Читать книгу Грани ненависти - Ульяна Трофимова - Страница 5

После того, как Варлу удалось привести дочь в чувство, Дайон посмотрела на него мутными глазами. Не вставая с песка, все пыталась прогнать наваждение: слова отца эхом звучали в голове, четко повторяясь, как в кошмаре. Все пыталась осмыслить сказанное, но оно никак не ложилось на ум, не воспринималось, как нечто здравое и естественное.

Все ее существо протестовало и орало в дикой истерике. И неизвестно, чего внутри было больше: замешательства и стыда? Ведь ее будущий муж даже не удосужился организовать брак по договоренности, ввиду невозможности своего присутствия на Архипелаге и, по сути, бросил ее у священной арки. Или страха перед могущественным тестем, который в свое время безжалостно подмял под себя ее родину и стал причиной невзгод и горя многих семей на островах? Как? Как ТАК можно?

– Это я. Это все я виновата. Я отреклась, я предала веру. Простите меня! Верните все назад, оставьте, как есть. Я пойду в храм, буду служить… Сивея, Дарт, Ворус, явите сострадание и милость свою…

Сиртингин не на шутку испугался, подумав, что у дочери от сильного потрясения начался бред, и она повредилась рассудком. Он ведь так берег, так хотел сберечь свою маленькую синеокую Дайон. Хриплым голосом крикнул телохранителям. Те прибежали через пару мгновений, едва не свернув себе шею на склоне.

– Воды! Дайте воды!

Половина фляжки ушла, прежде чем взгляд Дайон приобрел что-то более-менее осмысленное.

– Поедем домой, милая. – Варл помог дочери сесть, бережно поддерживая под плечи, гладил дрожащие руки. – Поедем.

– Нет. Домой не надо. – Девушка растерла онемевшее лицо, встряхнула головой. – Позволь остаться, отец.

Голос дрогнул:

– Может, это последние дни, когда я вот так…

– Ты же знаешь, я не смогу уйти.

– Сможешь. – Неожиданно твердо заявила Дайон. – И уйдешь. Езжай домой, отец. Успокой маму. Мне нужно время, чтобы придти в себя. Когда буду готова – вернусь.

Синие глаза смотрели трезво. Слова звучали убедительно и веско. И у сиртингина немного отлегло от сердца.

– Пообещай мне…

– Клянусь! – опустила глаза. – Я не сделаю ничего из того, за что мне было бы стыдно, а вам с мамой горько и больно. Если тебе так будет легче, можешь оставить своих ребят. Пусть будут со мной все время, что я проведу в бухте.

Варл обнял дочь:

– Девочка моя. Если б я мог! Если бы только мог сделать хоть что-нибудь…

– Я знаю, отец. – Уткнулась ему в плечо, стараясь подавить рвущиеся наружу слезы. – Я знаю.

***

Мужчина уехал ближе к полудню. Уверенный, что Дайон не натворит глупостей и не навредит себе, помчался домой успокаивать уже давно извившуюся Адалию. Дайон осталась на пляже под присмотром верных людей. К слову, славные ребята уже натаскали хвороста и пополнили запасы воды. Предвидя не одну ночь под звездами, разбили маленький лагерь недалеко от пляжа. На таком расстоянии, чтобы не тревожить госпожу, но и иметь возможность наблюдать за ней.

Дайон же, закрыв глаза, слушала море. Гася горечь в душе и пытаясь наполнить пустоту внутри шумом волн, впитать ощущения места.

Чтоб под завязку, чтобы надолго.

Прощалась. И привыкала к той мысли, что прощается. Как ни коробило все происходящее, но пути назад нет. Ни у нее, ни у родителей. Ни у Архипелага.

Признаться, она думала о многих вариантах решения. Но это было решением только для нее. Слишком ЭГОИСТИЧНЫМ решением. Но теперь Дайон не могла поступить так – только не после того, что отец рассказал ей. Теперь девушка четко понимала, что так и будет: нужно осознанно и твердо принимать другие решения. Да что там решения? – просто смириться. НУЖНО смириться. Не для себя, но для других. Как отец. Пора взрослеть.

Вот и нет козырей, ничего не осталось. – С горечью думала девушка. – Вот и рассыпалось все, что было для меня важным. Как пыль, как этот песок под ладонями.

