Читать книгу Катарсис. Поколение, обрезанное цензурой. Остаться человеком! - Вадим Курамшин - Страница 10

7 февраля 2015 года. Северный Казахстан. Село Жаман-сопка (в переводе с казахского – «плохое место»). Исправительная колония особого режима для особо опасных рецидивистов Учр ЕС-164М

В помещении для приема пищи, именуемом попросту чайханой, за чашкой крепкого кофе сидели двое заключенных и живо обсуждали первые страницы будущей книги, автором которой был никто ино, как сорокалетний Дмитрий Максимов, уже дважды признанный международным сообществом политзаключенным Казахстана. В 2006 году он был осужден по обвинению в клевете на прокурора и его братьев, нагло присвоивших собственность жителей села, переданную им в качестве имущественных паев при реорганизации совхоза. В вину ему ставилась публикация статьи в газете о том, как крестьян оставили «с носом». Обвинение явно было надуманным, но тем не менее Дима получил срок в три года и десять месяцев с отправкой в исправительную колонию строгого режима, где его подвергали изощренным пыткам. Сейчас Дмитрий Максимов отбывал уже третий срок – по совершенно бредовому обвинению в «вымогательстве денежных средств с целью личного обогащения» у прокурора приграничного с Киргизией поселка Кордай. Эти денежные средства на самом деле были незаконно изъяты прокурором у кокшетауской предпринимательницы, и Максимов, представлявший ее интересы, намеревался вернуть владелице эту сумму, на что был нотариально уполномочен. Тем не менее ему впаяли двенадцать лет лишения свободы в колонии особо строгого режима. И это несмотря на то, что бездарно сфабрикованное обвинение в суде полностью развалилось, а самого Максимова, на тот момент уже известного в мире правозащитника, ранее, 28 августа 2012 года, признали невиновным, и присяжные заседатели своим вердиктом освободили его из-под стражи прямо в зале суда. К слову сказать, судья специализированного суда города Тараза господин Тасука-бай в течение шести дней отказывался провозглашать оправдательный вердикт присяжных. За это время сотрудники КГБ Жамбылской области по полной прессовали присяжных и их семьи, требуя признать неугодного правозащитника виновным. А самого подсудимого ежедневно по утрам увозили из тюрьмы в суд, дабы вчинить обвинительный приговор, но под вечер он возвращался в камеру. 28 августа 2012 года Максимова опять привезли в суд и заперли в клетке подвала. Его честь Тасука-бай попытался снова, уже в последний раз, хорошенько поднажать на присяжных – очень уж ему был нужен обвинительный вердикт:

– Гульнара Аспандияровна! Вы же уважаемый человек, завуч школы. Подумайте еще раз. Вас же с работы выгонят! Зачем вам из-за этого оппозиционера на такие жертвы идти?

Одна из присяжных заседателей вступила в перепалку с судьей:

– А почему оппозиционера? Разве Максимов против нашего президента? Он же только выступал против пыток и с коррупцией боролся…

Судья попытался что-то сказать, но ему не дали и слова вымолвить.

– Вы что себе позволяете, Тасука-бай? Нас дома прессуют, названивают с угрозами, мужей пугают на работе увольнением, да еще вы здесь на нас давите. Полный беспредел! Парень ни в чем не виновен! Мы же не дебилы! Всё видели, слышали. Прокурора сажать надо! – возмущенно вмешалась в разговор красивая молодая гречанка Помалиди.

– Я без вас знаю, кого сажать. И с вами еще разберутся, помалкивали бы лучше! – попытался урезонить ее судья.

– Ты что творишь, сука! – со стула вскочил аульный мужик по имени Канат. У него уже не осталось сил терпеть судейский произвол, творившийся у него на глазах шестые сутки подряд. Ему до боли в сердце было обидно за свою страну, за Родину, где, судя по всему, больше нет закона, если вот так, открыто, пытаются упечь за решетку невиновного.

