Читать книгу Прекрасный белый снег - Валерий Арефьев - Страница 11

К полудню, когда Светка добралась до больницы, снежный заряд, заметавший город почти полночи и всё утро, ушёл куда-то вдаль, на юго-восток, в сторону Москвы. Резкий, злыми холодными порывами северо-западный ветер разогнал наконец тяжёлые, цвета грязного асфальта тучи, и по небу весёлыми белыми лошадками понеслись пуховые маленькие облачка, выглянуло солнце. Только у Светки на душе было не солнечно, совсем. «Что там? – задавала она себе в который раз один и тот же, мучивший её без конца вопрос. – Что там с Венькой? И где его искать?» Одни вопросы… Ну, откачали они его вчера, а дальше что? «Последствия ещё какие-то, непоправимые возможны», – в холодном ужасе припоминала Светка вчерашние слова старшего бригады скорой, сказанные, очень хотелось верить, сгоряча. Да и вообще, психушка…

Слова этого она боялась страшно и даже в мыслях старалась избегать. Неврология, ну хорошо, пусть психоневрология – так ей казалось всё же чуть полегче. И тоже очень страшненькое слово «суицид», и даже звучавший чуть помягче, но от того не менее ужасный, гадкий термин «попытка суицида» вызывали в её сердце боль и страх. Думать об этом не хотелось, при одной только мысли о беседе с лечащим врачом ей становилось плохо, и всё же она прекрасно понимала: каких-то, хотя бы минимальных объяснений ей всё равно не избежать.

«Господи, – повторяла она снова и снова тихим шёпотом, – ну сделай так, чтобы с ним было всё в порядке! Ну хоть сегодня пригляди за Венькой! Ведь ты же можешь, Господи! Ну пожалей хоть ты меня, сжалься надо мной! Будь милосерден ко мне, Господи!» И с этой скорбной, беззвучной и горестной мольбой, на ослабевших вдруг ногах, она вошла в ворота огромной клинической больницы, где-то в Купчино, на южной окраине Санкт-Петербурга.

Многим из нас, уважаемый читатель, конечно приходилось навещать своих друзей, близких или родственников, в больнице, быть может в госпитале, в этом у меня никаких сомнений нет. А коли так, вам наверняка известно внезапное это ощущение: растерянности и опустошающей тревоги за близкого, возможно очень дорогого человека – жену или, скажем, мужа, мать или отца, а может, и не совсем послушного, но всё же любимого до боли сына, ну, или, к примеру, дочь-красавицу, студентку-третьекурсницу.

Вполне естественно, когда ты знаешь, что дело близится к поправке, то набираешь пакет какой-то вкусной снеди: яблок, апельсинов и печенья, лёгким кивком приветствуя охранника в серой униформе быстрой уверенной походкой проходишь в отделение и дверь в знакомую палату открываешь хоть и с тревожной, но тем не менее с улыбкой. Ты почти уверен: теперь уж точно будет всё в порядке…

Совсем иначе дело обстоит, когда вы навещаете больного человека, стоящего одной ногой ещё как будто здесь, а вот другой будто бы и уже немного там. Тут вам, понятно, совсем не до улыбок. На персонал вы смотрите с надеждой, со смутной верой и необъяснимым тёмным страхом быть остановленным словами: «Вам туда не надо», возможно даже, не приведи Господь, «Вам туда уже не надо». Не дай-то Бог!

И уж совсем паршиво бывает на душе, когда к любимому до боли человеку ты приезжаешь осенним поздним утром, с тяжёлой, будто свинцом налитой головой, после того как без сознания, прямо среди ночи, его увезли в реанимацию по скорой. И что там с ним, ты ещё не знаешь, не знаешь даже, где его искать, да и искать ли вообще, хотя искать, конечно, надо…

Дежурная по справочной, дама слегка за сорок со строгим взглядом, вопросами Светку не терзала.

– Вчера, по скорой? – она порылась в журнале с полминуты, – Как, вы говорите? Сизиков? Так, Сизиков… Нет, такой вчера не поступал. Ничего, девушка, не путаете? Вы кем ему приходитесь?

– Женой. Гражданской, – густо краснея, уточнила Светка. – Как же так? – она растерянно взглянула в квадратное оконце. – Не может быть! Нет, это совершенно невозможно, – пробормотала полушёпотом она. – Ночью, по скорой забирали, сказали к вам, сюда.

