Читать книгу Разлучающий поток - Уильям Моррис - Страница 3

Глава III
Волки беспокоят отару

Оглавление

Всё это, да и многие другие случаи, когда юный Осберн, проказничая, убегал из дома, происходили ещё прежде того времени, о котором я сейчас поведу свой сказ. Итак, Осберну, а об этом речь уже шла раньше, исполнилось двенадцать лет. Стояла поздняя осень, ночи становились всё длиннее и длиннее. С семьёй тогда жил один наёмный работник, и обязанностью его было выгонять на выпас овец, а пасли их либо на склонах восточных холмов, либо ближе к потоку, чтобы не поели траву, которой кормились коровы. Осберн по просьбе своего деда (и не без собственного желания) часто отправлялся в поля вместе с работником Джоном, чтобы помогать ему собирать овец в кучу. И вот однажды вечером Джон (а Осберн тогда не ходил с ним) вернулся с холмов позже обычного и выглядел бледным и испуганным. Он рассказал, что как только дневной свет начал тускнеть, три огромных волка напали на отару и убили нескольких овец. По самому виду Джона каждому было понятно, что он не стал сражаться с волками, а стоял в сторонке, пока те заканчивали свой ужин, а затем собрал овец, но не всех, а каких смог, опасаясь подходить близко к месту расправы. Хозяин выбранил его за трусость и хотел было даже лишить ужина, ведь, считая зарезанных волками и тех, что после разбежались, отара стала меньше на семнадцать голов. Джон выкручивался как мог: у него с собой и оружия-то не было, кроме пастушьего посоха, да и волки сразу прикончили его собаку. Пока же он оправдывался, Осберн, сидевший рядом, удивлялся, как такой крепкий и высокий мужчина мог оказаться таким большим трусом.

На следующий день Джон с хозяином всё же решили пойти на холмы, посмотреть, не удастся ли найти целыми и невредимыми хотя бы двух-трёх из пропавших овец. Каждый из мужчин взял с собой щит и короткое копьё на случай, если волчье воинство нападёт на них посреди дня. В то время Осберн по просьбе деда погнал стадо к воде. Мальчик охотно взялся за это поручение: чудесный поток, похоже, всегда манил его. Тот день пролетел для Осберна незаметно. Он бродил за овцами, заботился о них, а иногда доставал свой нож, чтобы взглянуть на него: он часто так делал, когда оставался один. Это и вправду было прекрасное оружие. Рукоять украшала причудливая резьба, клинок – золотые руны, а ножны были сплошь из серебра. Иногда Осберн стоял у кромки воды, глядя через поток, что был шириной с Темзу у Рединга* или, местами, немного уже. Но в тот день он ничего там не увидел, кроме дикой птицы да быка, с мычанием пробежавшего мимо, словно по какому делу (его пастух так и не показался). И Осберн вместе с целой и невредимой отарой вернулся домой ещё засветло. Он и не уходил далеко от дома: дед запретил ему это.

Вскоре пришли и хозяин с Джоном, и оба были не в самом лучшем расположении духа. Они не сумели найти овец, только шкуры да кости около десяти из них. А вот с волками повстречались: они вновь пришли на то место, где паслась отара предыдущей ночью, и казалось, совсем не страшились вооружённых копьями и щитами людей, а эти последние мужественно повернулись к опасности спиной и убежали прочь, теперь же они сидели рядом, искоса поглядывая друг на друга да обмениваясь колкими упрёками. Правда, оба в один голос заявляли, что волки те были огромными и свирепыми, как черти, тварями – такими, что их испугался бы кто угодно. Наконец, Джон сказал:

– Что ж, хозяин, верно говорят в нижнем Доле, что удача обходит этот дом стороной. Я вот думаю, на вас напали не обычные волки, а существа из рода тех, что могут менять свой облик. Они только в обличии волков, а на самом деле это подземные духи, гномы или колдуны, изгнанные из родных мест.

От таких слов хозяин вспыхнул гневом, как и всегда, когда Ведермелю пророчили неудачу. А в гневе он был несдержан и забывал о своих страхах. Он закричал:

– Вы только послушайте его глупости! При всём твоём росте у тебя недостаёт смелости пойти на опасность впереди твоего хозяина, который, ко всему прочему, близок к старости, а теперь ты выдумываешь эти детские сказки, чтобы прикрыть свою трусость.

Джон с ухмылкой ответил:

– Попридержи язык, хозяин. На самом-то деле ты же первый и побежал, да и в двери дома вошёл первым.

– Ты лжёшь! – возразил хозяин. – Но вот что я скажу тебе: кто бы ни боялся тогда, а тебе следует бояться сейчас.

С этими словами он поднялся и ударил работника в лицо так, что тот свалился на пол. Джон вскочил и хотел было ударить своего хозяина в ответ, но как раз в тот момент вошла хозяйка и с ней Бригитта с дымящимся горшком. Казалось, что-то удержало руку Джона, и он угрюмо, но молча сел. Хозяйка спросила:

– Что тут происходит? Ты ударился о край скамьи*, Джон? У тебя на щеке красный с синим подтёк.

И при этих словах Осберн вдруг рассмеялся и неожиданно запел:

Серые хищники, дерзкие с голода,

Поднялись на холм, грабежом промышляя.

Навстречу им копья, стальные, холодные:

Здесь не пройдёт разорителей стая!

Но зубы разбойники в гневе оскалили –

И воины путь не смогли заградить:

Хозяин с работником копья оставили,

Чтоб лишнего груза домой не носить.

Нынче же дома, поев и напившись,

Один из них снова воинственным стал,

Другой же, успешно опять уклонившись,

Боится – двойной его страх обуял.

А ты, сероглазая мать-утешитель,

Накрой вновь на стол да поставь нам кувшин!

Пусть оба едят: и трус, и воитель,

Да тот, кто в сторонке приткнулся один.

И ты, дорогая кормилица наша,

Не прячься от нас, а к столу подойди,

И чтоб не остыли ни мясо, ни каша,

Ты труса и храброго есть усади.


Тут и все рассмеялись, хотя двое мужчин не могли при этом не кривиться. Хозяин сказал:

– Смотри, родич, как бы за песню не расплатились с тобой поркой.

Красивое лицо Осберна осветил весёлый смех, и мальчик вновь запел:

О, могучий лорд земли,

Брать дубину погоди.

Лучше пусть она послужит

Тем, с волками кто не дружит.


Затем все приступили к еде, и ели с аппетитом. Женщинам казалось, что в их маленьком родиче скрываются задатки славного воина. Им очень понравились его песни, и они приветливо ему улыбались. Он же, взглянув на одну и на другую, сказал так:

Трёх матерей век не забуду я:

Одна покинула меня,

Но две остались со мной, родные,

Честные, добрые, мне дорогие.


Хозяин же, поев, унял свой гнев и решил, что от внука может быть большая польза.

Разлучающий поток

Подняться наверх