Читать книгу Чёрная гвардия - Тумэн Шагжаев - Страница 4

Колёса глухо стучали по камням. Дорога уходила всё дальше на север, в земли, где суровые ветра резали лицо, где леса были темнее, чем в остальной Империи, и где в каждой тени виделся заговор.

В тяжёлой чёрной карете сидел Леон Клотер, молодой имперский инквизитор. Его короткие белые волосы были безупречно зачёсаны набок, а чёрный плащ с белыми вставками идеально лежал на плечах. Он читал донесение, ровным взглядом скользя по строчкам, словно по мёртвым телам.

Рядом, на скамьях, сидели его спутники.

Лорд Тюрил Клотер – худой, болезненного вида, но с глазами, которые видели слишком многое. Он мрачно постукивал пальцами по подлокотнику. Когда-то викарий, ныне советник племянника.

Аргидий – массивная фигура в красном, с маской и широкополой шляпой. Его дыхание сквозь железо звучало как приглушённое рычание. Он перебирал тяжёлую плеть, будто молился, а может, предвкушал.

Сир Оберон Сиас, «Чёрный дракон», громоздился, занимая полповозки. Его огромные руки были покрыты старыми шрамами, глаза ледяные, с искрами животного. Его смех, глухой и хриплый, разносился внутри, когда он слушал рассказы о том, как местные дворяне «встречают» имперских сборщиков податей.

– Север всегда был гнилым, – пробасил Оберон, вытирая рот рукавом. – Дворы в сговоре с королями за горами. Псы, что ждут, когда хозяин подаст им кость.

– И хозяином они видят не Императора, – прошипел Аргидий сквозь маску. – Неверные. Еретики. Все они. Их дома нужно обратить в пепел.

Леон отложил бумаги. Его голос был спокоен, почти мягок, но в нём не было ни тени тепла:

– Поспешные выводы хуже измены. Мы едем за правдой, а не за костями.

В повозке повисла тишина. Даже Оберон хмыкнул, но замолк.

К полудню отряд остановился. Сотня воинов раскинула лагерь, маги ставили охранные печати.

Леон вышел из повозки и поднялся на холм. Ветер бил ему в лицо, острый, как лезвие. Перед глазами открывался север: далёкий город внизу, его крыши укутаны серым дымом, стены тонули в сумраке. А за ним горы. Чёрные, заиндевелые, словно из самих костей мира. Они давили на взгляд, обещая смерть тем, кто рискнёт идти дальше.

Он стоял, глядя вдаль, руки сложены за спиной.

Через время к нему подошёл Тюрил. Его фигура тянула за собой тень, глаза смотрели устало, но пронзительно.

– Снова любуешься холодной красотой, – сказал он, остановившись рядом.

– Как бы странно ни звучало, – ответил Леон, – но есть в этих мрачных краях что-то чарующее.

Тюрил кивнул, в молчаливом согласии, и они уже вместе стояли, оглядывая чёрные горные вершины.

Леон помолчал ещё немного, и затем тихо спросил:

– Дядя. Что ты чувствуешь, глядя на меня?

Тюрил нахмурился.

– Это странный вопрос.

– Странный, но честный. – Леон повернулся к нему, и в его взгляде было больше льда, чем в северных горах. – Что чувствует брат, зная, что его сестра была вынуждена лечь под Императора? Что её гордость сломали? Что я – незаконный сын, пятно на её крови и позор на вашем доме?

Тюрил долго молчал. Ветер трепал его короткие тёмные волосы с проседью. На его лице не было ни гнева, ни жалости, лишь утомление человека, который прожил слишком долгую жизнь среди яда и теней.

– Чувствую, – наконец сказал он, – что Император взял то, что хотел. А моя сестра заплатила за это. И что ты – не её позор. Позор – его.

Леон прищурился.

– Ты говоришь это, потому что любишь меня? Или потому что боишься, что однажды я спрошу ещё прямее?

Тюрил посмотрел ему в глаза.

– Я говорю это, потому что ненавижу ложь. Ею пропитано многое в нашей империи, включая и эти края. Но в тебе её нет. Как нет и чувства стыда, и позора в моём сердце, когда я смотрю на тебя.

Они стояли молча. Внизу дымились костры лагеря, над ними кружили вороны.

Леон снова посмотрел на город. Его рука медленно сжалась в кулак. В воздухе мелькнула едва слышная искра, тонкая, как паутина молнии.