– Девушка, – раздалось раздражённо из окна. – Вы что, валерьянки перепили? Ночью – это наверняка уже сегодня! В котором часу скорая была?

– Да, да, конечно, – тяжёлый комок, подступивший было к горлу, отошёл назад, – сегодня, – виновато улыбнулась Светка. – Простите, ради Бога! Извините!

– Вот так-то лучше, – сухо ответила дама из окна. – Ходят тут, сами не знают для чего. Гражданская она, понимаешь… – уже листая журнал, вполголоса буркнула она себе под нос. – Так! Нашла. Психоневрология. Ночью в реанимацию доставили. Туда идите. Пятый корпус.

– А где это, не подскажете? – с заискивающей немного, вопросительной улыбкой поинтересовалась было Светка.

– Девушка, – с упрёком посмотрела на неё уставшая от бесконечных вопросов медсестра, «сестра милосердия», – мелькнуло в голове у Светки, – не задерживайте! Вы здесь не одна! На вахте спросите, у охраны. Следующий! Следующий, подходим…

Нужный ей больничный корпус Светка нашла довольно быстро. Надпись над крыльцом гласила: «Психоневрологический стационар». Примерно так она это себе и представляла. Намёков на дурку никаких, на скорбный дом или психушку тоже, культурно и корректно. Пустяшная эта вроде мелочь Светку немного успокоила. И всё же она как-то не решалась. Достала сигареты, зажигалку и, хотя курить ей не хотелось вовсе, отошла немного от крыльца и всё же закурила – наверное в сотый раз за сутки.

Снаружи постучали, дверь приоткрылась, в узкую щель просунулась голова санитара Коли:

– Сергей Станиславович, к вам можно? На минутку…

Сергей вложил закладку между глянцевых страниц, со вздохом сожаления закрыл журнал, где в полумасках на глазах, гнедые и вороньей масти кони под стройными наездницами в цилиндрах и жокейских кепках неспешной иноходью гарцевали с одной страницы на другую. «Опять, черти, оторвали, – с лёгкой досадой подумал он. – И что их только носит?»

– Ну, заходи, Коля, заходи. Чего хотел?

– Тут к вам, Сергей Станиславович, посетитель. Посетительница… Новенького этого жена. Вчерашнего. В паспорте штампа нет, – уточнил на всякий случай Коля. – Говорит, гражданская. Пустить? – замялся как-то он.

– Ну что ты маешься? Вижу ведь, – приподнял брови Станиславович. – Что там ещё? Рассказывай, Коля, рассказывай, не стесняйся!

Тот хитровато улыбнулся, будто проверяя, не услышит ли ещё кто ненароком, огляделся и громким шёпотом добавил:

– Ничего такая!

«Вот дурдом, – нахмурился Сергей, – и откуда вообще таких набрали?», в ответ же только погрозил санитару пальцем: не шали, мол.

– Зови, Коля, зови, – ответил он устало. – Хорошо, вовремя пришла. Есть о чём поговорить…

Массивная стальная дверь открылась наконец, изнутри сказали: «Проходите», и Светка, выдохнув, вошла в широкий, застеленный светло-коричневым, в крупную диагональную клетку линолеумом больничный коридор. За небольшим столом, скучая над кроссвордом, сидел сержант милиции, или старший сержант – в знаках различия Светка не очень разбиралась. «Охрана», – мельком подумала она. Древний совковый телефон, журнал учёта на столе, кроме того она заметила небольшую, красной пуговицей кнопку – по правую руку от кроссворда. С трудом оторвав голову от своего досуга, страж правопорядка взглянул на посетительницу.

– Здрасьте, – только и успела промолвить Светка, – я к му…, – как он тут же перебил её:

– Пропуск, пожалуйста. И паспорт, будьте так любезны, предъявите…

– Да-да, конечно, сейчас, сию минуту, – из сумки она достала паспорт, пропуск, протянула через стол: – Вот, пожалуйста, смотрите.

Он посмотрел внимательно на фото, на неё, опять на фото, снова на неё, сверился с пропуском и наконец вписал фамилию в журнал.

– Алкоголь, оружие, колюще-режущие предметы, наркотики имеются?

