Читать книгу Край навылет - Томас Пинчон - Страница 10

Время от времени какая-нибудь налоговая сущность вроде Городского финуправления Нью-Йорка нанимает внешнего ревизора, особенно если мэр – республиканец, с учетом причудливого верования этой партии в то, что частный сектор всегда равняется хорошему, а общественный – плохому. Вернувшись в контору, Максин как раз успевает к звонку Эксела Фигли с Джон-стрит с последними известиями еще об одном душераздирающе прискорбном случае уклонения от уплаты налогов с продаж – он, как всегда, принимает это на свой счет, хотя дело тянется уже некоторое время. Озабоченные осведомители Эксела – по преимуществу недовольные работники, они с Максин фактически и познакомились на Семинаре по Недовольным Работникам, который вел профессор Лагафф, всеми признанный крестный отец Теории Недовольства и разработчик Хорошего Эмулятора Недовольства Для Ревизии и Аудита, сиречь ХЭНДРА.

По словам Эксела, кто-то в сети ресторанов под названием «Пышки и Единороги» пользуется фантомным ПО для фальсификации кассовых чеков. Устройства для утаивания продаж – либо заводская установка в самих кассах, либо запускаются кастомизированным приложением, известным под названием «чпокалка» и хранимым внешне где-нибудь на сидюке. Улики ведут к менеджеру высшего звена, может, и владельцу. Самый вероятный подозреваемый у Эксела – Фиппс Упперос, лучше известный как Вип, поскольку выглядит так, словно только что вынырнул из Зала для высокопоставленных индивидов или сверкнул Дисконтной Картой с этим акронимом.

Для Максин самое интересное в мошенничестве с чпокалкой – элемент личного взаимодействия. По руководствам такому не научишься, ибо такое не печатают. Функции, вписанные в прогу, которых не найдешь в руководстве пользователя, предназначены для личной передачи, устно, от кассового поставщика пользователю. Как некоторые разновидности магического знания переходят от раввинов-расстриг подмастерьям в каббале. Если руководство пользователя – Евангелие, пособия по фантомному ПО – тайное знание. И гики, его продвигающие, – кроме одной-двух крохотных деталек, вроде праведности, высших духовных сил, – раввины. Всё строго лично и неким извращенным манером даже романтично.

Известно, что Вип ведет дела с сомнительными элементами в Квебеке, где в данный момент процветает индустрия чпокалок. Еще среди прошлой зимы Максин добавили в строку городского бюджета, как обычно – в-Т-хую, и она слетала в Монреаль пошершить le geek. Прибыв согласно пассажирской роли в Дорваль, она заселилась в «Дворовый Марриотт» на Шербруке и пошла шлепать по городу, один мартышкин труд за другим, в случайные серые здания, где во многих уровнях ниже улиц и в глубине коридоров слышны столовские звуки, свернешь за угол – и там le tout[42] Монреаль обедает в длительной череде ресторанных залов, раскинувшихся архипелагом по всему подземному городу, который в те дни расширялся так быстро, что никто и не знал, существует ли надежная карта его целиком. Плюс шопинга столько, что у Максин затрещал порог тошноты, задние концы станций Метро, бары с живым джазом, эмпории крепов и точки продаж путэнов, панорамы до блеска новехоньких коридоров, куда вот-вот заселятся новые и новые лавки, и все это без необходимости казать нос на улицы, заваленные снегом, где ниже нуля. Наконец по телефонному номеру, полученному с туалетной стены бара где-то в Майл-Энде, она разыскивает некоего Фели́кса Бойнгё, который работает из цокольной квартиры, как они это называют, garçonnière, рядом с Сен-Дени, и от одного имени Випа у него не просто звоночек звенит, а прямо-таки дверь готово вышибить, поскольку тут, очевидно, какие-то вопросы с задержкой платежей. Они договариваются встретиться в прачечной-автомате с выходом в интернет, под названием «НетНет», коей вскоре суждено стать легендой Плато. Феликс, похоже, приближался к возрасту, когда можно садиться за руль.

Как только они продвинулись дальше аншантэ, Феликс, как и все остальные в городе, без проблем и зацепок переключился на английский.

– Так вы с мистером Упперосом, вы коллеги?

– Соседи на самом деле, по Уэстчестеру. – Делая вид, что она еще одна гнутая бизнес-личность, заинтересованная в «опциях скрытого стирания» для своей сети терминалов на местах продаж, из всего-навсего технического любопытства, конечно.