Беззвучно трясясь от слез, набрала полные пригоршни песка и, высыпав половину – во вторую уткнулась лицом, тихонько подвывая, заставляя себя, внутреннюю заткнуться, не корчиться, перестать кричать.

Успокоение пришло только к вечеру – лениво и не охотно. Апатично сгладило эмоции, сменив бурю на безразличие. Море притихло, и даже волны, казалось, также апатично перекатывали гальку. Как и Дайон перекатывала мысли в своей уставшей от них голове. Обессиленная сошедшими на нет потрясениями и переживаниями, молча опустилась на песок и не заметила, как уснула.

Утро принесло некое подобие облегчения и ситуация показалась Дайон если не конечной точкой ее жизненного маршрута, то уж точно чередой ступеней. По которым с трудом, но нужно подняться. Чтобы стать сильнее и вновь обрести себя.

Со стороны лагеря пахло дымом и съестным. Наверняка один из воинов доставил провизию с виллы. Но мысль о еде ничем не отозвалась в организме: ни урчанием в животе, ни потугами заставить себя хоть что-нибудь съесть.

– Эй! я купаться. За мной не ходить! – Знала, что сейчас будут возражения, потому добавила. – Топиться и сбегать не собираюсь. Обещаю.

Последнее буркнула скорее себе, чем солдатам. Отойдя немного в сторону, девушка оглянулась через плечо. Убедившись, что лишних глаз нет, привычно раздвинула руками густой хмызняк и дикий табак, скрывающий узкую расщелину между нагромождениями валунов. Они стояли так тесно друг к другу, что прохода не было заметно. И увидеть его можно было только, если точно знаешь, что он там есть.

Прощемившись в узкий лаз, девушка с легкостью оказалась по другую сторону камней. Прошла еще немного вперед. Рыхлый песок гасил звуки шагов, потому ничто не выдавало перемещения Дайон в маленьком ущелье. Оно уходило в сторону, немного огибая крутой склон, а по итогу открывалось широким выходом к другому месту на побережье – большой запруде с полосой белого пляжа и пещерой. К тому самому месту. О котором не знал даже отец. И которое, собственно и было вторым домом.

Сиртингин был хорошо знаком с побережьем, потому что вырос здесь, но Дайон была уверена, что даже он не способен был сказать, сколько здесь подобных местечек: не доступных ветрам и чужому взгляду. Уединенных настолько, что не увидишь ни со склонов, ни с моря.

Варл был уверен, что маленькая бухта, куда он бегал мальчишкой и которую показал своей дочери несколько лет назад – место достаточно закрытое и тайное. Но мужчина и предположить не мог, что рядом с ним, буквально в нескольких шагах есть место еще более секретное.

Маленький пляж похож на подкову, а песок такой белый, что кажется ненастоящим. Девушка с удовольствием уселась на него и, перебирая пальцами волосы, просушивала их после купания. Жмурила глаза на солнце и пыталась размышлять.

Не выходило. Однозначно, совет не помешал бы. Нужен был кто-то помимо родителей. Кто-то, не воспринимающий происходящее сердцем, как они. А размышляющий здраво, смотрящий на все со стороны с холодным рассудком и без лишних эмоций. Не принимающий участия в происходящем, но желающий ей исключительно добра.

Дайон вздохнула. Нет у нее таких людей. Больше нет. Был когда-то единственный, но сейчас он не сможет помочь ей. Слезы навернулись на глаза. Девушка судорожно выдохнула и, поднявшись с песка, направилась к пещере.

Там у входа, на небольшом возвышении, обложенном морской галькой, стояла урна. Гирлянда из цветов давно завяла, и Дайон досадливо сдернула ее. Нарвав ярко-фиолетовых бутонов, положила на постамент. Молча, в каком-то оцепенении посмотрела на сосуд, будто впервые увидела его.

***

Две рыбины, открывая рот, дергались на песке. Отец поддразнивал, кивая на свой улов, а девочка злилась. Ей не хватало усидчивости. Всегда не хватало. А еще терпения. Каждый раз, когда начиналась поклевка, она спешила и дергала удочку слишком рано. Рыба еще только начинала приноравливаться к приманке, ощупывала ее, пробовала, отрывая по кусочкам, прежде чем заглотить вместе с крючком. Дайон же, уверенная, что наживка уже захвачена в который раз оставалась без добычи.