– Да что вы, – она ошарашенно взглянула на него. – Какие ещё предметы? Откуда у меня наркотики? Зачем оружие?

– Сумочку, барышня, можно посмотреть? – осведомился тот. – У нас тут режимное отделение. Будьте так добры, откройте, если вас не затруднит.

– Не затруднит, – Светка расстегнула молнию сумки, достала косметичку, кошелёк, купленную в метро жёлтую газету, две пачки «Салема», всё это разложила на столе. Остались ключи и какая-то незначительная мелочь.

– Вот, пожалуйста, – протянула она сумку, – смотрите, – кивнула головой на косметичку: – Здесь пилка для ногтей. И никаких наркотиков…

– Всё, вижу, вижу. Всё в порядке, – в сумку он даже не заглянул. – Складывайте вещи, проходите. Последний кабинет направо. Приёмная завотделением, – и тут же потеряв интерес к новой посетительнице, уткнулся в свой кроссворд.

«В порядке, всё в порядке… Идиот, – на ходу застёгивая молнию, подумала вдруг Светка. – Дурдом какой-то!»

– Женщина, женщина! – раздалось ей в спину. – Вернитесь! Паспорт забыли…

А она уже летела по коридору…

Коля не обманул, посетительница оказалась и правда ничего. «Смышлёный парнишка, – подумал Сергей. – Глаз-алмаз. Даром что санитар». Стройная, довольно высокая на каблуках, длинные ноги, узкие прямые плечи, правильный овал лица, очаровательные ямочки на щеках, насмешливо чуть, слегка только вздёрнут носик, пшенично-золотистый хвост и почти полное отсутствие косметики. «И правда, хороша», – мелькнуло у Серёги в голове. Особенно удивили глаза нежданной гостьи – грустные, с поволокой, словно накрытые туманом и одновременно бешеные отчего-то, больные какие-то, сумасшедшие, прекрасные глаза. «Как загнанная лошадь, – подумал вдруг Серега. – Похоже, девушка с характером. Наш клиент!» Желание проводить воспитательный сеанс с женой очередного суицидника вдруг исчезло начисто, будто и не было его.

Он поднялся из-за своего широкого дубового стола навстречу посетительнице, протянул ей руку:

– Здравствуйте. Сергей Станиславович. Хотя… можно и Сергей. Так проще будет… Мы тут без особых фамильярностей… Работа, знаете ли, нервная такая, – как бы извиняясь, улыбнулся он. – Пожалуйста, проходите…

Немного растерявшись, Светка подала в ответ свою:

– Светлана.

Ладонь заведующего отделением оказалась узкой, сухой и тёплой, как свежеиспечённый пирожок с капустой.

– Проходите, Света, проходите. Присаживайтесь, – он указал на широкий, тёмно-жёлтой кожи, «профессорский» свой диван.

Кабинетом своим Сергей Станиславович гордился. В каком-то смысле это было его детище, плод самоотверженных, немыслимых усилий почти шести лет службы на этом горестном посту. «Хоть что-то же должно радовать человека в этой нелёгкой жизни, – рассуждал иногда про себя Серёга, – ну хоть какая-то, пусть даже и незначительная мелочь. Да пусть хотя бы кабинет…»

А кабинет и правда впечатлял. Конечно, там не было полотен импрессионистов и не стояла инкрустированная мебель; в те годы даже для главврача закрытого психоневрологического стационара такое было совершенно невозможно, и тем не менее! Отличная, хотя и купленная с распродажи у обанкротившегося банка обстановка (пожертвование благодарного клиента – из тех, надеюсь, помните, чей бизнес как раз и заключался в полном и окончательном решении проблем): огромный, моравского дуба стол, толстой телячьей кожи кресла и диван, секретер в накладках дерева под вишню, такое же, с накладками, бюро, цвета состарившейся меди паркетная доска, тяжёлые густо-малиновые шторы – всё это выглядело скромно и достойно. Если не сказать немного больше…

Особенной же его гордостью была картина неизвестного художника, изображавшая дикого мустанга, бешеным галопом мчавшегося в оранжевых лучах заката по выжженной солнцем прерии. Его широко раскрытые глаза играли бешеным огнём, золотистая грива развевалась на ветру, огромные расширенные ноздри, казалось, извергают яростное пламя. Он просто сверкал неистовой силой и свободой! Картиной этой Сергей Станиславович особенно гордился.