– Я собираюсь скоро в ваши края, финансирование искать.

– Мне кажется, в Штатах может возникнуть правовая проблема?

– Нет, вообще-то я намерен искать на запуск проекта «Профапо».

– Какой-то, э, рекреационный наркотик?

– Противодействие фантомному ПО.

– Постойте, вы же вроде как за фантомное ПО, с чего бы против?

– Сами строим, сами выводим из строя. Вы хмуритесь. Мы тут за гранью добра и зла, технология – она нейтральна, э?

Вернувшись в полуподвальную берлогу Феликса как раз к вечернему кино по Телевизионной Сети Коренного Населения, чья фильмотека содержит все когда-либо снятые фильмы Кину Ривза, включая, тем вечером, личный фаворит Феликса, «Джонни-мнемоник» (1995). Они покурили травы, заказали монреальскую пиццу, обложенную малоизвестными видами колбас, увлеклись кино, и Ничего, как выразилась бы Хайди, Не Было, вот только пару дней спустя Максин летела обратно в Нью-Йорк с досье на Випа Уппероса намного упитаннее, чем то, с которым вылетала, и налоговая контора прикинула, что деньги были потрачены с толком.

Затем, много месяцев, от них тишина, как вдруг вот снова Эксел.

– Просто хотел тебе сообщить, что жопа Випа – трава, и газонокосилка Финансов готова предъявить на нее права.

– Спасибо за бюллетень, а то я ночей не сплю.

– Контора ОП запускает бумаги в производство, вот прямо пока мы говорим. Нам по-прежнему нужна всего парочка деталей. Типа, где он. Ты, случайно, не знаешь?

– Мы с Випом не то чтобы шмузили, Эксел. Ничоссе. Стоит девушке разок улыбнуться важному свидетелю, как всем что ни попадя на ум взбредает.

Нисхождение в сон сегодня спиралевидно и медленно. Как люди с бессонницей вновь перебирают всякие мелодии и тексты песен своей юности, так Максин все время по кругу возвращается к Реджу Деспарду, опять и опять на борт «Аристида Ольта», к тому худому парнишке с огоньком во взгляде, что непоколебимо улыбался в жалкой повседневной рутине независимого кинематографиста, которому недостает связей. Надеяться, что его проект с «хэшеварзами» окажется не слишком для него кошмарным, – это плескаться в теплой ванне отрицания очевидного. Тут заваривается что-то еще, Редж точно знал, кому принести дело с таким ярлыком, в Максин он врубился верно, знал, что ей станет плюс-минус так же тревожно, как ему на периметрах обычной алчности, за которые заступают, когда паровозы ночи и напускного забвения, на рельсах, пыхтят, набирая скорость…

В кой миг, перед самым переходом к ФБС[43], звонит телефон, и это оказывается сам Редж.

– Это уже не кино, Макси.

– Насколько спозаранку ты собираешься завтра вставать, Редж? – Или, иными словами, тут у нас середка, блядь, ночи.

– Спать сегодня вообще не придется.

Что значит, и Максин не светит. Потому они встречаются за очень ранним завтраком в круглосуточной украинской забегаловке в Восточной Деревне. Редж в дальнем заднем углу, ковыряет, себя не помня, в своем «ПауэрБуке». Летняя пора, пока не слишком духота или ужас, но он весь в поту.

– Говенно выглядишь, Редж, что случилось?

– Технически, – убирая руки от клавы, – мне полагается свободный доступ по всем «хэшеварзам», правильно? Только я всегда знал, что у меня его нет. Ну, вот вчера наконец я зашел не в ту дверь.

– Ты уверен, что она была не заперта и ты язычок замка не отжал?

– Ну, ей и не полагалось быть запертой, табличка на двери гласила «Туалет».

– Значит, ты нелегально вошел в…

– Короче. Такая комната, в ней никакого фаянса, похожа на лабу, испытательные стенды, оборудование и прочая срань, кабели, разъемы, детали и персонал под какой-то наряд-заказ, про который я быстро понимаю, что ничего не хочу об этом знать. Плюс как раз тут замечаю, что там повсюду лопочут эти эй-рабы, и как только я в дверь, они тут же затыкаются.

– Как ты понял, что это арабы, у них прикиды, верблюды, что?

– Похоже на арабский, когда говорили, уж точно не англы и не китайцы, а когда я им помахал типа «Ё, мои негритосы песков, чё как…»

– Редж.

