Читать книгу Тата - Валери Перрен - Страница 9

22 октября 2010

Отель «Монж». Номер 3. Сумка, наспех собранная после звонка капитана Рампена, брошена на кровать. Старинный отель в центре города полностью отреставрирован и обновлен. Я с детства хожу в здешний ресторан. Каждый год, на рождественский ужин с родителями и Колетт. Иногда я обедала тут с разными футбольными начальниками. Они заявлялись за теткой в мастерскую, благоухая ароматами дорогих одеколонов, и говорили: «Мадам Септамбр, мы идем к Жоржу и просим вас составить нам компанию». Жорж Везан когда-то был владельцем и шеф-поваром ресторана. Кормили так вкусно, что при воспоминании о тех днях у меня и сейчас начинается обильное слюноотделение.

Колетт, получив приглашение, немедленно бросала все дела, хватала меня (находила, где бы я ни была, чаще всего – на Церковной площади, взмокшую от катания на роликах, с ободранными коленками), заставляла умыться-причесаться, и мы шли обедать. Для меня каждый такой день становился праздником.

Чудесные белые скатерти, хрустальные бокалы, эскалопы под сметанным соусом, запеченный картофель, окорок, бургундские улитки! Тетя ела пюре с особым соусом Жоржа и застенчиво молчала, гордясь в душе, что эти важные мужчины приглашают ее, потому что считают ценной для клуба личностью.

Теперь отель и ресторан принадлежат Лесли, маленькой резвой брюнетке, которая беседует с ангелами и врачует болезни. Очень жаль, что она отсутствует, иначе я бы попросила ее войти в контакт с тетей, три года назад ушедшей в мир иной, чтобы она рассказала нам о женщине с улицы Фреден. Той самой, у которой имелось ее удостоверение личности, ее последние распоряжения и мой парижский номер телефона. Его мне дали после смерти Колетт.

Я со вчерашнего дня пытаюсь дозвониться до Луи Бертеоля, но он не отзывается. Добравшись до Гёньона, я взяла такси, попросила водителя проехать мимо дома Луи и увидела, что ставни на всех окнах закрыты. В 14:00 у меня назначена встреча в морге для опознания тела. Рампен заберет меня из «Монжа», значит, я могу потратить два часа по собственному разумению и направляюсь прямиком в дом, где нашли тело. Делаю крюк через улицу Пастера, чтобы взглянуть на сапожную мастерскую, которую после смерти тети заняла незнакомая мне супружеская пара.

Колетт не владела ни своей лавочкой, ни домом по соседству: Луи брал с нее символическую плату, «чистую безделицу», как она иногда говорила, «беседуя» с туфлями-ботинками или сумками, которые чинила. Деньги тетя держала в шкатулке, разглаживала банкноты ладонью и аккуратно убирала внутрь, под крышку. Как-то раз сосед пересказал мне доверительным тоном слухи о «толстом шерстяном чулке сапожницы». Я притворилась, что поняла, ответила: «Ну да, конечно…» – а вернувшись домой, бросила взгляд на ноги Колетт в колготках из крученого нейлона. Луи сообщил, что после ухода тети из жизни никаких сказочных сокровищ не нашли. На ее банковском счете было порядка двухсот евро, и я попросила Луи оставить их себе – в качестве компенсации за хлопоты. Он ответил: «Я – счастливый человек, судьба позволила мне стать другом Колетт!» «Конечно, – ответила я, – но деньги все равно возьми».

Витрина мастерской осталась прежней, только таблички с надписью «Закрыто по случаю футбола» больше нет. Тетя вешала ее на дверь каждую вторую субботу, если матч проходил не вечером. Новые владельцы обзавелись более современной вывеской, убрали каменные цветочные корытца, в которых Колетт выращивала герань – для красоты и чтобы отпугивала мух. Двор по-прежнему засыпан гравием. Ко входу в дом ведет лестница. Начальная школа не закрылась – со двора доносятся детские крики. Я часто забредала туда, чтобы представить, как может выглядеть это учебное заведение, когда в классах полно учеников, а не в летний сезон.

Полдень. По городу разносится гудок сирены, она целый век оповещает жителей, что на заводе Форж закончилась смена. Два выхода открывались одновременно – со стороны моста и площади Форж, я завороженно смотрела, как снизу по мосту катят люди на велосипедах и мопедах или идут пешком к машинам, припаркованным вдоль берега реки Арру, текущей по Гёньону. Рабочие, инженеры, техники, прорабы, кабинетные служащие, контролеры. 8 мая 1945 года, в день капитуляции Германии, сирена не умолкала долгую четверть часа.

Через несколько минут я оказываюсь на улице Фреден, перед домом № 19. По пути сюда я с горьким сожалением констатировала, что дорогие магазины центра города уступили место банкам, страховым конторам, «Оптикам» и медицинским лабораториям. Упираются всего несколько коммерсантов.

Попасть во двор не удается: высокая деревянная дверь закрыта на двойной поворот ключа, огромные кусты бирючины окружают сад площадью в триста квадратных метров. Я толкаю створку, верчу ручку – результат нулевой, отступаю на несколько шагов и замечаю цементную черепицу. Почтового ящика нет. Больше ничего узнать не получится. Меня пробирает дрожь, как от внезапного озноба.