Читать книгу Прекрасный белый снег - Валерий Арефьев - Страница 9

– Да не волнуйтесь вы так, девушка! Не переживайте! И прекратите, наконец, рыдать! Немедленно! Сколько же можно?! У нас водитель, видите, впечатлительный какой! Аварию хотите нам наплакать? – врач скорой уже садился на переднее сиденье. – Нет, ну сколько можно повторять?! Девушка, милая! Отойдите от дверей! Нам ехать надо! «Господи, – пробормотал он про себя. – Да что же за наказание такое! Чуть не до вышки доведут и стонут как коровы!» – Да говорю же вам, девушка, милая, закрытое отделение! Вы слышите? Не пустят всё равно! А и пустили бы, что толку? Его сейчас в реанимацию! Сказал же ведь! Всё! Девушка! Отойдите! Да отойдите вы, женщина, от двери, наконец! Нам ехать надо! Завтра приезжайте! Утром! Да, в Купчино! Ну сколько же можно! Да что же это такое?! Сколько вам нужно повторять?! Оформляем по расписке! Да! С документами, утром приезжайте!

Тут Светка, начинавшая уже опять было тихо подвывать, достала торопливо мокрый скомканный платок, размазывая остатки туши по щекам, вытерла лицо и вытащила из кармана халата кошелёк:

– А может… товарищ доктор? Может, это… как-нибудь поможет? – дрожащими пальцами, наугад, нащупала крупную купюру, протянула в салон скорой.

– Ладно! Не переживайте! Не волнуйтесь, девушка! – и деньги исчезли в темноте. – Не таких возили! Доставим! В полном порядке довезём! Всё, мы поехали! Время – деньги! Утром приезжайте!

И с этими словами дверь закрылась, водитель включил мигалку, скорая развернулась и выехала со двора. И они увезли его. Увезли… А она осталась. Одна. Одна в этой жуткой ноябрьской поздней ночи. Трясущимися руками достала сигарету, зажигалку и нервно закурила, глядя вслед скорой, пропавшей в темноте. Светка стояла в своём огромном, невзлюбившем её за что-то, тёмном и пустом дворе-колодце и молча плакала. Тихонько всхлипывая, размазывала слёзы и сопли по щекам и плакала… Всхлипывала и тихо плакала… Из глубины чёрного ноябрьского неба, яростными огромными хлопьями кружась в ночи, на каменный равнодушный город беззвучно падал мягкий снег. Ко всему на свете безразличный, прекрасный белый снег…

К тому времени, когда Веня проснулся окончательно, уже смеркалось, за окнами, в накрывающей постепенно больничные корпуса ноябрьской холодной темноте, всё теми же мягкими большими хлопьями кружился снег. Над головой, огромной круглой шайбой под высоким потолком, матово-бледным светом сияла неоновая лампа, откуда-то немного слева лёгким беззлобным матюжком негромко доносились голоса и стук костяшек. Судя по всему, играли в домино. «Всё! Рыба! – раздался вдруг довольный громкий возглас. – Считаем спички, психи! Бабки подбиваем!»

Он потянулся, приподнял голову немного, повернулся к игрокам:

– Здорово, мужики! Кто ведёт?

Несколько человек в мягких, жёлтой полоской, застиранных пижамах, забивавших, видимо, козла, тут же развернулись в его сторону.

– О! Здрасьте! Проснулся, самоубийца! Ну здорово! – громко и весело, улыбаясь во весь свой щербатый рот, сказал один из них – судя по голосу тот самый, что объявил недавно рыбу. – Наше вам с кисточкой! Живой?

С этими его словами мужики все разом встали и обступили Венькину постель.

– Живой, живой… – сник как-то тут же Веня. – И всё-то вам известно… У вас тут что, разведка?..

– Ага! Разведка! Разводка… Тебя как величать-то, чудо? – улыбнулся вновь щербатый.

– Родители Вениамином называли, – выдавил из себя Веничка, – а в школе – Витамином.

– А ты, Витамин-Вениамин, говорят, чуть не зажмурился вчера! Разведка доложила… Так что с днём тебя рождения, братан! С вас полбанки, сударь! – он ухмыльнулся радостно, совсем уже счастливо осклабился весёлым мартовским котярой и, обведя взглядом обитателей палаты, уточнил: – Каждому! Правильно, братва? – и тут же протянул свою ладонь: – Константин. Можно просто Костя. А для друзей – Костян.

Веничка выпростал руку из-под одеяла, подал собеседнику. Ладонь оказалась неожиданно тяжёлой и большой, для невеликого такого в целом, мужичка.

