Читать книгу Код цивилизации. Что ждет Россию в мире будущего? - В. А. Никонов - Страница 17

Западная Европа вправе гордиться успехами в создании модели социального государства, которая превратила ее в один из самых благополучных регионов мира. Интересен реализуемый Евросоюзом принцип социальной сплоченности. Удалось избежать эксцессов нерегулируемого рынка, уровень социального расслоения низок. Удается поддерживать уровень безопасности на высоком уровне (по количеству убийств ЕС вчетверо уступает Соединенным Штатам).

Однако в последние годы социальная напряженность на континенте нарастает, и одна из главных причин – неспособность стран Евросоюза в новых реалиях поддерживать прежние стандарты социального обеспечения. Ангела Меркель выражала озабоченность по поводу того, что на ЕС приходится 7 % населения мира и половина всех социальных расходов[139].

Всего несколько цитат из книги Филиппа Леграна «Европейская весна»: в Греции «дети копаются в мусоре… а в больницах не хватает лекарств». В Испании «самоубийство стало основной причиной смерти после естественных причин». А по всей Европе «пятнадцать миллионов человек в возрасте до тридцати лет нигде не работают и не учатся»[140].

К 2010 году население ЕС-27 впервые перевалило за полмиллиарда. Население с 1960-х годов росло на 1,5–2 млн в год, однако темпы роста постепенно сокращаются. Европа стареет. Многочисленное поколение, родившееся в годы «бэби-бума», достигает предпенсионного порога. С 2014 года самодеятельное население начало уменьшаться[141]. В 1970 году в странах ЕС на каждого пенсионера приходилось 4–5 человек в трудоспособном возрасте, в 2010 году их было немногим более трех. К 2030 году пропорция работающих и пенсионеров в некоторых странах, например, в Германии, составит 2:1. Если учесть, что из всего трудоспособного населения в Европе занято не больше 65 % (самые многочисленные группы неработающих – студенты и домохозяйки), то на двух пенсионеров придется трое работников. Нынешние системы социальных отчислений никогда не были рассчитаны на такое соотношение. Не встретило восторга у населения и повсеместное увеличение пенсионного возраста: в Испании – с 65 до 67, в Греции и Франции – с 60 до 63–65.

На рубеже тысячелетий главным источником прироста населения в ЕС стала иммиграция. В последние годы ежегодное пополнение составляло 3–4 миллиона приезжих. При этом качественным образом изменился характер иммиграции: ее костяк составили выходцы из неблагополучных стран Азии и Африки, в основном мусульманских. И бурные события на Ближнем Востоке и в Северной Африке только добавляют их число.

Новые иммигранты принесли с собой менталитет, образ жизни и систему ценностей, которые плохо стыкуются с обычаями коренного населения Старого Света. Они все чаще рассматривают себя как отдельную этно-культурную общность, отстаивающую свое право на «инакость» с использованием политических и юридических инструментов. Среди иммигрантов последних волн значительна доля лиц без образования и профессиональных навыков, чье использование даже на неквалифицированной работе порой оказывается невозможным, что превращает их в перманентных получателей помощи за счет налогоплательщиков. Стоит ли удивляться, что в государствах с высокой долей новых иммигрантов растет настороженность коренных жителей к чужакам, иногда перерастающее в нетерпимость, ксенофобские и антиэмигрантские настроения.

Официальная политика государств-членов и всего Евросоюза долгие годы была направлена на то, чтобы не допустить роста националистических настроений. Два-три десятилетия назад из европейского лексикона исчезло слово «Родина» и его эквиваленты. Однако созданная атмосфера тотальной политкорректности и терпимости привела к тому, что острые проблемы межнациональных отношений оказались за рамками публичной дискуссии. Большие надежды возлагались на внедрение в общественное сознание ценностей мультикультурализма, который должен был прийти на смену традиционной ставке на ассимиляцию меньшинств. Но в 2011 году сразу несколько лидеров ведущих демократических стран – Ангела Меркель, Николя Саркози, Джеймс Кэмерон – высказали мнение, что мультикультурализм мертв.

Бомбой в предельно политкорректной ФРГ стала книга бывшего члена правительства Берлина Тило Сарацина «Германия: самоликвидация», где он, в частности, бил тревогу по поводу того, что о последствиях падения рождаемости и миграции нельзя даже заикаться. «В последнее время это изменилось, поскольку поколение «1968-го» стало бояться за свою пенсию. Но теперь это слишком поздно, с этим опоздали на 40 лет; социальное бремя неуправляемой миграции всегда было табуировано, и запрещалось говорить о том, что люди неравны, а именно: есть умственно более и менее способные, более ленивые и более трудолюбивые, – и что этого не изменишь ни равенством образования, ни равенством шансов… Германия не погибнет внезапно и скоропостижно. Она будет тихо угасать вместе с немцами и демографически обусловленным истощением их интеллектуального потенциала»[142].

22 июля 2011 года Андерс Брейвик взорвал бомбу в правительственном квартале Осло, а затем поплыл на остров, на котором проходил молодежный лагерь Рабочей партии, где расстрелял более 70 его участников. Таким образом 32-летний норвежец намеревался пробудить Европу ото сна, который не позволяет видеть угрозу гибели от нашествия мусульман и потакающих им левых и либералов.

Растущая проблема – мигранты не только из-за пределов континента, но и из самой Европы. В 2011 году польский язык стал вторым по числу пользователей в Англии, оттеснив языки представителей бывших колоний[143]. Вездесущий «польский сантехник» стал не просто фигурой речи, но и аргументом в политической борьбе. Ничуть не больше симпатий в Западной Европе вызывают мигранты из Румынии или Болгарии, среди которых большое количество цыган, занявшихся своим обычным промыслом на улицах даже небольших городков Франции или Бельгии.

