйн, ее переполняли дурные предчувствия.

– Кто еще здесь живет?

Женщина не ответила.

Мириамель увидела движение в дверях дома, и через мгновение на черной утоптанной земле у двери появился мужчина, невысокий, с бычьей шеей, одетый в белое.

– Вот мы и встретились снова, – сказал Мэйфвару. – Ваш визит в таверну получился слишком коротким.

Мириамель услышала, как выругался Саймон, и его меч покинул ножны. Затем он ухватился за поводья и развернул ее лошадь.

– Не надо, – сказал Мэйфвару.

Он свистнул. Из теней вокруг поляны появилось полдюжины фигур в белых балахонах. Несколько Огненных танцоров натянули луки.

– Ройлстан, отойди в сторону со своей женщиной. – Лысый мужчина выглядел очень довольным. – Вы сделали то, о чем вас попросили.

– Будь ты проклят, Мэйфвару! – крикнула Галлэйн. – В Судный день ты будешь поедать собственные внутренности вместо колбасы!

Мэйфвару рассмеялся низким утробным смехом:

– В самом деле? Иди отсюда, женщина, пока я не приказал кому-нибудь пустить в тебя стрелу.

Когда муж оттаскивал ее прочь, Галлэйн повернулась и посмотрела на Мириамель полными слез глазами:

– Простите, леди. Они снова нас поймали. И заставили…

Сердце Мириамель оставалось холодным, как камень.

– Что ты хочешь от нас, трус? – резко спросил Саймон.

Мэйфвару снова рассмеялся, теперь с легким присвистом:

– Не имеет значения, чего мы хотим от тебя, юноша. Вопрос в том, что желает Король Бурь. И мы это узнаем ночью, когда передадим тебя ему. – Он махнул рукой в сторону остальных фигур в белом. – Свяжите их. До полуночи нам еще многое нужно сделать.

Когда первые Огненные танцоры схватили Саймона за руки, он повернулся к Мириамель, и его лицо было полно гнева и отчаяния. Она знала, что он хотел драться, чтобы они его убили, но боялся за нее.

Мириамель ничего не могла ему предложить. У нее внутри остались лишь пустота и удушающий ужас.