– Тогда и меня можно просто, Веня, – улыбнулся он в ответ. – Готовь, Костян, посуду! Весёленькое что-нибудь придумаем! Бухать сегодня будем! – настроение у Вени стало резко подниматься…

Новый день Светка встретила разбитой совершенно. Позднее, серое ноябрьское утро, мокрым снегом заметая стекла у подоконных козырьков, тоскливо глядело из окна, словно бы тоже хотело поплакать по неожиданной утрате и тоже не могло. «Ладно хоть, – подумала она, – на работу можно не спешить. Сегодня хоть утренних не будет. Катюхе бы на всякий случай позвонить, мало ли что… Когда ещё доеду… Если вообще доеду… И Машку хоть немного прогулять».

– Да, Машуля? – она потрепала по загривку своего верного, смутно напоминающего толстый отрез варёной колбасы, не поддающейся никакому анализу породы друга, с весёлым, вечно виляющим хвостом колечком, преданными круглыми глазами и в рыжих веснушках белым носом.

Машка, как удивлённый воробей, повернула голову немного набок, приподняла в ответ внимательное ухо: слушаю, мол, слушаю!

– Сегодня, Машуля, я с тобой гуляю, – сообщила ей грустно Светка. – Нет сегодня твоего Веньки.

В ответ собака тяжело вздохнула, передними лапами влезла хозяйке на колени, лизнула её в мокрое лицо: мол, понимаю, чего ж тут непонятного…

Светка включила чайник и наскоро умылась. Постель застилать ей не хотелось, не было настроения, да и не для кого сегодня вроде… Венька, педант невыносимый, терпеть не мог в доме беспорядка: даже такая незначительная мелочь, как неубранная постель, его ужасно раздражала. Как в нём уживались такие несовместимые вроде вещи, как нудный этот педантизм – склонность к порядку – и одновременно полнейшее по жизни раздолбайство, являлось для неё совершеннейшей загадкой. Ей же самой такая ерунда, вроде вчерашних чашек на столе или неприбранной постели была вообще по барабану. Но сегодня его не было, не было здесь сегодня её Вени…

Она достала банку кофе, немного поколебавшись положила две полные ложки и добавила сахара немного, что делала очень редко, в самых крайних случаях. Но этим утром мозг требовал глюкозы, и Светка пошла ему навстречу. «Хорошо хоть прибраться вчера не поленилась, – равнодушно как-то подумала она. – Сейчас бы не смогла».

Ночная бригада скорой моментально, буквально в пять минут затоптала прихожую, комнату и кухню жидкой ноябрьской снежной грязью. Вопросов лишних, слава Богу, никто не задавал, и без того всё было достаточно понятно. Пустая упаковка амитриптилина на столе, ещё какие-то облатки, початая бутылка джина, тело на кухонном диване. Чего тут спрашивать?! Старший бригады, дядька лет уже за сорок с усталыми глазами, прочёл внимательно надпись на коробочке, буркнул задумчиво, будто про себя:

– Ого… Амитриптилин… Откуда только взяли? – и посмотрел испытующе на Светку. – Да ладно… Что теперь-то… Не до этого сейчас… – проверил пульс, оттянул веки и, заглянув коротко в глаза, спросил: – Давно?

– Не знаю, – всхлипнула тихонько Светка. – Я телевизор в комнате смотрела, а в кухню захожу – он лежит. Сразу вам и позвонила.

– Так. Хорошо, – он глянул на часы, – Значит, недавно. Недавно, – повторил он ещё раз и обернулся к своему напарнику: – Адреналин в вену, три куба. Нашатырь под нос, и зонд для промывания готовь. А мы с вами, – это уже Светке, – быстренько заполним документы. Вы кем ему приходитесь?

– Женой… гражданской, – как-то неуверенно ответила она, вздохнула судорожно и, почти срываясь, в голос уже добавила: – Жена я ему, жена!

– Так, женщина, – доктор посмотрел на неё внимательно, – ну-ка, успокоились, взяли себя в руки. Слезами горю не поможешь! – и тихий голос его гулким колоколом отозвался у Светки в голове: «не поможешь… не поможешь… не поможешь…» – Времени у нас мало, вы соберитесь, дорогуша, соберитесь! Чем быстрее мы тут закончим, тем лучше для него. Ну что, готовы?