Когда Канат был уже в полуметре от рванувшегося в панике на выход судьи, женщины повисли на его плечах. Это и спасло Тасуку-бая от расправы. Ему не оставалось ничего иного, как нарушить приказ КГБ и освободить опального правозащитника из-под стражи.

А уже через два месяца экс-политзаключенный, правозащитник Дмитрий Максимов выступал с мировой трибуны на совещании ОБСЕ в Варшаве. Внимание тысячной аудитории представителей всего мира было приковано к его разгромным выступлениям в четырех сессиях: «Свобода слова», «Доступ к правосудию», «Общественные объединения», «Пытки». Наибольшее внимание уделялось пыткам: общественности стало известно о множестве случаев безнаказанных убийств заключенных. Послы европейских стран подходили к Дмитрию в перерывах совещания, чтобы выразить свое уважение, пожать руку и предложить политическое убежище. Ведущие общественные деятели с мировыми именами из России, Украины, Киргизии и Казахстана настоятельно советовали ему остаться в Варшаве. Но Дмитрий сделал свой выбор, вернувшись в Казахстан, потому что считал себя не таким, как все, а настоящим. И еще потому, что на родине его ждала женщина, которую он любил больше жизни. Да что там любил – боготворил! Но, как покажет время, и любовь, и возвращение в Казахстан оказались большой ошибкой.

Напротив лауреата международных и отечественных премий в области правозащитной деятельности Дмитрия Максимова сидел другой арестант – ФаридХамзахметов. Он был одним из немногих, кто пытался хоть как-то развиваться, занимаясь самообразованием в колонии. Отец Фарида ушел из жизни рано, мальчишку воспитывала мать, и подросток почти все время болтался на улице. Там он и нарвался по своей молодецкой удали на первый срок – за пьяную драку у входа в кафе. В девятнадцать лет, приговоренный к трем годам лишения свободы в колонии общего режима, он въехал в автозаке в ИК-29, в поселке Гранитный, что в двенадцати километрах от Кокшетау. Уже тогда, в 2004 году, эта зона славилась на весь Казахстан своей жестокостью. Били и истязали во всех зонах Северного Казахстана, но лишь на «гранитке» за малейшую жалобу, переданную на свободу, недовольного могли изнасиловать и определить в гарем18. Пять суток молодой пацан, наслушавшись баек о тюремной романтике, держал стояк19 – не брался за тряпку, не подписывал никаких бумажек. На шестой день благоразумие взяло верх, и он выполнил все требования. Из-за непрекращающихся преследований, пыток, избиений, постоянных унижений его стали посещать мысли о самоубийстве. В этой зоне было настолько тяжело, что по звонку на подъем хотелось прямо сейчас, причем как можно скорее, умереть. В такой обстановке он познакомился с мусульманином Османом. Новый товарищ получил религиозное образование в Сирии и был имамом в одной из небольших мечетей Западного Казахстана. По возвращении на Родину Османа арестовали по обвинению в экстремизме и присудили одиннадцать лет лишения свободы. С каждым днем Фарид чувствовал еще бо́льшую потребность в их дружбе. Уже через месяц он не курил, не сквернословил, а к окружающим стал обращаться исключительно на «вы». Осман научил друга переносить физическую боль и унижения стоически, философски относиться к выпавшим на его долю испытаниям. Его огорчала лишь невозможность изучать религиозную литературу и совершать намаз. Но Аллаху было угодно, чтобы уже через год Фарид вернулся на свободу совсем другим человеком. Все свободное время он посвящал богослужениям, активно переписывался с братьями-мусульманами из Сирии, Ливана, Арабских Эмиратов, с которыми его познакомил Осман, достаточно известный религиовед. Аллах был настолько благосклонен к Фариду, что и на свободе дал ему возможность самонразвития. Уже к концу 2005 года Фарид по протекции Османа отправился по приглашению в Египет, где поступил в мусульманский университет «Аль-Азхар». Летом 2007 года, закончив первый курс, он прилетел на каникулы в родной Кокшетау навестить мать. С первых же часов пребывания в отчем доме к нему потянулись верующие, но Фарид не поддерживал разговоров об экстремизме и радикальных идеях – напротив, он старался говорить о религиозной терпимости.

