Читать книгу Былицы - Валерий Георгиевич Свешников, Валерий Свешников - Страница 38

В первом классе мы, естественно, учились читать, писать и считать. Как нас учили этому искусству, сейчас не упомнишь. Но одно можно сказать с уверенностью – многие полюбили чтение и ходили в несколько библиотек, научились грамотно писать и даже овладели устным счетом.

Про меня родители рассказывали, что чтение по слогам давалось нелегко, возможно, из-за моего большого воображения.

В тот раз нам задали прочитать упражнение по слогам. Было написано «Мама мыла раму с мылом», рядом с текстом рисунок, на котором женщина моет раму. Я читаю по слогам: «Ма-ма мо-ет ра-му».

– Что получается?

– Мама моет окошко!

– Нет, неправильно. Давай снова читай.

– Ма-ма мо-ет ра-му.

– Что получилось?

– …окошко.

И так несколько раз подряд, пока мое воображение не потерпело поражение и я не убедился в своей ошибке.

Нелегко давалось чистописание. Мы сначала писали карандашом в тетради. А потом отличившимся «писунам» позволяли писать чернилами. Для этого у нас в пенале лежала ручка со стальными перьями. Прямо как у солдата прошлых лет в ранце находился фельдмаршальский жезл.

Писать чернилами было довольно сложно. У каждого были подробные прописи, где даны образцы каллиграфического написания букв и слов. Мы старались написать что-то похожее, но удавалось это редко.

Стараться-то старались, однако трудно было достигнуть хорошего результата. Но мы не особенно огорчались этому. Как будто знали, что спустя несколько лет у каждого сформируется совершенно индивидуальный почерк. Потом, уже на склоне лет, я узнал, что разнообразие почерков – это результат самоорганизации сложной системы. Недаром по почерку можно судить о свойствах личности.

У меня почерк долго был далеким от образцов каллиграфии. Я почти до десятого класса чувствовал этот изъян, но ничего не получалось путного при всем моем старании.

Как ни странно, но более-менее приличный почерк стал получаться после долгого писания плакатов в клубе во время службы в армии.

Считать нас учили, как и сейчас, на палочках. Но пальцы на руке всегда служили им заменой. Самое интересное, что мой дружок Славка почти до пятого класса поглядывал на свои пальцы и как-то хитро их загибал, когда проводил устные подсчеты.

Наш навык использовать пальцы на руке для счета, потом проявляется у взрослых. Мы загибаем пальцы, когда перечисляем какие-то положения в своем сообщении. А европейцы и американцы, наоборот, разгибают пальцы в этом случае. Все-таки кое-что из детства остается на всю жизнь.

Трудно давалась нам таблица умножения, но постоянные тренировки сделали свое дело. Я стал считать устно более-менее прилично. Самый пик уменья считать быстро и в уме пришелся на практические занятия по качественному и количественному анализу в Университете. Правда, практические работы по физике и химии тоже способствовали этому уменью.

И теперь можно сказать, что нас многому научили без тех нервов и многообразия учебников, которые наблюдаются теперь.

Читать научили настолько хорошо, что мы читали даже на уроках сквозь щель в парте. Читали и тайком под одеялом. Результат такой получился, правда, скорее, потому, что не было телевидения, интернета и других соблазнов.

Писать научился тоже поздно. То есть получать при этом удовольствие стал, когда задумал писать дневники. Наверное, надо было бы обращать наше внимание на хорошие образцы письменной речи. И, пожалуй, не помешало бы умение строить устную речь. Хотя это умение и сейчас остается в стороне от учебного процесса.

В пятом классе мы начали учиться по учебнику математики Шапошникова и Вальцева. Это была, можно сказать, высшая арифметика, а через год при изучении алгебры мы поняли, что можно эти громоздкие задачи решать много легче.

Но тогда для нас начались тяжелые дни и особенно вечера, когда мы обращались к родителям за помощью. Не найдя решения задачи, а они иногда бывали в десять-пятнадцать действий, мы пытались поискать подобные задачи у наших более старших братьев и сестер. Старые тетради для этого хранились в письменном столике. Залезали мы под стол со свечой. Мы же понимали, что с керосиновой лампой туда залезать опасно.

Оказалось, что и свеча – тоже огнеопасный предмет. Мы однажды так увлеклись поиском решения какой-то задачи, что не заметили, как загорелась скатерть, которая была настелена на столе. Хорошо, что отец был дома, и он быстро потушил начало пожара.

Мы поняли, что надо более внимательно слушать объяснения учителя в школе, а то можно и погореть.

А считать, пожалуй, надо было бы многие задачи устно. Так, определение цены на покупки в магазине, вычисление процентов от какого-то количества для многих осталось почти недоступным. Это видно на примере использования понятия «порядка». Часто выражение «на порядок выше (или ниже)» для многих обозначает что-то неопределенное, большее или меньшее, примерно в два раза, а не в десяток раз по сравнению с исходным количеством.

Поэтому хочется сказать, что нас действительно на порядок лучше учили, и школа не была таким уж страшным пугалом, каким оказываются нынешние ГБОУ СОШи. От одного этого названия дрожь берет.