– Ну, скорее вроде «Ayn al-hammam», где у вас тубзик, и тут один из них подходит такой, ледяной, вежливый: «Вы туалет ищете, сэр?» Другие что-то бормочут, но никто в меня не стреляет.

– Камеру они увидели?

– Трудно сказать. Через пять минут меня вызывают в кабинет к самому́ Большому Отморозку, он первым делом желает знать, успел ли я заснять эту комнату или парней в ней. Я ему говорю, нет. Вру, конечно… А он такой: «Потому что если успели, вам нужно будет отдать этот материал мне». Такое вот «нужно», как, типа, когда копы тебе говорят, что «нужно» отойти на шаг от машины. Тут-то я и начал бояться. Пожалел, что вообще с этим блядским проектом связался, чесслово.

– А что эти ребята делали? Собирали бомбу?

– Надеюсь, нет. Вокруг валялось слишком много печатных плат. Бомба с таким количеством встроенной логики? Неполадки на линии.

– Можно посмотреть материал?

– Запишу тебе на диск.

– Эрик видел?

– Пока нет, он патрулирует как раз сейчас, где-то на границе Бруклина-Куинза, делая вид, будто он торчок и кат хочет себе срастить. А на самом деле ищет хавалдара Мроза.

– Чего это он вдруг такой целеустремленный?

– Думаю, дело в сроще, но стараюсь не спрашивать.

Она в ду́ше, стремится прозреть, когда кто-то сует голову за занавеску и принимается издавать пронзительные звуковые эффекты «ии-ии-ии» сцены в душе из «Психопата» (1960). Было время, когда она б завизжала, с ней случился бы какой-нибудь припадок, но теперь, признав некий юмор этого замысла, она лишь бормочет:

– Добрый вечер, лапуся, – ибо не кто иной, как, разумеется, и-близко-не-ушедший-в-историю Хорст Лёффлер, явился, как Бэзил Сент-Джон в жизнь Бренды Старр, без предупреждения, лицо изрезано накопившимися за этот год морщинами, уже на низком старте к отбытию, а обратным планом, как по сигналу суфлера, по краю век Бренды Старр бегут вспышки поляризованной слезки.

– Эй! Я на день раньше, тебя удивляет?

– Нет, и еще попробуй так не пялиться, Хорст? Я выйду отсюда через минуту. – Это у него стояк? Она ретировалась в глубину душа слишком быстро и не успела заметить.

Максин прибывает на кухню, розово-распаренная и влажная, волосы закручены в полотенце, в махровом халате, украденном с курорта в Колорадо, где они когда-то провели пару недель, еще когда мир был романтичен, и обнаруживает, что Хорст мычит, по некой причине, которую она нипочем не станет выяснять, тему из «Мистера Роджерза» «Прекрасный день стоит у нас в окру́ге», а сам роется в морозилке. Комментируя по ходу различные детали заиндевелой истории. В самолете кормили объедками, не иначе.

– Вот оно. – У Хорста дар лозоходца применительно лишь к мороженому «Бен-и-Джерри», и он выволакивает полукристаллизовавшуюся кварту «Кусманов-обезьянов», садится, берет в каждую руку по огромной ложке и вкапывается. – Так, – немного погодя, – и где мальчишки?

Лишняя ложка, она понимает, – для упихивания.

– Отис ужинает у Фионы, Зигги в школе, репетирует. Они ставят «Парни и куколки» в субботу вечером, поэтому ты как раз вовремя, Зигги будет Нейтаном Детройтом. У тебя на носу осталось.

– Скучал я по вам, ребята. – Нечто чудно́е в его интонации намекает на то, уже не впервой, что, если Максин предпочтет, она могла бы это признать, отнюдь не требуя маниакально-эгоистичной гонки вокруг света за сывороткой черной орхидеи – чего, что фактически и едва ли известно самому Хорсту, его иммунная система на самом деле не очень хорошо нынче переваривает в ужасных Блюзах Бывшего. – Мы, наверное, закажем на дом, как только Зигги вернется, если тебе интересно.

И примерно тут заявляется сам Зигги.

– Мам, что это за подонок, небось еще одна свиданка вслепую?

– Как, – Хорст, окинув взглядом, – опять ты.

Обнимаясь, как Максин кажется краем глаза, чуть дольше, чем ожидаешь.

– Как твое еврейское жоподёрство?

– О, помаленьку. На прошлой неделе убил тренера.