– Значит, север ждёт очищения. – Его голос был твёрд. – И мы принесём его.

Леон спустился с холма, и спустя время их повозка медленно двинулась к северному городу. Городские стены, мрачные и серые, сливались с дождливым небом. Каменные башни увенчаны черепичными крышами, сквозь которые пробивался серый туман.

На узких улицах их встретили не приветствия, а холодные взгляды. Дети торопливо юркали за углы, женщины молча захлопывали ставни, будто само их присутствие было дурным предзнаменованием. Ворота, ещё утром распахнутые для купцов, теперь держались нараспашку неохотно, словно под тяжестью невидимого страха. Каждый шаг повозки отдавался гулким стуком по мокрой брусчатке.

– Смотрите-ка, – протянул Оберон, щурясь на закрывающуюся дверь ближайшего дома. Его плечи едва помещались в тесном пространстве повозки – Как крысы при свете фонаря. Стоило нам показаться, и все по норам. Любопытные… но слишком пугливые, чтобы подойти ближе.

Аргидий, укутанный в багряные одежды, скрестил руки на груди и процедил сквозь зубы:

– Они чувствуют вину. Кто боится правосудия, тот его достоин. Простые люди не стали бы отводить глаза, увидев слуг Императора.

– Простые люди, – хрипло отозвался Оберон, – Эти людишки слишком долго не чувствовали на себе сапога настоящей власти. Пусть их сердца хорошенько пропитаются страхом. Мне этот запах уж точно по душе.

Тюрил откинулся на сиденье, не спеша, и его спокойствие резало по контрасту с чужой горячностью. Он изучал лица прохожих долгим, проницательным взглядом.

– Их можно понять, – произнёс он холодно. – В эти края давно не заходили представители столицы. Они не знают, что мы ищем. Не ждут от нас добра. И, если честно… я бы на их месте тоже насторожился.

Леон сидел рядом, молчаливый, стиснувший плащ так, что костяшки побелели. Его взгляд скользил по тёмным окнам, по теням, прячущимся за занавесками. Каждый быстрый жест прохожего казался угрозой. В груди щемило от неуверенности, но на пальцах заиграла тонкая, едва видимая искра молнии.

Аргидий резко выпрямился, глаза его вспыхнули праведным жаром.

– Но не нам быть снисходительными! Заговоры не возникают сами по себе. Их лелеют. Выкармливают. И те, кто носит в сердце предательство, должны узнать страх Божий и карающую руку Империи.

– Ох, началось, – протянул Оберон с ленивой усмешкой. – Опять твои проповеди. Вот скажи честно: ты хоть раз видел, чтобы фанатизм остановил преступника? Меч и огонь, вот что люди понимают без переводчика. Действовать нужно быстро и жёстко, и у местных больше не возникнет соблазна играть в мятежников.

Тюрил, наклонился вперёд, чтобы его услышал только Леон. Голос его был мягок, но твёрд.

– Не бери близко к сердцу. Эти двое вечно спорят: один ищет еретиков под каждым камнем, другой мечтает всех камнями же и забросать. Ты же, подумай своей головой. Будь внимателен. Мудр. Спокоен. И если придёт время проявить жёсткость, покажи её ровно настолько, сколько необходимо, не более.

Леон кивнул, не отвечая. Его взгляд поймал на стене следы былых пожаров, потемневшие камни, обугленные балки. Город дышал ранами прошлого и ждал новых.

Сквозь стук колёс и ритм дождя он прошептал:

– Здесь царит холодная тьма.

Сквозь дождь, смывающий следы на улицах, Леон видел не только хмурый город, но и грядущую войну: тихую, холодную, скрытую, которая таилась в каждом углу. И впервые он почувствовал, что его молодость не оправдание, а испытание.

Повозка скрипнула и остановилась у главных ворот города. Леон с лёгкостью спрыгнул на мокрую брусчатку, скользя в потоке дождя. Его свита последовала за ним, плечом к плечу, словно единый клинок.

На площади их встретил старый стражник с побледневшим лицом, держа в руках длинный посох. За ним, на возвышении, стояли городские советники: двое пожилых мужчин в строгих серых одеждах и одна женщина с холодными глазами, держащая руки сцепленными перед грудью.

– Инквизитор Клотер, – произнёс старший из советников с лёгкой дрожью в голосе. – Мы… рады вашему прибытию. Северные земли ждут вашей… мудрости.

