Читать книгу Комары - Уильям Катберт Фолкнер - Страница 7

Ловко орудуя тростью, он свернул к «Бруссару»[8]. Надежда его не обманула: здесь в компании еще троих мужчин ужинал Досон Фэрчайлд, романист, похожий на добродушного моржа, едва вылезшего из постели и пока не нашедшего времени заняться своим туалетом. Мистер Талльяферро робко потоптался в дверях, где его любезно атаковал розовощекий официант, похожий на усердного гарвардского студента в актерском смокинге. В конце концов мистер Талльяферро поймал взгляд Фэрчайлда, и тот поздоровался через весь зальчик, а затем сказал своим спутникам что-то такое, отчего все трое сидя полуобернулись и посмотрели, как мистер Талльяферро надвигается. В одиночестве войти в ресторан и занять столик было для него делом мучительным, и сейчас он вздохнул с облегчением. Херувим-официант ловко развернул стул из-за соседнего стола и подпихнул мистеру Талльяферро под коленки, как раз когда тот жал руку Фэрчайлду.

– Вы вовремя, – сказал Фэрчайлд, поместив кулак с зажатой в нем вилкой на стол. – Это вот мистер Хупер. Остальных вы, кажется, знаете.

Мистер Талльяферро нагнул голову в сторону человека со стального цвета волосами и помпезным пасмурным лицом, как у директора воскресной школы перед непослушным учеником, после чего не избежал рукопожатия; затем взгляд его отметил еще двоих присутствующих – высокого, призрачного юнца, с бледным цепким ртом и увенчанного облаком светлых волос, и лысого семита с пастозным брыластым лицом и грустными насмешливыми глазами.

– Мы тут обсуждали… – начал было Фэрчайлд, однако незнакомый Хупер бестактно и ничуть не смущаясь грубо его прервал.

– Как, вы сказали, вас зовут? – спросил он, вперив взгляд в мистера Талльяферро.

Мистер Талльяферро посмотрел ему в глаза и тотчас пережил мгновенье неуюта. На вопрос он ответил, но собеседник отмахнулся:

– Ваше имя, а не фамилия. Я сегодня не уловил.

– А, Эрнест, – переполошившись, отвечал мистер Талльяферро.

– Ах да, Эрнест. Прошу меня извинить, но я в разъездах, каждый вторник новые лица… – Себя он оборвал так же бестактно и без смущения. – Что скажете о сегодняшнем собрании? – Не успел мистер Талльяферро ответить, тот снова сам себя перебил: – У вас тут замечательная организация, – сообщил он всем, взглядом понуждая их к вниманию, – и ваш город ее достоин. Все бы хорошо, если бы не ваша южная лень. Вам бы, ребята, впрыснуть каплю северной крови – вот тогда вы расцветете. Впрочем, не критикую – со мной вы обошлись неплохо.

Он сунул в рот кусок и поспешно прожевал, опередив любого, кто надеялся заговорить.

– Я рад, что мой маршрут завел меня сюда – город посмотреть, пообщаться с вами, и что один местный репортер дал мне возможность поглядеть на жизнь вашей богемы – отправил меня к мистеру Фэрчайлду, который, я так понимаю, пишет. – Он снова вперил взор в любезно изумленное лицо мистера Талльяферро. – Приятно видеть, что вы тут не бросаете труды; Его труды, я бы сказал, ибо лишь впустив Господа в нашу повседневную жизнь… – И опять уставился на мистера Талльяферро. – Как, вы сказали, вас зовут?

– Эрнест, – кротко подсказал Фэрчайлд.

– Эрнест. Люди, человек с улицы, горбом своим зарабатывающий себе на хлеб, человек, который тащит тяжкое бремя жизни, – знает ли он, за что мы выступаем, что́ можем даровать ему, даже если он не просит, – забвение тягот повседневности? Ему неведомы наши идеалы служения, он не знает, сколько добра мы приносим себе, друг другу, вам… – он перехватил ражий, насмешливый взгляд Фэрчайлда, – ему. И, кстати, – прибавил он, вновь спустившись с небес на землю, – на эту тему я по некоторым пунктам переговорю завтра с вашим секретарем. – Он снова пригвоздил мистера Талльяферро взглядом. – Что скажете о моем выступлении?

– Пардон?

– Что вы думаете о моем сегодняшнем предложении? Я предлагал обеспечить стопроцентную посещаемость церкви, пугая людей тем, что, не приходя на службы, они упускают нечто хорошее.

Мистер Талльяферро горестным взглядом обвел остальных. После паузы его допросчик с холодным неудовольствием промолвил:

– Вы же не хотите сказать, что не помните меня?