– Ну-с, Светлана, присаживайтесь. Присаживайтесь, не стесняйтесь, – повторил он, улыбаясь.

Светка присела на краешек дивана, коленки сложила поплотнее, ноги подобрала под себя. В шикарном этом, обставленном дорогой мебелью кабинете она совсем вдруг потерялась. Не понимая, с чего начать, выговорила осипшим внезапно голосом:

– Понимаете, я тут, – она запнулась на секунду, раздумывая, что сказать, – по поводу мужа… Сизиков… Вениамин… Вениамин Владимирович.

Сергей Станиславович смотрел на неё молча, не перебивая. Казалось, он был само внимание. Светка выдохнула, ожидая хоть какой-нибудь реакции, однако реакции не последовало. Доктор глядел на неё умными внимательными глазами и продолжал молчать.

– Сизиков. Вениамин, – произнесла она снова полушёпотом.

Тот сохранял молчание по-прежнему.

– Его к вам ночью, по скорой привезли, – с надеждой посмотрела она на будто ожидавшего от неё ещё чего-то главврача, – вчера, по скорой, ночью. Ну, то есть, уже сегодня, – выговорила она дрогнувшим внезапно голосом – Вы меня слышите? Ночью, по скорой…

– Слышу, слышу, – ответил тот. – Я очень хорошо вас слышу. Ночью, по скорой. Я вас понял, продолжайте.

Тут Светка растерялась окончательно. «Что всё это значит? – подумала она. – Он что, не знает, кто у него на отделении лежит? Но этого же не может быть. Бригада скорой доставила человека в реанимацию, а завотделением не в курсе? Ну так же не бывает! Что значит это „продолжайте“? Вот сволочь! Что ему от меня надо?»

В кабинете повисла густая тишина. Фальшивым маятником негромко тикали настенные часы, вороны за окном вели свою беседу, и даже звон трамвая где-то вдалеке Светка услышала отчётливо. И лишь ответа, хоть какого-то ответа на её слова она пока не дождалась.

Сергей Станиславович прошёлся не спеша по кабинету, подошёл к окну, глядя куда-то вдаль, в снежное марево, постоял молча с полминуты и произнёс, не оборачиваясь:

– Вторые сутки уже метёт, так и валит без перерыва. Скоро по крышу занесёт. Когда уже лето снова будет? – он помолчал ещё немного, повернулся к ней лицом. – Вы продолжайте, Светлана, продолжайте…

«Зачем он меня мучает? – подумала вдруг Светка. – Ведь всё же прекрасно знает! Что, издевается? Садист?»

– Понимаете, ночью ему стало плохо, я вызвала скорую, – вновь начала она свою историю. – И они его забрали, к вам, сюда. Я и в справочном уже была. Сказали, ночью направили в реанимацию, – она снова взглянула на него, – сюда, в ваш стационар. А здесь уже, внизу, говорят: утром перевели на ваше отделение. Сизиков. Вениамин. Я ведь уже сказала…

– Так… Сизиков… Сизиков… Что-то, кажется, припоминаю, – произнёс Сергей Станиславович негромко. – Припоминаю… А что же вы, Светлана, вчера с ним не поехали? Сами ведь говорите, в реанимацию. Да и документы здесь оформить. Вы-то, что же не приехали? Вы, кстати, кем ему приходитесь? Супругой?

– Подругой, – отозвалась мрачно Светка. – Мы не расписаны. Живём гражданским браком. А не поехала, потому что в машину брать не захотели. Сказали: всё равно не пустят.

И тут она опять, как наяву, вспомнила отвратительную сцену у машины скорой. Как со слезами на глазах она умоляла взять её с собой, и как они ей отказали. Да её просто выставили силой, вышвырнули немилосердно из дверей. И вот теперь этот надутый умник выговаривает ей, как пьяни подзаборной! «Вот гад, – подумала она. – Знает ведь прекрасно, почему не взяли! Ну точно, издевается!»

– Понятно, всё понятно, – задумчиво сказал Сергей. – Конечно, к нам не пустят. Сюда так просто не пускают… – он помолчал немного. – Живёте, значит, гражданским браком… Ну что ж… Гражданским так гражданским… Бывает… – прокомментировал он её слова. – Так, вы говорите, плохо ему стало? И что же там у вас случилось? Что произошло-то?