Леон не улыбнулся. Его взгляд, острый и холодный, прошёлся по каждому, кто стоял перед ним. Внезапно казалось, что даже дождь отступил, уступая место напряжению.

– Северные земли ждут… или боятся? – спросил он тихо, но его слова прозвучали, как выстрел.

Советники переглянулись. Женщина на мгновение дрогнула, но быстро вернула себе холодное спокойствие.

– Прошу вас, проходите, не стоит задерживаться долго на этом треклятом дожде.

Главы города, проводили Инквизитора в ратушу. Широкие окна пропускали тусклый свет фонарей, а высокие потолки украшали резные балки.

– Мы разместили вас и вашу свиту в лучших покоях города, – говорил один из старейшин, человек с седой бородой и тяжёлой коричневой мантией. – Можете не опасаться, здесь нет никакой опасности. Всё спокойно.

Леон кивнул, но взгляд его оставался неподкупно строгим:

– Под спокойствием часто скрываются тени, – сказал он ровно. – Я заметил, что имперская подать с северных провинций уменьшилась. Ходят слухи о сговоре с враждебным северным королевством.

Старейшины переглянулись, пытаясь скрыть лёгкое напряжение, но быстро собрались с невозмутимыми лицами.

– Мы уверяем вас, Инквизитор Клотер, – ответил один из них, – что нет и никогда не было такой угрозы.

Леон промолчал, оставив сомнение в воздухе, а его свита расселась по комнатам. Ночь накрыла город своей тёмной вуалью.

Тихий треск догорающей свечи нарушал тишину покоев. Леон сидел за массивным столом, заваленным донесениями и свитками. Его пальцы ритмично постукивали по краю, глаза бегали по строчкам, но мысли ускользали в сторону. В голове всё ещё звучали слова, сказанные им дяде у холма.

Лёгкий скрип двери возвестил о визите. Вошёл Тюрил, высокий, худой, с осунувшимся лицом, освещённым огнём свечи. В руках он держал книгу в кожаном переплёте, но отложил её на стол, глядя на племянника своим внимательным, всегда чуть усталым взглядом.

– Ты всё работаешь, – произнёс он негромко. – Остальные отдыхают, готовятся к пути, а ты сжигаешь глаза об эти бумаги.

Леон откинулся на спинку стула, провёл ладонью по лицу.

– У меня нет права на отдых, пока враги империи прячутся за чужими улыбками.

Тюрил слегка усмехнулся уголком рта.

– Ты слишком молод, чтобы говорить, как старик.

Некоторое время они молчали. Потом Леон поднял взгляд на дядю. Его красные глаза потемнели, стали серьёзнее, чем обычно.

– Дядя, – сказал он медленно, будто решаясь, – я хотел извиниться. За тот разговор у холма.

Тюрил слегка вскинул бровь.

– Ты имеешь в виду вопрос о своём происхождении и моей сестре?

– Да, – твёрдо кивнул Леон. – Я не должен был касаться этой темы. Особенно так. Это… слишком личное.

Тюрил шагнул ближе к столу, опёрся на него костлявыми пальцами. Его лицо оставалось бесстрастным, но в глазах мелькнула искра воспоминаний.

– Личное? Возможно. Но я давно привык к тому, что в моей семье личного мало что осталось. Моя сестра была гордой женщиной. Её волю сломали, как ломают кости стальным клинком, и этим клинком стал твой отец. Император взял, что хотел, и никто не смел ему перечить. Я ненавидел его за это.

Он сделал паузу, будто прислушиваясь к себе.

– Но знаешь, Леон… – голос его стал тише. – С тех пор прошло много лет. Я вижу перед собой не тень жестокой воли императора, а молодого человека, который идёт своим путём. Ты не обязан повторять судьбу ни своего отца, ни матери.

Леон сжал кулаки на столе. Его испепеляющий взгляд дрогнул, смягчился.

– Всё же… мне жаль. Если тогда я задел твою память о ней.

Тюрил выпрямился, сложив руки за спиной, и покачал головой.

– Ты не задел. Ты напомнил. И, возможно, это к лучшему.

Некоторое время он смотрел на племянника, словно оценивая его.

– Ты рад, что я рядом? – спросил он, неожиданно для Леона.