Мистер Талльяферро сконфузился:

– Право же, сэр… я так огорчен…

Его собеседник веско перебил:

– Вас сегодня не было на обеде?

– Нет, – ответил мистер Талльяферро, источая благодарность из всех пор, – я в полдень лишь выпиваю стакан пахты. Я, видите ли, завтракаю поздно. – Тот продолжал морозить его своим неудовольствием, и мистера Талльяферро посетило вдохновение. – Боюсь, вы меня с кем-то перепутали.

Какую-то заиндевевшую секунду чужак его разглядывал. Официант поставил перед мистером Талльяферро тарелку, и тот в остром припадке неловкости суетливо на нее набросился.

– То есть… – начал чужак. Затем отложил вилку и окатил Фэрчайлда холодным неодобрением: – Вы же вроде бы говорили, что этот… джентльмен – член «Ротари»?[9]

Вилка мистера Талльяферро застыла в воздухе, и он тоже потрясенно уставился на Фэрчайлда.

– Я? Член «Ротари»? – переспросил он.

– У меня вроде сложилось такое впечатление, – признал Фэрчайлд. – А вы разве не слыхали, что Талльяферро ротарианец? – обратился он к остальным. Те не подтвердили, и он продолжал: – Я как будто припоминаю, что мне кто-то говорил, будто вы ротарианец. Впрочем, слухи – такая штука, сами знаете. Может, это потому, что вы настолько крупная фигура городского бизнеса. Талльяферро у нас работает в одном из крупнейших домов женской моды, – пояснил он. – Если надо впрыснуть Господа в коммерцию, более подходящего человека не найти. Научить Его, что значит служить, ась, Талльяферро?

– Да нет, я, право… – в смятении возразил мистер Талльяферро.

Чужак вновь его перебил:

– На всей Господней земле нет ничего лучше «Ротари». Мистер Фэрчайлд дал мне понять, что вы член клуба, – упрекнул он в новом приступе холодных подозрений.

В рассуждении все отрицать мистер Талльяферро скорбно заерзал. Собеседник заставил его опустить взгляд, после чего извлек часы.

– Вот так так. Мне пора бежать. У меня весь день по распорядку. Вы удивитесь, сколько времени можно сберечь, экономя тут и там по минутке, – поделился он. – И…

– И куда вы их потом? – спросил Фэрчайлд.

– Простите, не понял.

– Вы тут и там сэкономили по минутке, набралась внушительная куча – куда вы их потом деваете?

– …Если всякой задаче назначать срок, энергии вкладываешь больше; тогда взлетаешь на вершину на всех, так сказать, парах.

Капля никотина на кончике языка убивает собаку, про себя усмехнулся Фэрчайлд. А вслух сказал:

– Наши предки свели заработок к притчам. Но мы их обошли: мы само бытие свели к фетишам.

– К односложным словам, которые хорошо смотрятся крупным красным шрифтом, – поправил его семит.

Чужак пропустил все это мимо ушей. Полуобернулся на стуле. Помахал официанту в спину, а потом щелкал пальцами, пока не привлек его внимание.

– Вот в чем беда этих второсортных забегаловок, – заметил он остальным. – Без огонька работают, непродуктивно. Счет, пожалуйста, – резко распорядился он.

Херувим склонился к ним.

– Вам понравился ужин? – предположил он.

– Да-да, нормально. Принеси счет, Джордж, будь любезен.

Официант замялся и оглядел остальных.

– Да не надо, мистер Бруссар, – поспешно сказал Фэрчайлд. – Мы пока не уходим. Мистеру Хуперу надо успеть на поезд. Вы мой гость, – обратился он к чужаку.

Тот для порядка возмутился; предложил звонкую монету, но Фэрчайлд повторил:

– Вы сегодня мой гость. Жаль, что вы спешите.

– Я не местный, у меня досуга нет, – пояснил тот. – Мне надо быть в тонусе. – Он поднялся и пожал руки всем по кругу. – Рад был познакомиться, ребята, – каждому по очереди сказал он.

Левой рукой он пожал локоть мистеру Талльяферро, из правой не выпуская его кисти. Официант принес чужаку шляпу, и тот эффектно вручил ему полдоллара.

– Будете в нашем городке… – заверил он Фэрчайлда, напоследок задержавшись у стола.

– А то, – сердечно согласился тот, и все снова сели.

Какой-то миг припозднившийся гость топтался у двери, а затем рванул вперед с криком: «Такси! Такси!» Каковое провезло его три квартала и выгрузило перед отелем «Монтелеоне»[10], где он приобрел две завтрашние газеты и час клевал над ними носом в вестибюле. После чего поднялся в номер и лег в постель, где продолжал таращиться в газеты, пока от чистейшего идиотизма печатного слова сознание не оставило его.