И тут Светке стало совсем худо. Больше всего она боялась именно этого вопроса. «Что случилось? Что же, на самом деле, такого у нас вчера произошло? – думала она, глядя на этого, устроившего ей допрос с пристрастием лощёного болвана. – Отчего Венька таблеток наглотался?» – всё тот же, мучавший её весь день вопрос с пугающей ясностью вновь встал вдруг перед Светкой.

– Я что вам, всю нашу жизнь рассказать теперь должна? С начала до конца? Да вы поймите наконец, плохо человеку стало. Я вызвала скорую, они привезли его к вам, сюда, – уже почти взмолилась Светка. – С… с… – в отчаянии посмотрела на Сергея, – с… с отравлением, – выдохнула наконец она. И тихо добавила: – Таблетками…

– Какими таблетками? – Сергей Станиславович вопросительно поднял брови. – Какими? – повторил негромко он. – Вы что-то путаете, милая моя. К нам с отравлениями не везут. У нас тут, знаете ли, другой немного профиль.

Он встал, опять прошёлся по кабинету. Светка затравленно молчала.

– Так какими, вы говорите, таблетками? – вновь задал он свой тягостный вопрос.

И она не выдержала. Огромная быстрая слеза помимо воли выкатилась вдруг из глаза, Светка тихонько всхлипнула и полезла в сумку за платком.

– Ну-ну, полно вам, полно, успокойтесь, милая! – словно очнулся вдруг Сергей. – Успокойтесь! Всё, всё, простите ради Бога! Не буду вас больше мучить! – он наклонился, взял её за руку, придержал немного. – Не надо, не надо так переживать. Жив ваш Вениамин. Жив-здоров. Всё в порядке! Всё с ним в порядке. Всё, всё, Светлана, перестаньте! Не надо плакать. Знаете что, давайте-ка лучше вот… – он выпустил её ладонь, откинув крышку секретера, достал небольшую, под хрусталь бутылку, маленький фужерчик, плеснул золотой маслянистой жидкости на дно. Вздохнул, взглянув на Светку, добавил ещё на пару пальцев. – Вот… – протянул он ей, – выпейте-ка это. Ведь вы не за рулём?

Она взяла фужерчик, недоверчиво взглянула на Сергея:

– Да нет. Не за рулём. Вы что, серьёзно? Зачем это?

– Пейте, пейте! Смелее! – негромко хохотнул он ей в ответ. – Помните, как там у нас, в кино? Для дома, для семьи… Врачи рекомендуют, – подытожил он с извиняющейся улыбкой.

Светка выдохнула, одним глотком опрокинула в рот содержимое фужера. Горло внезапно обожгло, от живота куда-то вверх поднялось волной горячее спелое тепло.

– Вот. Заешьте. Закусите, – он протянул ей вазочку с шоколадными конфетами: грильяжем и трюфелями в золотой обёртке. – Берите, Светочка, берите. Сейчас вам станет лучше.

А ей и правда было уже лучше. То ли волшебный напиток подействовал так быстро, хотя, скорее, его слова о том, что с Венькой всё в порядке. А может, оттого, что ничего вроде уже и не надо было объяснять этому дотошному придурку. Так или иначе, Светке действительно немного полегчало.

– А что это вы мне такое наливали? – слабо улыбнулась она в ответ. – Живую воду? Или мёртвую?

«А девушка, похоже, с чувством юмора, – подумал вдруг Сергей. – Ну ничего, шути пока, милая, шути…» Он подошёл к столу, взял бутылку в руки, внимательно посмотрел на этикетку.

– Вы не пугайтесь, Света, просто виски. Хороший, очень крепкий виски. Мы тут посетителей не травим. Тем более таких.

– Каких таких, позвольте поинтересоваться? – подняла на него брови Светка.

– Таких очаровательных, – не задумываясь парировал Сергей.

– Ага, – она с вызовом взглянула на него. – Других, значит, всё же травите… – за ответом в карман Светке лезть не требовалось никогда. Уж с чем с чем, а с этим делом у неё было всё в порядке. – Признайтесь честно. Искреннее признание смягчает… Ну, вы, наверное, в курсе!