Азарт рыбалки сошел на нет и продолжать уже давно не хотелось. Но природное упрямство и характер не позволяли признать поражение. Ведь у отца будет отличная связка, а у нее только две небольших рыбешки.

– До вечера сидеть собралась? Пошли уже. Уверен, завтра тебе повезет.

– Почему у тебя так хорошо получается?

Сиртингин хитро улыбнулся под хмурым взглядом дочки и, щелкнув ее по носу, предложил:

– Хочешь, я дам тебе фору? Не буду закидывать удочку целый час. Возможно, это поможет тебе сравнять счет.

– Только не нужно мне поддаваться. Знаешь же, что не люблю этих твоих поддавков!

– Как же тогда ты собралась победить?

– Я не только одержу победу, но и побью твой рекорд! Вот увидишь, моя связка будет больше твоей!

– Ага, только если просидишь здесь до ночи.

– А вот и просижу! Думаешь не смогу побить тебя?

– Сможешь. – Мужчина рассмеялся. – Но мне пора, Дайон. Мы здесь с самого утра. А я не могу так долго пренебрегать делами.

Мужчина встал со своего места и принялся собирать вещи.

– Вернись к ужину, иначе мама будет недовольна. Она редко проявляет гнев, но если уж до этого дойдет: поверь, достанется и тебе, и мне.

– Вернусь, не волнуйся.

– Удачной рыбалки! – Варл откатал штанины и рукава, забросил на плечи снасти и зашагал к лошади, что паслась у ближайших кустов.

– Даже не думай, что я сдамся! – крикнула дочь вдогонку.

Мужчина улыбнулся и, не оборачиваясь, помахал рукой.

Солнце припекало, море шумело в своем вечном волнении, и в какой-то момент Дайон показалось, что она задремала. Спохватившись вдруг, как от толчка, в первые мгновения не могла понять, что ее разбудило и встревожило.

– Пить…

Вскочила на ноги. Огляделась. Кирк спокойно слизывал соль с валунов, что оголились после отлива и всхрапывал от удовольствия. Если конь не насторожен, значит, опасности нет. Наверняка, что-то послышавшееся или приснившееся нечаянно взбудоражило ее.

– Воды…

А вот это уже не могло быть сном. Дайон крутилась во все стороны, но никого не могла разглядеть. Бухта отца совсем небольшая, закрытая почти со всех сторон. Если бы кто-то был рядом, девушка непременно заметила бы. Но тут просьба попить перешла в слабые стоны. Казалось, они раздаются совсем близко, но где их источник понять не получалось.

Стон повторился вновь, затем еще раз. Мужской или женский – не разобрать, но в нем явственно сквозила мука. Дайон вконец разволновалась, стала метаться, наспех соображая, что делать. Кинулась, было, к морю, затем побежала обратно.

В итоге жестко оборвав поток бессвязных мыслей, замерла на месте и заставила себя перестать суетиться. Подошла к обломкам скал, что стеной стояли с правой стороны пляжа. Утопая мокрыми ступнями в песке, обошла их и так и этак, пока, наконец, не сообразила, что голос раздается именно оттуда – из-за камней.

Мыслей, что делает что-то неправильно, что, возможно, это ловушка или какая другая опасность – не было. Девушка знала одно: кто-то остро нуждался в помощи, и Дайон просто не могла остаться в стороне. Раня ладони о колкий сухостой, она ломала его и отбрасывала в сторону, словно его искоренение помогло бы открыть несуществующую дверь. А когда вдруг поняла, что за всем этим безобразием: за свисающими папоротниками, кустами орешника и прочей растительностью вовсе не два скальных обломка вросли в землю, а целых три! – сердце глухо стукнуло и замерло.

МЕЖДУ ВАЛУНАМИ БЫЛ ПРОХОД!

Вообще то, проходом узкую щель можно было назвать лишь с большой натяжкой. Но тем не менее…

Столько времени, столько часов и дней она провела здесь с отцом, и никто из них даже предположить не мог чего-то подобного. Кое-как протиснувшись между камнями и ободрав плечо, Дайон оказалась в узком, но коротком ущелье с кое-где заваленными сводами и сплошь засыпанном песком. Передвигаться здесь было не совсем удобно, разве что руки к себе прижать или боком идти.

