Читать книгу Катарсис. Поколение, обрезанное цензурой. Остаться человеком! - Вадим Курамшин - Страница 22

ДЕЛО ПРИНЦИПА

2 марта 1998 года Дима сидел в кабинете майора Горманова.

– Дима, ты почему не сообщил о драке в «Утенке»?

– Да я бы сообщил. Только это скорее был бы анекдот, а не сообщение, – ухмыльнулся Максимов.

– Ты что, не сечешь момент? Ситуация становится непредсказуемой. Если член семьи сам понимаешь кого влезает в эту историю, значит, они предпринимают что-то более серьезнее! Он с кем-то обсуждает твой демарш, а сынок слушает и на ус наматывает. Балабанова вспомни! В общем, будь предельно осторожен. Гиберт сейчас рядом с президентом, он мэр столицы и в любую минуту может на тебя отмашку дать.

19 марта Дмитрий Максимов вышел из кабинета прокурора области. Тот не желал возбуждать уголовное дело ни по одному из пунктов, перечисленных в акте ревизии. Твердил одно: «Обращайтесь в суд». Или: «По данному факту вы не являетесь стороной, чьи законные интересы были нарушены».

«Какая все-таки сука! И это прокурор области!» – поноси́л его Дима, сидя в машине рядом с Федором. Надо было бы повидаться с Зеленченко, но оказалось, что вчера он вместе с женой улетел в Испанию. Диму одолевало плохое предчувствие. Он сильно нервничал после встречи с прокурором – опорой коррупции.

– Федь, завези меня в «Ишим». Мне надо побыть одному, подумать, – сказал Дима, глядя в окно.

В отдельном кабинете ресторана, заказав бутылку любимой водки «Финляндия», он обдумывал ситуацию. За прошедший год объем уступок достиг без малого миллион долларов. Малая часть была получена от хозяйств, которым навязали акции.

Почему-то выходило так, что чем больше усилий он прилагал, чем больше денег вкладывал, поднимая дух сельчан, призывая их давать отпор произволу властей, и чем опаснее становилась его жизнь, тем меньше его интересовала материальная сторона вопроса. Он поймал себя на мысли, что за последние полгода почти перестал думать о собственном обогащении, а все его мысли поглощала элементарная справедливость.

Когда в его мозгу произошло смещение ценностей? Может, в тот день, когда он увидел на фото в кабинете Горманова трупы супругов Головановых? Или когда наглый, ухмыляющийся следак в УВД в тот же день пытался заставить его покинуть Казахстан?

Чем больше он думал об этом, тупо уставившись на бутылку с водкой, тем громче звучала в его голове фраза: «Дальше так жить нельзя!» Ситуация, складывающаяся в стране, зашла слишком далеко. Повсеместная коррупция, клановость, вседозволенность правящих элит… Государство держит простой народ за обслуживающий персонал, а истинные хозяева всего и вся – чиновники.

За окном уже стемнело. Сидеть в ресторане надоело. Дима позвонил Федору, и тот вскоре подъехал за ним.

На душе было совсем тоскливо, невеселые размышления тяжелым грузом давили на сердце. Куда бы податься? Единственным человеком, который мог бы сейчас понять его, развеять сомнения и мрачные думы, была Оля Сулейменова, к которой он и направился.

Подъезжая к Байсалу, Дима позвонил ей, предупредил о скором визите. За всю дорогу не проронил ни слова. Смотрел в окно и думал о происходящем в стране. Когда стали перестраиваться в средний ряд, чтобы свернуть с трассы влево, ехавшая за ними машина перестроилась в первый ряд и, резко увеличив скорость, пошла на обгон по первому ряду. Старый «Гольф» поравнялся с ними, и заднее стекло пошло вниз. Глаза Димы встретились с глазами какого-то небритого типа. Из окна показалось дуло обреза. Все происходило словно в замедленной съемке. Дима успел подумать о том, что был плохим отцом и ничего в жизни не успел. Раздался оглушительный выстрел. В ту же секунду он инстинктивно попытался втиснуться под панель, то же самое предпринял и Федор. Последовал второй выстрел. Передние колеса «Гольфа» взвизгнули, и он умчался, а «восьмерка» съехала в кювет.

Выбраться оттуда машине удалось, к тому же оказалось, что только она и пострадала от выстрела. Выйдя из салона, Дима с Федором, не сговариваясь, одновременно перекрестились и уселись прямо на холодную землю.

– Ни хрена себе! Нас же чуть не убили! – спустя минуту нарушил молчание Федя.

– Хотели бы убить, стреляли бы по нам. Ты же не думаешь, что они промахнулись с такого расстояния? – растерянно ответил Дима.

– Да я не знаю, что и думать. Осточертело уже все это! – закричал Федя.

– Другое дело, что так не пугают. Если бы кто-то сидел на заднем сиденье, всех завалили бы. А стекла у нас тонированные, поэтому они не могли точно знать, есть в салоне кто-то или нет.

Через некоторое время к ним подъехали сотрудники райотдела милиции. За милицейским уазиком появился служебный жигуленок начальника РОВД, немедленно разразившегося гневной тирадой.

– Как же ты меня достал! Тебе здесь медом намазано, что ли?!

Дима пропустил грубые слова мимо ушей. Пока на месте ЧП работали менты, он за полчаса выкурил полпачки сигарет. Водителя забрали в участок, а Диме удалось незаметно улизнуть. Он быстро дошел до Олиного дома, где, потрясенный случившимся, скрылся от всего мира.

В два часа ночи в дверь постучали. Сначала тихо, но затем стали колотить с такой силой, что, казалось, вылетят стекла в окнах. Это были менты, узнавшие от Федора, куда они с Димой ехали, когда попали под обстрел. Терпение Оли лопнуло.

– Что вам надо? Ночь на дворе, не открою!

– Ольга Асангалиевна, откройте. Нам необходимо допросить Максимова, мы без него не уедем.

– Он часа полтора назад отправился в город. Кто-то приехал, и он уехал с ними. Если хотите, обыщите дом! – приоткрыв дверь, гневно произнесла Оля. Сотрудники входить не стали, развернулись и убрались прочь.