– Ах, Света, Света! – театрально выдохнул Сергей. – Вы даже не догадываетесь! Тут, знаете, такие, бывает, попадаются! И правда, отравил бы не задумываясь. С лёгкой душой к прабабушкам отправил бы. Да уж… Шучу, конечно… – Он с полминуты помолчал, прошёлся взад-вперёд по кабинету, присел опять, рядом, но слишком близко, как бы показывая: между нами есть пока некоторая дистанция. Пока…

– Посмотрите, Света, – он указал на своего любимого мустанга, – взгляните на это великолепное животное. Внимательно смотрите! О чём эта картина? Куда он мчится? Зачем? В какую темнеющую даль? О чём это, к чему? Как по-вашему? Есть мнение? – он заглянул ей вопросительно в глаза. – Думаю, ответ вы знаете. На лице у вас написано. Смелее, Светочка, смелее! Вы ведь наверняка поймёте! Точно знаю! Вижу по глазам… – Он подошёл к столу, выдвинул ящик, достал пачку Davidoff, чистейшую резную пепельницу и зажигалку, свой любимый Zipper. – Вы, кстати, курите? Курите, здесь можно. ВАМ можно, – добавил он многозначительно. – И я с вами, пожалуй, подымлю немножко… за компанию.

Светка вытащила из своей пачки длинную тонкую сигарету, вопросительно взглянула на него:

– Угостите даму спичкой…

«Довольно двусмысленно, однако, – мелькнуло у Серёги в голове. – Что бы это значило? Не рановато…?»

– Свобода, Светочка! Свобода! – продолжил он. – Свобода – вот всё, что нам нужно в самом деле! Вот это о чём. Беспредельная, бесконечная свобода. Только действительно, по-настоящему свободный человек способен на поступки! Внутренне свободный. Он может всё! И всё, – на этом «всё» Серёга сделал некоторый нажим, – всё, абсолютно, способен контролировать! И в первую очередь – себя! А следовательно, может влиять и на события, происходящие вокруг. Да, Света! Вы не ослышались! Именно может, и главное, – он многозначительно поднял указательный палец вверх, – умеет контролировать себя! Великий парадокс! Свобода и полный самоконтроль! Я полностью контролирую своё сознание и оттого свободен! Вот высшая степень совершенства! Вы не находите?

– Не нахожу, – ответила не задумываясь Светка. – Извините уж, Сергей, ничего общего между свободой и самоконтролем я не нахожу. Чем-то, простите за неуместное сравнение, напоминает секс с резиновой игрушкой из магазина для особо озабоченных, к тому же и в презервативе… Я будто бы свободен в выборе партнёра и у меня полный самоконтроль… – она посмотрела на Сергея. – Простите, я вас не задела? Извините, если что. Знаете ли, нервы… Надеюсь, понимаете…

– Понимаю, Светочка, – вздохнул в ответ Сергей, – я вас отлично понимаю! И всё же настаиваю на своём! Ведь это я не просто так, не умозрительно сказал. Отпустите себя, Света, и вы получите свободу! – он помолчал немного и продолжил: – Вот вы, кстати, как считаете, вы действительно женаты? Ну, вы с Вениамином? Вы, Света, замужем за ним? Что вы на самом деле по этому поводу думаете? Признайтесь честно. Будьте откровенны, Света, хотя бы сама с собой! Ведь что такое гражданский брак, вы вдумайтесь! Поймите, это вопрос не праздный. Сейчас я пытаюсь разобраться, что вас, подчеркиваю, вас, обоих, привело сюда, к нам, к столь печальному исходу. Это, простите уж, профессия моя – исследовать и лечить человеческие души!

Конечно, дурацкий этот разговор Светке уже порядком надоел. Но выбора у неё не оставалось, она прекрасно понимала: придётся терпеть этого врачевателя душ людских до самого упора, пока не выговорится.

– Знаете, – продолжил свой монолог Сергей, – для нас, психиатров, этот тонкий момент важен чрезвычайно. Как говорит статистика, и это так, действительно… вы, Светочка, – посмотрел он на неё, – слушайте, слушайте внимательно! Может, и в вашей жизни пригодится. Так вот, вернёмся к нашей теме, к душам человеческим, – тут он, как оперный певец на сцене Мариинки, развёл руками и посмотрел на Светку.