– Да, – ответил Леон без тени колебаний. – Рад. И благодарен. Пусть я бастард, и многие в этой империи видят во мне лишь позорный след греха моего отца, но ты… ты всегда относился ко мне как к равному.

Тюрил слегка усмехнулся, в уголках глаз залегли новые морщины.

– Может, я просто слишком стар, чтобы видеть в тебе грехи императора. Я вижу в тебе племянника. И, быть может, человека, которому ещё предстоит изменить эту страну.

Леон молчал, опустив глаза. Между ними повисла тишина, не давящая, а словно освобождающая.

Наконец, Тюрил взял со стола книгу, кивнул и направился к двери.

– Отдыхай, Леон. Тебе ещё понадобится ясный разум в этих краях.

Когда он вышел, Леон на мгновение позволил себе закрыть глаза. Его губы дрогнули в почти невидимой, скоротечной улыбке.

Леон устало провёл рукой по лицу, погасил одну из свечей и начал снимать камзол. В воздухе ещё витали слова дяди, и впервые за долгое время на сердце казалось чуть спокойнее.

Он положил камзол на спинку стула, остался в рубашке, и только начал развязывать ворот, когда едва уловимый скрип заставил его насторожиться. Не скрип дерева, не дуновение ветра, а чужое присутствие.

В следующее мгновение окно с треском распахнулось, внутрь ворвались три фигуры в промокших плащах. Их движения были резкими и отточенными. С крыши хлынул поток дождя, вместе с каплями воды в покои ворвался запах гари и железа.

– Имперский бастард, – прошипел один из них, поднимая руку. Ярко-оранжевое свечение вспыхнуло между пальцев мага огня. Его заклинание обжигало воздух, готовое сорваться смертоносным пламенем.

Леон отпрянул к столу, схватил кинжал, лежавший рядом с документами, и отразил первый удар, когда огненный снаряд сорвался с руки мага. Половина комнаты вспыхнула пламенем, дерево зашипело, но Леон успел перекатиться в сторону.

Двое других нападавших кинулись вперёд, выхватив клинки. Один ударил в грудь, но Леон перехватил запястье, резко дёрнул и ударил локтем в лицо, выбивая врага из равновесия. Второй разрубил воздух, но клинок лишь разодрал ткань рубашки и рассёк плечо Леона.

Боль отозвалась горячей волной, но Леон не замедлил. Его руки засияли, с треском вырвалась молния, осветив тёмные покои. Электрический разряд ударил в мага огня, сорвав с него крик боли. Плащ загорелся, и фигура рухнула, за бьющимся в конвульсиях телом запахло палёным мясом.

– Один! – коротко выкрикнул Леон и развернулся к оставшимся.

Схватка была быстрой и кровавой. Первый из нападавших получил кинжал в горло, захрипел и замаячил, разбрызгивая кровь по полу. Последний, увидев гибель товарищей, рванулся назад, но Леон, стиснув зубы, метнул разряд молнии, выбивший из него оружие. Мужчина рухнул на пол, держа обожжённое плечо.

Тяжело дыша, Леон шагнул к нему.

– Ты останешься в живых. Но только для того, чтобы рассказать, кто тебя послал.

Он ударил рукоятью кинжала по виску убийцы. Тот повалился, теряя сознание.

Леон провёл рукой по плечу, где тлела неглубокая рана от клинка. На мгновение он сжал зубы, но уже через секунду боль отступила, кожа медленно затягивалась, оставляя лишь след красной полосы.

В этот момент двери распахнулись, вбежали Тюрил, Аргидий и ещё несколько магов. Пламя убитого мага огня освещало обугленные стены.

– Что здесь произошло? – резко спросил Тюрил, мгновенно оценивая картину.

Леон выпрямился, поднял глаза, тяжело дыша.

– То, ради чего мы здесь. – Он кивнул на обмякшее тело пленного. – Теперь у нас будет шанс узнать, кто решился поднять руку на инквизитора.

Тишину нарушал лишь шум дождя за окном и треск догорающего пламени.

С первыми серыми лучами рассвета над городом всё ещё висела тяжёлая мгла. Дождь не прекращался, тонкие струи воды стекали с крыш, превращая улицы в вязкую жижу. Под ратушей, в сыром и тёмном подвале, где каменные стены были испещрены следами ржавчины и плесени, зажгли факелы. Их свет едва разгонял мрак, оставляя лица присутствующих в резких, искажённых тенях.