Каникулы еще не успели закончиться, а Фарида уже арестовали. В авральном режиме, буквально за две недели, он был признан рецидивистом и приговорен к шести годам лишения свободы в ИК строгого режима города Атбасар, где и познакомился с Димой Максимовым. Атбасарская колония не менее активно, чем ИК-29, практиковала издевательства над заключенными, но Фарид имел там одно существенное преимущество. В колонии была какая-никакая, но все-таки мечеть, и уже на второй месяц заключения он стал имамом, где до середины 2007 года получил три поощрения от администрации зоны: два – за ремонт мечети и одно – за плодотворное сотрудничество с воспитательным отделом. Но в 2010-м ситуация резко изменилась. Своими новыми поправками парламент страны ликвидировал все мечети в зонах. В отживавшей последние дни тюремной мечети неожиданно нашли CD-диски экстремистского содержания. Все понимали, что их подкинули гэбешники, да и сами видео, по оценке Фарида, были рассчитано на дебилов. Он вообще не воспринимал всерьез безумные воззвания каких бы то ни было фанатиков.

Близкие молодого человека стучались в двери всех правозащитных организаций страны. Готовили многочисленные обращения и в Международное бюро по правам человека, директор которого – Евгений Абрамо́вич – разъезжал по всему миру, отстаивая интересы казахстанских олигархов. Но все эти организации, призванные защищать права человека от произвола государственных структур, на деле откровенно игнорировали заявления семьи Хамзахметовых. И тогда по просьбе сына мать Фарида вышла на правозащитника Дмитрия Максимова. Он уже полгода находился на свободе и еще более яростно, чем раньше, боролся с беззаконием властей. Редкая неделя проходила без его новых публичных разоблачений. Он, словно фантом, появлялся в госучреждениях, где клеймил преступления против личности. Матери Фарида удалось поговорить с ним, но внезапно медийные просторы потрясло видео с откровениями сотрудника КГБ, подбросившего те злополучные диски.

Однако история на этом не закончилась. Через месяц комитетчик посетил мечеть, где покаялся перед Аллахом, и в тот же день подал рапорт об увольнении. Пресс-конференция Дмитрия Максимова, где широкой публике показали видео с рассказом о подброшенных дисках, еще долго тиражировалась в западных СМИ. Однако несмотря на это Фариду дали новый срок, уже в ИК особого режима, где они с Максимовым – по воле Аллаха, а может, и по недосмотру КГБ, – встретились вновь.

И вот сейчас они обсуждают будущую исповедь Дмитрия перед читателями.

– Понимаешь, какая штука? Я решил писать максимально правдиво. Все то, что касается меня, описывать честно, не наделяя себя не присущими мне положительными качествами. В те далекие лихие годы мною руководила вовсе не идея, а о защите прав человека я и думать не думал – просто хотел сшибать бабки, и мне это удавалось. А шальные деньги транжирил – девчонки, казино, рестораны… Даже семье жилья не купил, хотя сам имел не одну машину. Вот только боюсь, что сам себя в грязь перед читателем толкаю, – делился своими сомнениями Максимов.

Фарид задумался. Немного помолчал, потом ответил:

– А я считаю, так и надо. Читатель сам все поймет и расставит по местам. Люди с большим доверием и интересом будут читать твою книгу, понимая, что все в ней – правда. Это же своеобразная исповедь, и ты в ней не лукавишь. И еще, Дима: все инсценировки, о которых ты рассказывал, – попытки подложить тебе проститутку и обвинить в изнасиловании – будут читателю более понятны.

– А ведь ты прав! – неожиданно для самого себя согласился с собеседником Дмитрий. – Мой разгульный образ жизни многие годы был для КГБ тем слабым местом, куда они много раз пытались нанести удар.