«Немного переигрывает, – равнодушно подумала она, – ну ладно, человек в ударе, выговорится, глядишь, хоть какая-то польза от него и будет», – а он продолжил:

– Вы знаете, Света, должен вам с прискорбием признаться, что некоторое количество наших пациентов, и даже, не удивляйтесь, большинство, подчёркиваю, Света, большинство, не подавляющее, конечно, успокойтесь! Но тем не менее! – он в возбуждении прошёлся взад-вперед, взглянул испытующе на Светку. – Ну что же вы так переживаете? Вашего, Света, случая, надеюсь, это не коснётся. И всё же должен вам сказать… Вы слышите меня? Больше половины, Света, вы только вдумайтесь, процентов шестьдесят подобных неуравновешенных личностей рано или поздно свою попытку повторяют. Рано или поздно. И, к сожалению, как правило, успешно! Как это ни печально… А в чём причина столь разрушительной неуравновешенности? В чём истинная причина? Что нас приводит к столь грустному исходу? Вот вопрос! Шекспир! Гамлет, простите за сравнение! И я должен дать ответ, дабы не случилось повторения! Для того я здесь и нахожусь! В этом, вы уж меня простите, скорбном месте! И вам, Светочка, да-да, именно вам следует задать себе этот же вопрос. В чём причина? Как вы думаете?

Он глубоко вздохнул, взглянул на Светку, подошёл к столу. Будто раздумывая о чём-то, побарабанил костяшками пальцев по матовой, отблескивающей холодно поверхности, взял бутылку в руки и долго, словно пытаясь увидеть ответ на свой вопрос, разглядывал иностранные слова на этикетке. Поставил обратно, на полку, секретер закрыл, задумчиво взглянул на Светку.

– А может, всё дело в отношениях в семье? Ведь ваш Вениамин, он же, полагаю, всегда был нормальным человеком, правда? Вы ведь, наверное, не связали бы жизнь с психом-неврастеником, личностью склонной к суициду? Так ведь? Так что советую вам, Светочка, подумать над моими словами. На досуге… – он снова повернулся к секретеру, задумался буквально на секунду. – Я вас не слишком утомил? Простите, если был немного резок. А знаете что, давайте-ка ещё чуть-чуть, – он вновь опустил откидную крышку, – пожалуй, и я с вами, за компанию. Для дома, для семьи. Давайте, по глоточку. За дружбу и, как говорится, за любовь. Не возражаете?

Светка не возражала. Они выпили ещё по рюмочке и вновь вернулись к своей печальной теме.

– Скажите, Сергей Станиславович, а как он там? Увидеть его можно?

– Нет, Светочка, сейчас это, к сожалению, невозможно, – нахмурился Серёга. – Решительно невозможно. Во-первых, он спит ещё. Ну, сами понимаете… – тут он многозначительно взглянул на собеседницу, – вы человек взрослый, что вам объяснять. А во вторых… Да только не волнуйтесь вы Бога ради! А во-вторых, он пока ещё под капельницей. – и увидев, что Светка опять бледнеет на глазах, тут же спохватился: – Господи, ну что же вы такая впечатлительная! Да что же это такое! Нельзя же так! Всё с ним в порядке! Честное слово! Поверьте мне! Слово психиатра! Дежурное мероприятие! Обычные восстановительные меры!

– Какие ещё восстановительные меры? – судорожно вздохнула Светка.

– Обычные, повторяю вам, обычные меры предосторожности. Он за ночь много жидкости потерял, вводим понемножку физраствор! Светлана! Ну что вы как дитя! Вам слово не скажи! Чуть что, и сразу в обморок! К тому же у нас вход в палаты посетителям строжайше воспрещён. Режим, знаете ли! Все встречи в специально отведённом помещении! А он, сами понимаете, выйти пока не в состоянии…

– Да-да. Я понимаю, – подняла на него глаза Светка. – Понимаю. Скажите, а долго он здесь пробудет? Может, его выписать как-нибудь возможно? Под расписку… – уточнила она и посмотрела с надеждой на Сергея.