На этом фоне растут акции националистических партий, сочетающих антииммигрантские лозунги с критикой Евросоюза и евро. Британская национальная партия, французский «Национальный фронт», голландская и австрийская Партия свободы, «Истинные финны» и другие влиятельные европейские правые радикалы активно вербуют сторонников в рядах евроскептиков, число которых быстро росло все последние годы[144]. Традиционные правоцентристские партии – консерваторы, христианские демократы – тоже берут на вооружение антибрюссельские лозунги, наиболее яркой иллюстрацией стала поддержка британской Консервативной партией идеи проведения референдума о выходе из ЕС. В мае 2015 года консерваторы одержали убедительную победу на выборах во многом из-за своего евроскепсиса. За выход из ЕС выступают 39 % англичан против 40 %. Кэмерон намерен до референдума провести переговоры с Брюсселем об особых условиях членства в Евросоюзе для Британии, чтобы снизить шансы для успеха сторонников выхода. Впрочем, успех этим переговорам вовсе не гарантирован[145].

Одновременно происходит рост влияния ультралевых партий, партийно-политические системы поляризуются. В первом туре президентских выборов во Франции в апреле 2012 года ультралевые и ультраправые получили вместе 29 % голосов, больше, чем Николя Саркози или Франсуа Олланд. Национальный фронт был первым на выборах в Европарламент. Его лидер – Марин ЛеПен, активно использовавшая аллюзии с Жанной д’Арк, заявила: «Франция ничего не контролирует: ни бюджет, ни валюту, ни границы. Пора сказать «стоп» Евросоюзу»[146].

Профессор Жан-Вернер Мюллер из Принстона, анализируя процессы в Восточной Европе, приходит к выводу: «Демократия обороняется, почти все страны, вступившие в ЕС в последнее десятилетие, находятся в серьезном политическом кризисе… Стало ясно, что некоторые из историй успеха были сказками, в которые многие в ЕС предпочли верить, несмотря на свидетельства фальши… Для Восточной Европы большой инвестиционный бум закончился около 2007 года. Вера общества в демократию исчезала одновременно с экономикой»[147]. В Венгрии националистическая партия Йоббик стала третьей в парламенте и уже имеет двух евродепутатов. Венгерский лидер Виктор Орбан сравнил ЕС с колониальной державой и объявил «войну за независимость» от Брюсселя.

«Греция, где правят радикалы, постоянно находится на грани банкротства и может покинуть как минимум еврозону. Великобритании предстоит референдум по выходу из ЕС, результат которого непредсказуем. В Испании и Португалии силу набирают левые движения, вытесняя консервативных сторонников прежнего проевропейского курса. В Польше неожиданно победил кандидат в президенты, ничуть не уступающий в евроскептицизме британцам. А грядущие парламентские выборы могут снова привести к власти польских евроскептиков. В правительство Финляндии впервые вошли партии, критично настроенные по отношению к ЕС. В Венгрии пост премьер-министра занимает евроскептик, которого председатель Еврокомиссии – хоть и в шутку – назвал «диктатором»… Евроскептики как с левого, так и с правого флангов сейчас популярны как никогда»[148], – отмечал в конце мая 2105 года Бернд Ригерт из Deutsche Welle.

Малани Филипс из The Times бьет тревогу по поводу неофашистских и агрессивных расистских партий»: «Мы теперь знаем, что поражение нацизма, падение коммунизма, подъем ЕС оказались недостаточными, что навсегда изгнать кошмар пропитанного кровью прошлого Европы. Демократия сейчас способствует подъему все большего количества партий, добивающихся ее эрозии. Все это грозит возвратом Европы к состоянию опасности, которую она не знала почти век»[149].

На фоне экономического кризиса обострилась проблема сепаратизма. Фландрия все более решительно заявляет о желании отделиться от менее зажиточной Валлонии, что ставит под угрозу существование Бельгии как государства (пока распад сдерживает, в основном, неспособность двух сторон поделить Брюссель). За независимость от Италии на непризнанном референдуме проголосовала Венеция, думаю, на очереди некогда австрийский Южный Тироль. В Каталонии на ноябрьских выборах 2012 года победу одержали партии, выступающие за ее отделение от остальной – менее зажиточной – Испании. В ноябре 2014 года референдум в Каталонии сказал «да» независимости, но его не признал конституционный суд Испании. Референдум, на котором почти половина населения высказалась за независимость от Великобритании, 18 сентября 2014 года прошел в Шотландии. Нарастают сепаратистские настроения в Уэльсе. Никто не поручится за будущую целостность Боснии-Герцеговины.

«Главная проблема современного Евросоюза – утрата европейской идеи и невнятность европейской идентичности»[150], – подчеркивает профессор МГИМО Ольга Буторина. Его лидеры так и не смогли дать вразумительный ответ на вопрос, что значит быть европейцем сегодня. Названные в Лиссабонском договоре европейские ценности – свобода, демократия, права человека, верховенство закона – являются универсальными для всего цивилизованного мира без особых признаков «европейскости». Упоминания о христианских корнях Европы были изъяты из проекта конституции еще на стадии ее подготовки. ЕС стесняется говорить со своими гражданами о том, о чем написано в начале этой главы: наследии Крестовых походов, противостоянии пап и королей, Ренессансе, церковной реформации и религиозных войнах, колониализме или Просвещении. Под негласный запрет попал период строительства социализма в истории стран Центральной Европы. Старый Свет все меньше ощущает свои цивилизационные корни.

Террористический акт против парижского сатирического издания «Шарли Эбдо» прозвучал как серьезный набатный колокол для миллионов европейцев, впервые в январе 2015 года вышедших на улицы городов, чтобы сказать «нет» экстремизму и «да» своим национальным корням и традициям.