– Обалдеть.

Максин делает вид, что просматривает пачку меню навынос.

– Вы чего есть хотите? Кроме того, что еще живо.

– Если только не эта макро-шизо-хипейская жрачка.

– Ай, ладно тебе, пап, – Пророщенный Рулет? Органическая Свекла во Фритюре? ммм-ммм!

– Слюни текут от одной мысли!

Немного погодя к ним прибивается Отис, вот он-то поистине разборчив, по-прежнему голодный, потому что рецепты Вырвы тяготеют к экспериментальным, поэтому к кипе меню навынос добавляются новые, и переговоры грозят затянуться до глубокой ночи, что лишь усложняется Правилами Жизни Хорста, как то: избегать ресторанов, на чьих логотипах у еды есть лицо или она обряжена в причудливый костюм. В итоге, как обычно, заказывают во «Всеобъемлющей пицце», чей выбор начинок, корочек и опций форматирования достигает толщины каталога «Хэммэкера-Шлеммера» в праздничный сезон, а зона покрытия доставкой, что спорно, похоже, даже не включает в себя эту квартиру, отчего потребна обычная талмудическая дискуссия по телефону, привезут ли они для начала еду вообще.

– Если только к девяти я окажусь у ящика, – ибо Хорст преданный зритель кабельного канала «БиОГля», который транслирует только кинобиографии. – Скоро Открытый чемпионат США, всю эту неделю байопики гольферов, Оуэн Уилсон в роли Джека Никлауса, Хью Грант в «Истории Фила Микелсона»…

– Я собиралась смотреть кинофестиваль Тори Спеллинг по «Времяжизни», но я всегда могу уйти к другому телевизору, прошу тебя, чувствуй тут себя совсем как дома.

– Обалденная услуга, мой мал-ленький бубличек со всем и сразу.

Мальчишки закатывают глаза, боле-менее синхронно. Прибывают пиццы, все вгрызаются, выясняется, что в этот приезд Хорст намерен задержаться в Нью-Йорке на какое-то время.

– Я приподснял себе контору во Всемирном торговом центре. Или точнее будет сказать «на», это сотый-с-чем-то этаж.

– Не вполне соевые земли, – замечает Максин.

– Ой, теперь уже не важно, где мы располагаемся. Эпоха голосового рынка подходит к концу, все переключаются на эту штуку «Глобэкс» в интернете, я просто дольше большинства приспосабливался, не выйдет с торгами – всегда могу быть статистом в кино про динозавров.

Очень поздно, сумев оторваться от сложностей с ярлыком «хэшеварзов», Максин притягивается к запасной спальне голосом из телевизора, который говорит с изящным умопомешательством настояния, почти что знакомым…

– Я уважаю ваш… опыт и знакомство с площадкой, но… мне кажется, для этой лунки… пятый айрон был бы… неуместен… – и, само собой, это Кристофер Уокен, в главной роли в «Истории Чи-Чи Родригеса». А на кровати Зигги, Отис и их отец кучей дремлют перед экраном.

Ну, они его любят. Что ей с этим делать? Ей хочется прилечь рядышком, вот что, и досмотреть кино, но они заняли все наличное место. Она уходит в гостиную, и обустраивается там, и засыпает на диване, но только после того, как Чи-Чи выигрывает Западный открытый 1964 года одним ударом, у Джина Хэкмена в эпизодической роли Арнольда Палмера.

Если б ты действительно злилась так, как все – ну, Хайди – думают, следовало бы с этим разобраться, говорит она себе перед тем, как совсем задремать, добилась бы запретительного судебного приказа и отправила их в лагерь в Кэтскиллах…

На следующий день Хорст берет Отиса и Зигги к себе в новую контору во Всемирном торговом центре, и они обедают в «Окнах на весь свет», где положен дресс-код, поэтому мальчики надевают пиджаки и галстуки.

– Как в Коллиджиэт идти, – бормочет Зигги. По случаю, в тот день дует более чем умеренный ветер, отчего башня покачивается взад-вперед пяти-, хотя ощущается десяти-, футовыми колебаниями от оси. В ненастные дни, по словам Хорстова соарендатора Джейка Пименто, ощущение, будто сидишь в вороньем гнезде очень высокого парусника, откуда можно поглядывать вниз на вертолеты и частные самолетики, на соседние высотные здания. – Как-то тут хлипко, – кажется Зигги.

– Не-а, – грит Джейк, – строили, как линкор.