К счастью, долго мучиться не пришлось: через пару-тройку мгновений расщелина привела девушку к другой бухте. Даже не так – бухточке. Намного меньше той, что была у них с отцом. Совсем крохотная, она образовалась посреди почти отвесных скал и крутого склона, поросшего зеленью.

Впрочем, осматриваться было некогда. Слева, где скала выступала в море и заворачивала, будто дверная створка образовалась большая запруда. И прямо у берега, наполовину в воде среди досок и тряпок лежал человек. Дайон испуганно замерла, потом стала пятиться назад к ущелью. Но лежащий снова попросил пить. Жалость взяла верх над страхом. Сорвав с пояса фляжку, Дайон безрассудно бросилась вперед.

Это был мужчина. Из прорехи на окровавленной рубахе виднелась глубокая рана. Длинная борода свалялась и забилась песком. Потрескавшиеся губы покрылись белым налетом – верный признак обезвоживания. Бедняге явно досталось. Как ни страшно было прикасаться к нему, но Дайон все-таки приподняла голову несчастного и влила ему в рот немного воды. Тот закашлялся, но противиться не стал. Напротив, открыл мутные глаза и, ухватившись за фляжку, припал к ней с таким отчаянием, что у Дайон защемило сердце.

Когда пить больше не было сил, мужчина вернул фляжку и откинулся на песок. Потом вдруг схватил девушку за руку и, с неожиданной силой притянул к себе. Тяжело дыша, произнес:

– Никому. Обо мне. Не рассказывай. – И потерял сознание.

Только теперь Дайон поняла, как сильно напугана: поджилки трясутся и очень хочется сбежать. Малодушно подумала, что в ее присутствии больше нет нужды и собралась, было уйти тем же путем, что и пришла сюда. Более того, для надежности хотелось завалить, закопать, забить злополучную щель. Но взглянув на безвольно лежащего у ее ног человека, поняла, что не сможет этого сделать. Снова опустилась рядом с мужчиной на колени. Кровь вытекала из его раны и смешивалась с водой. Подхваченная ветром, она внезапно хлестнула по лицу вместе с морскими брызгами.

***

Дайон улыбнулась, вспоминая, как синела от натуги, пытаясь оттащить незнакомца подальше от воды. Как дрожали ее руки, когда она промывала страшную рану на животе и перевязывала ее остатками своей накидки. Как испугался бедный Рост, когда она чуть ли не силком посадила старика на лошадь и велела следовать за собой без сопровождающих. И чтоб не думал под страхом смертной расправы разболтать кому-нибудь.

Рана незнакомца только на вид казалась страшной. На самом деле ничего серьезного не было: перелом пары ребер, разрыв мягких тканей, еще чего-то там и все. Для мужчины эти ранения как царапины – по крайней мере, так сказал Рост, и Дайон очень хотела верить ему. Потому что смотреть на почти синее лицо пострадавшего было страшно.

Доктор заштопал все, что мог заштопать, перевязал все, что мог перевязать, устало констатировал большую потерю крови, истощенность и необходимость хорошего ухода. А после этого сложив на животе ладони, вопросительно взглянул на Дайон:

– Я так полагаю, юной ванни есть что сказать?

– Э-э-эм-м. На самом деле нет.

– Разве? – Семейный доктор ехидно поджал губы. – Ты забрасываешь мои старые кости в седло, заставляешь под угрозами нестись чуть ли не галопом, не пойми куда. Где я штопаю, шью, вышиваю, перевязываю, не пойми кого, а теперь тебе нечего сказать?!!

Дайон виновато пожала плечами и, пряча глаза, промямлила:

– Мне, правда, нечего сказать. Я ловила рыбу, задремала, а его стоны разбудили меня. А еще я должна быть дома к ужину.

– Как и я! – Рост вздохнул и почесал полысевшую макушку. – Давай поступим так: устроим нашего с тобой, э-э, знакомого поудобнее. Я дам ему лекарство, чтобы спал и быстрее восстанавливался. А потом я отправлюсь домой.

– Но…

– И ты отправишься домой! – с нажимом продолжил старик. – Где за ужином обо всем расскажешь отцу. А утром…

– А утром будет утро.