На деревянном кресле с железными ремнями сидел пленный убийца. Его руки и ноги были надёжно закреплены, плащ сорван, лицо бледное и испитое. Глаза, ещё вчера горевшие злобой, теперь метались в страхе.

Перед ним стояли Леон, Тюрил и Аргидий. В стороне, скрестив руки, молчаливой тенью присутствовали Оберон и ещё двое рыцарей.

Аргидий, облачённый в алый церковный костюм, медленно развернул кожаный свёрток с инструментами. Железные клещи, тонкие иглы, плети с крюками на концах, всё аккуратно блестело в тусклом свете. Священник словно любовался ими, медленно касаясь каждого пальцами в шипастой перчатке.

Пленник тяжело дышал, его кожа давно утратила человеческий цвет, на ней чередовались ожоги, порезы и следы железных когтей Аргидия.

– Признайся, – его голос гулко отразился от каменных стен. – И Господь, возможно, смилостивится над твоей душой.

Пленный прикусил губу, но промолчал.

Аргидий шагнул ближе. Одним движением он вогнал иглу в бедро пленника. Тот вскрикнул, задыхаясь, и дёрнулся в оковах.

– Говори! – рявкнул викарий, изогнув иглу так, что тело бедняги выгнулось в неестественном положении. – Имя. Место. Кто стоит за заговором?

Пленный лишь захрипел, кровь скопилась в уголках его рта.

Леон сжал челюсть, наблюдая. Его лицо оставалось холодным, но пальцы на руках, сложенных на груди, нервно дёрнулись.

Тюрил стоял в стороне, заложив руки за спину. На его лице застыло бесстрастное выражение, но морщины у глаз выдавали усталость и отвращение.

– Он уже на грани, – тихо заметил бывший викарий. – Ещё чуть-чуть, и толку от него не останется.

– Чушь! – отрезал Аргидий, с фанатичным блеском в глазах. – Душа грешника должна быть выжжена, чтобы раскрыть свою гниль!

Леон сидел неподалёку, на тяжёлом дубовом стуле, и пристально наблюдал. Его лицо оставалось непроницаемым, но внутри всё сжималось. Каждый крик пленного отзывался в нём неприятной нотой, которую он пытался заглушить холодным рассудком.

– Мы тратим время, – сухо сказал он, поднявшись со стула и подойдя к пленнику. – Кто заплатил тебе? Имя.

– Я… не знаю… – прохрипел пленник, уже захлёбываясь от боли. – Нам заплатили… много… человек не назвал имени…

Аргидий усмехнулся под маской и взял в руки плеть с короткими цепями.

– Все они так говорят в начале. Но к концу… вспоминают всё.

Удар разорвал тишину. Металл вонзился в плоть, оставив кровавые полосы. Крики убийцы наполнили камеру, эхом отражаясь от камня.

Тюрил стоял неподвижно, его тёмные глаза внимательно следили за процессом. Он выглядел равнодушным, но Леон, бросив взгляд на дядю, заметил напряжённость в его лице.

– Довольно, – сказал Тюрил наконец. – Этот человек уже сказал главное: его купили, и имя он не знает.

– Лжёт, – отрезал викарий. – Нужно ломать дальше, пока не вывернет всю душу.

Леон подошёл ближе к пленнику. Мужчина, истерзанный, с растрескавшимися губами, поднял взгляд, полный отчаяния.

– Клянусь… я не знаю… – прохрипел он.

И прежде чем Леон успел задать новый вопрос, тело пленного содрогнулось в конвульсиях. Дыхание оборвалось. Голова бессильно свесилась на грудь. Он умер, не выдержав боли.

Некоторое время в подземелье стояла гробовая тишина, нарушаемая только треском факелов.

Аргидий тяжело дышал, и, кажется, даже наслаждался моментом.

– Пусть его душа горит в аду, – сказал он негромко, и разочарованно вздохнул, вытирая руки в красную ткань. – Жалкий пёс. Нужно выдрать правду из других. Начнём с чиновников. С них всегда легче, чем с бандитов.

Леон молча отвернулся. Его лицо оставалось каменным, но в глазах промелькнула тень раздражения и холодной ярости.

Но Тюрил поднял руку, прерывая викария.

– Достаточно. У нас есть куда более интересный след.

Все взгляды обратились к нему.