– Ну что вы, Светочка! – Серёга начинал немного волноваться. Такое развитие событий его не устраивало совершенно. Можно сказать, только познакомились, наладили контакт! А она тут же и под расписку! «Нет, милая моя, погоди! – подумал он. – Уж очень ты быстрая, подруга!»

– Он же сегодня только из реанимации, поймите вы, наконец! – втолковывал ей, как маленькой, Серёга. – Мы просто права такого не имеем! А случись что, не дай-то Бог, кто будет отвечать? Нет-нет. Пока это совершенно невозможно! Совершенно, мне уж, пожалуйста, поверьте, – в сердцах добавил он. – Даже и не думайте!

– А как же быть? Как же мне быть, – всхлипнула она опять. – А маме его я что скажу?

И Серёге стало её жалко. Он смотрел на эту прекрасную, молодую ещё женщину с взглядом затравленной собаки, и странные какие-то, забытые давно чувства просыпались в нём. «Да ну их к чёрту, – вдруг подумал он. – Идиоты! Мне что, своих тут мало?»

– Ну хорошо, Светлана, хорошо. Давайте так: завтра приезжайте, там посмотрим. Или послезавтра. Силой здесь его держать никто не станет. Своих дураков хватает! Выпишем… Если, конечно, всё пойдёт нормально, – он посмотрел на Светку. – Вы, Света, меня слышите? Если динамика будет положительной, выпишем непременно, под расписку. Не обижайтесь только, ладно? Договорились?

– Ладно, – вытирая припухшие глаза, улыбнулась тихо Светка. – Договорились.

– Но, вы уж меня, Света, извините, с одним условием! Вы, Света, мне будете звонить – иногда, не часто, не переживайте! Докладывать, как там у вас, – на этом «вас» он сделал небольшой нажим, почти и незаметный, очень лёгкий, – как у вас дела. А через месяцок примерно привезёте его сюда. Сами! Вы, Света, сами! – он посмотрел на неё внимательно и уточнил: – Вы меня поняли, Светлана? Вы сами привезёте…

И она согласно кивнула головой.

– Да, Сергей. Да. Я вас поняла. Я очень хорошо вас поняла. Я привезу его сама. Сама привезу. Конечно…

– Да, и завтра, прежде чем к нам ехать, вот, позвоните, – он протянул ей маленькую карточку с золотым тиснением. – Мало ли, вызовут куда… Тут, знаете, всякое бывает, – чуть грустно улыбнулся он. – Вот вам моя визитка, здесь и мобильный есть, – как-то смешно немного, будто желая немедленно расцеловать и эту визитку, и маленькую, всего-то в пол-ладони, сиреневую «Нокию», свою большую гордость, он сделал губы трубочкой и посмотрел на Светку. – У вас, кстати, есть мобильный?

– Нет, – мрачновато усмехнулась Светка. – Пока не заработали.

– Ну ничего, не страшно, заработаете ещё, – утешил он её, – а пока можно и с городского… Звоните, Света, звоните, не стесняйтесь…

Он проводил её до выхода, протянул руку на прощанье:

– Всё, жду вашего звонка. После обеда. Ближе к вечеру. До завтра…

– До завтра, – подала ему руку Светка. – До свидания.

И дверь, тяжёлая стальная дверь, закрылась за ней с тихим гулким стоном.

Серёга вернулся в кабинет, открыл свой секретер и налил полный фужерчик вискаря. «Да пропади оно всё пропадом, – подумал он. – И нафига мне это нужно?! Вот эти сцены безумные, дураки эти, самоубийцы бесконечные! И почему только такие женщины достаются каким-то идиотам?» Одним большим глотком он опрокинул виски в горло, подошёл к окну, раздвинул шторы. «Всё, хватит, – сказал он сам себе. – Хорош тут сопли распускать! Собрался! День ещё целый впереди…»

Он стоял молча и глядел в позднее ноябрьское утро. Впереди его ждал очередной тяжёлый бесконечный день, ещё один день в дурке. За окнами, огромными хлопьями, кружился, тихо падая, ко всему на свете безразличный, прекрасный и равнодушный белый снег…

Светка же вышла из больницы, в первом попавшемся ларьке взяла джин-тоника, села под крышей остановки и закурила. Мелкими глотками она пила горьковатую ледяную жидкость, и на душе у неё тоже было и горько, и страшно, и холодно ужасно. И холодно, и горько…