Читать книгу Разлучающий поток - Уильям Моррис - Страница 15

Дни проходили, и настала зима. Ничего нового, о чём стоило поведать, не случилось, пока вдруг однажды, когда начинало смеркаться, а все домашние сидели вместе в зале, кто-то не постучал в дверь. Стефан пошёл открывать её, и с кем же он вернулся в залу, как не с Мрачным Джоном, приведшим с собой незнакомца, высокого, крепкого мужа, темноволосого, рыжебородого, с широким бородавчатым лицом, карими глазами, румяными щеками и заносчивыми манерами. Он был подпоясан мечом, на спине его висел щит, в руке он держал копьё и был одет в длинную кольчугу, доходившую ему до колен*. Прежде чем Мрачным Джон успел вымолвить хоть одно слово, незнакомец громким голосом спросил:

– Эй, народ, можно ли Хардкастлу переночевать здесь?

Дед вздрогнул от вида и голоса гостя и ответил:

– Да, конечно, лорд, если вам это требуется.

Осберн же оглянулся через плечо, ибо сидел спиной к двери, и произнёс:

– Еда, питьё и крыша над головой даруются каждому, кто войдёт в этот дом, будь он графом или простолюдином.

Хардкастл нахмурился:

– Я не граф и не простолюдин, но зарабатываю на хлеб своей собственной рукой. Я принимаю твоё предложение, хозяин, на эту ночь. А завтра посмотрим, что будет. Что же до этого мальца, то я сегодня же немного поучу его манерам.

С этими словами он подошёл к Осберну и дал ему из-за спины пощёчину. Мрачный Джон засмеялся и, скорчив гримасу, произнёс:

– Хо-хо! Получил, молодой волкобоец? Приходит конец твоей власти!

Но ни пощёчина, ни насмешка не заставили Осберна вздрогнуть или даже изменить выражение лица.

Тогда Хардкастл сказал:

– Ха-ха! Так это тот самый парень, убивший волков, что заставили тебя побегать, Джон? Он пригодится в хозяйстве.

Джон замолчал и немного покраснел, а Хардкастл произнёс:

– Теперь покажи, куда мне сложить оружие, ибо мне кажется, что я не захочу воспользоваться им, пока нахожусь в этом дружелюбном доме.

Осберн проговорил через плечо:

– То, на что рассчитываешь, свершается, но может произойти и неожиданное.

Хардкастл вновь нахмурился, но на этот раз не стал бить юношу, он был занят тем, что снимал кольчугу, которую затем Стефан забрал вместе с остальными доспехами и оружием и повесил на крючки в другом конце зала. Вернувшись, Стефан встал перед Хардкастлом, словно ожидая приказаний, но воин сказал:

– Это ещё что за здоровый увалень? Как его зовут? И что нужно этому болвану?

Стефан ответил:

– Я хочу служить тебе, благородный сэр, а имя моё Стефан Едок, но я проглатываю грубые слова хуже, чем всё остальное.

Хардкастл поднял правую ногу, чтобы пнуть Стефана под зад, но тот ловко выставил свою, толкнул противника в грудь и свалил. Тот поднялся в сильной ярости и собирался было броситься на Стефана, но увидев, что у Едока за поясом заткнут большой нож, не стал, будучи в тот момент полностью безоружным. Стефан же сказал:

– Пол у нас несколько скользковат для танцев, достойный сэр.

Тут поднялся Осберн, встал перед гостем и, низко поклонившись ему, произнёс:

– Благородный сэр, прошу тебя простить нашего слугу Стефана, ведь ты видишь, как он неуклюж, совсем не знает, куда деть свои длинные ноги, он постоянно мешается всем на пути.

Когда он говорил это, лицо его расплылось в улыбке, и он вновь поклонился. Стефан, удивлённо уставившись на отрока, отошёл назад. Гнев сошёл с Хардкастла, он взглянул на Осберна и произнёс:

– Нет, ты, оказывается, смелый малый, не тот малыш, каким я тебя считал. Может, я и сделаю что из тебя.

Тут принесли еду, все сели за стол, и Хардкастл ел в своё удовольствие, хозяин же если и не был в добром расположении духа, то усердно старался делать вид, что в нём пребывает. Хардкастл, сидевший по правую руку от хозяина, поев немного, произнёс:

– Хозяин, твои женщины, несомненно, когда-то были прекрасны, но сейчас они немного постарели. У тебя здесь нигде не прячется или, может, в поле, или в какой-нибудь лачуге кто-нибудь помилее? Кто-нибудь с гладкими боками, круглыми руками, прекрасными ногами и ступнями, кто сделал бы нас веселее и, возможно, добрее, если бы кто такой нашёлся.

Дед побледнел и, заикаясь, сказал, что это все женщины в Ведермеле. А Джон воскликнул:

– Я ведь говорил тебе то же самое, воин. И не думай, вверх и вниз по долине полно красивых женщин, и ты добьёшься одной-двух без усилий, любовью или страхом.

Хардкастл рассмеялся:

– Так сходи и приведи их ко мне, Мрачный Джон. И смотри сам, что тебе покажется лучше – любовью или страхом.

Все рассмеялись, хорошо зная дурной характер и трусость Джона. Джон же покраснел и посинел от ярости. А Осберн не мог не вспомнить о милой девушке, чью руку он держал на празднике Расколотых холмов. Он подумал, что если Хардкастл причинит ей какой-нибудь вред, то Широкий Косарь ради того, чтобы защитить её, может увидеть солнце.

Немного погодя Осберн повернулся к Джону и заметил, что нож того лежит на столе, хороший такой нож, с резной рукоятью. И Осберн сказал:

– Твой кинжал кажется мне красивым, но необычным, Джон. Подай-ка мне его.

Джон так и сделал, и юноша взял кинжал у самого острия большим и указательным пальцами и свернул его в бараний рог, а затем вновь вернул его Джону со словами:

– Теперь твой кинжал ещё более необычный, Джон, хотя и менее полезный, чем был.

Все подивились силе юноши, кроме Мрачного Джона, который раскричался, восклицая, что нож его испорчен, но Хардкастл, в чью голову уже ударило вино, прикрикнул:

– Помолчи, Джон, несомненно, у этого малыша достаточно силы, чтобы распрямить твой кинжал, раз уж он согнул и скрутил его. Клянусь святой мессой, он ловкий кузнец и будет мне славным помощником.

Осберн протянул руку за ножом, и Джон отдал оружие, а юноша, взяв его за кончик, как и раньше, в мгновение распрямил, а затем передал его обратно Джону со словами:

– Пусть завтра наш слуга Стефан один-два раза приложится к клинку молотом, и твой нож станет так же хорош, как и раньше.

Все удивились, впрочем, Хардкастл, к тому времени уже не очень хорошо видевший, попросил отвести его к кровати, и хозяин, взяв воина под руку, проводил его в комнату для гостей, а сам лёг в углу зала. И вот все улеглись, и ночью дома царил покой, только хозяин спал плохо, ибо ему снились перерезанные глотки и подожжённые крыши.