Казалось, всё происходит в каком-то страшном, тягучем и зыбком полусне: она подписала необходимые бумаги, даже не запомнила какие, из ванной принесла небесно-голубого цвета таз, и они все вместе принялись за Веню. Адреналин, судя по всему, уже подействовал: спустя пару минут он приоткрыл глаза и замычал что-то неразборчиво.

– Отлично! Просыпаемся! Очень хорошо! – доктор определённо был доволен результатом своих действий.

Двумя пальцами он раздвинул Веньке зубы, они протолкнули ему в горло тонкий шланг и быстренько накачали полный живот воды.

– А теперь слушайте меня внимательно, – сказал он Светке. – Сейчас мы его поднимем, поставим на диван, на четвереньки, а вы, эй, э-эй, – взглянул он на неё, – вы меня слышите?! Девушка, ау-у!! Значит так: ваша задача – вызвать у него рвоту. Вам понятно?

«Да вызвала уже», – со злой тоской подумала вдруг Светка.

– И как же я, по-вашему, способна это сделать? – спросила она тихо. – Самой разве что стошнить тут для начала…

– Так, милая, – раздражённо отозвался доктор, он начинал уже нервничать слегка, – нам тут не до шуток! Девушка! Вы слышите меня? Ещё раз: два пальца в рот, поглубже, вызовете рвоту. Всё просто… Ну… Начинаем… Стол, будьте добры, подвиньте. Руки покажите, – он коротко взглянул на её тонкие ладони. – И ногти, милочка… обрежьте ногти. Горло бы не поранить… Давайте, Светочка, давайте поскорее…

Мычащего что-то, как телёнок, Веньку они загрузили на кухонный диван, она присела на корточки напротив.

– Пониже, девушка, пониже как-нибудь располагайтесь, – командовал ей старший. – Девушка! Пониже! Так у вас ничего не выйдет…

Она присела на одно колено, он, снова пальцами, раздвинул Вене зубы.

– Ну, давайте! Давайте! Да встаньте вы пониже! Ещё пониже, вы меня слышите?!

И Светка опустилась перед Веней на колени. Впервые в жизни она стояла на коленях перед этим, умирающим прямо на её глазах, безответственным и пьяным, и всё равно таким любимым раздолбаем, и слёзы текли из её глаз, заливая всё лицо. Она засунула пол-ладони в разорванный его рот и протолкнула пальцы глубоко куда-то в горло. По телу его вдруг пробежала дрожь, живот поджался и заходил внезапно быстрыми крупными волнами; он судорожно, от пяток до макушки содрогнулся, и изо рта, заливая всё вокруг коричневато-жёлтой пеной, хлынула наружу его горькая мёртвая вода. Он тут же проснулся окончательно, глаза его выкатились из орбит, с диким глухим рычанием он изрыгал из чрева целые фонтаны своей убийственной отравы. Так продолжалось несколько минут. Она вновь и вновь заталкивала ладонь в его измочаленное горло, пока конвульсии не стали тише и наконец не прекратились вовсе.

– Всё! Достаточно! Отличная работа! – доктор был доволен. – Уголь, надеюсь, в доме есть? Активированный, – он посмотрел на Светку. – Э-э-э, девушка, да вы что-то побледнели! Давайте-ка вот этого, немножко, – кивнул на недопитую бутылку, – грамм сто поможет. А то как бы нам и вас тут откачивать не пришлось. И уголь, уголь если есть – давайте!

Дрожащими ещё руками она налила сразу полстакана, разбавила, разом проглотила. Взглянула на доктора:

– Угля сколько?

– Таблеток восемь, думаю, будет в самый раз. Кило семьдесят пять в нём, похоже, наберётся. Если не побольше, – доктор оценивающе взглянул на Веню. – Ничего такой мужчина… Плечищи вон какие!

Они уже усадили Веньку на диван и собирались как-то транспортировать к машине. Доктор снова рассказал, что делать дальше, написал адрес и телефон клиники, куда его везут, и наконец уже не спящего, но и не бодрствующего Веню они все вместе загрузили в лифт и довели до экипажа скорой. Его положили на носилки, санитар сел рядом, доктор на переднее сиденье. И они уехали. А она осталась. Одна, опять одна…

И вспомнив вновь те жуткие события вчерашней ночи, Светка обхватила голову руками и с тихим стоном закачалась горестно на стуле. Ей снова захотелось плакать. Слёзы без спроса, мгновенно навернулись на глаза. «Ну вот за что, – всхлипывала она, салфеткой вытирая ставшее мокрым вдруг лицо, – за что мне это наказание? Люблю же ведь его, балбеса! Люблю ведь! А он вон как! За что он так со мной? За что он так?!»