– Ходят слухи, – произнёс он медленно, будто каждое слово весило камень, – что во всём этом может быть замешан лорд Дюкон Шатор.

Имя упало в подвал, словно раскат грома. Даже Аргидий на мгновение замолк.

– Падший маг-оборотень, – пробормотал Леон, вспоминая донесения из архивов. – Его должны были казнить…

– Ему даровали жизнь, – холодно сказал Тюрил. – Пятнадцать лет назад он помог твоему отцу и его сторонникам. Но жадность и безумие не исчезают. Он снова предал империю. Сейчас же он скрывается в крепости на границе. Там, где люди пропадают без следа, а земля кишит тварями, созданными его руками.

Аргидий гулко рассмеялся из-под маски, будто услышав обещание божественного суда.

– Вот кто будет нашей добычей. Вот кому я вырву душу!

Взгляд Леона поднялся, его глаза блеснули.

– Но… – Леон шагнул ближе, растерянность читалась в каждом движении. – Ты уверен? Это не ошибка?

Тюрил приложил ладонь к плечу племянника, мягко, но так, чтобы Леон понял: он говорит серьёзно.

– Уверенность – роскошь. Но выбора у нас нет. Имя Шатора, пока что единственная надёжная зацепка, и, если он действительно связан с заговором, нужно двигаться к нему немедленно. Остальные детали расскажу по дороге, здесь задерживаться нельзя.

– Хорошо. Мы отправимся к Дюкону, – ответил Леон. – Но этот город должен понять: покушение на инквизитора не остаётся безнаказанным.

Леон повернулся к Оберону, стоявшему у выхода, в человеческом облике.

– Сожги ратушу. Пусть огонь очистит этот гнилой приют для предателей.

Оберон кивнул и хитро улыбнулся, а в чёрных глазах сиял зловещий блеск.

К вечеру над городом нависла грозовая туча. Воздух был плотным, влажным, пропитанным тревогой, словно сама земля ожидала беды. Толпа жителей собралась на площади, не решаясь громко говорить, лишь шёпот да редкие детские крики нарушали тишину.

Сначала раздался тяжёлый топот, будто сама земля задрожала. Потом крики ужаса, и в небо, разрывая серые тучи, взмыл чёрный силуэт. Огромные крылья распахнулись, заслоняя солнце. Чёрные чешуйчатые пластины поблёскивали в отблесках факелов. Глаза, горевшие алым пламенем, пронзили ночной мрак.

– Дракон! – истошный крик пронёсся по площади. – Чёрный дракон!

Люди бросились врассыпную, но никто не мог скрыться. Монстр, тяжело взмахнув крыльями, спикировал вниз, и земля содрогнулась, когда огромные лапы ударили по брусчатке. Оберон Сиас, рыцарь и оборотень, в своей истинной форме выглядел как воплощённая кара империи. Его пасть распахнулась, и улицу озарил поток огня.

Пламя охватило ратушу. Дерево и камень треснули, горя изнутри. Огненный вихрь поднялся в ночное небо. Люди кричали, падали на колени, молились, проклинали: каждый по-своему, но страх был един.

На фоне горящего здания, возвышаясь на ступенях, стоял Леон Клотер. Его белые волосы отсвечивали в свете пламени, лицо было спокойным, но глаза жёсткими, исполненными неумолимой решимости. Рядом, в полумраке, мрачно возвышался Тюрил, а Аргидий, словно опьянённый зрелищем, прошептал:

– Так будет со всеми, кто встанет против воли Империи.

Когда крыша ратуши рухнула, в небо взметнулся огненный столб. Чёрный дракон поднял голову, выпустил последний поток пламени, и снова распахнул крылья, уносясь в тьму.

Горожане, лишённые слов, дрожали, понимая, что это предупреждение для всех.

Леон задержал взгляд на пылающем здании, холодно смотря на огонь, отражающийся в его глазах и тихо сказал, так, чтобы слышали только его ближайшие спутники:

– Империя не прощает.

Отряд инквизитора вскоре собрался у выезда из города. Лошади фыркали, воины молча проверяли оружие. Дождь усиливался, впереди тянулись тёмные леса и горы, ведущие к границе. Их ждала дорога к мрачной крепости Дюкона Шатора – месту, где легенды о чудовищах оживали, а сама земля будто отвергала свет.

Леон сел в седло, бросив последний взгляд на горящий город, и, подняв руку, скомандовал:

– В путь.