Читать книгу Школа романиста «WATIM». Октябрь - Валерий Тимофеев - Страница 6

Время для Тури тянулось невыносимо долго.

Сначала она тешила себя надеждой, что не пройдет и часа, как генерал узнает о самоуправстве своих подчиненных и предпримет необходимые меры. С особым наслаждением она представляла, какое наказание обрушится на капитана Леор и ее сообщников.

– Подождите, – зло обещала она, грозя кулаком двери. – Мало вам не покажется!

Раз или два Тури даже ударила дверь ногой, а один раз – кулаком, – на уровне головы капитана Леор. Но на полку она вернулась в слезах.

Не от боли.

От отчаяния.

Генерал не пришел ни через час, ни через два, ни на следующий день.

В двери открылось небольшое окошко, охранник передал Тури поднос с ужином, и амбразура закрылась. Она потянула носом воздух и скривилась от омерзения.

– Я должна это есть? – с негодованием процедила она, сдерживая тошноту. – Ну уж нет!

Держа поднос на вытянутой руке, Тури постучала костяшками пальцев в дверь. Окошко тотчас открылось.

– Что надо?

– Я это есть не буду! – сказала она брезгливо. – Заберите!

Охранник окинул ее презрительным взглядом и усмехнулся.

– Второй раз не принесу, – предупредил он, захлопывая окошко.

– Ну и не надо, – буркнула Тури.

Она принялась мерить камеру шагами. Здесь не было ничего, что не вызывало бы у нее раздражение и желание крушить. Крушить стены, крушить уродливую мебель, крушить, крушить, крушить, крушить!..

Чтобы успокоиться, Тури бубнила под нос все знакомые песни, твердила наизусть карты своих пациентов, вспоминала рекламные проспекты. Но песни обрывались на втором куплете, карты – на первой странице, а от многословных и красочных проспектов остались только название и мутная картинка. Мысли Тури сбивались, голос предательски дрожал.

– Да что же это такое! – чуть не плача, сердилась она и с еще большим остервенением принималась бубнить, твердить, вспоминать до тех пор, пока не заплетался язык и не начинали ныть виски.

Ночью Тури долго ворочалась на полке и не могла заснуть. Слезы сами катились из глаз, оставляя мокрые дорожки на щеках. «За что вы со мной так? – спрашивала она то ли у генерала, то ли у самих звезд. – Разве я убила человека? Разве ограбила? Да, я сохранила тайну профессора. Но ради кого? Ради всех людей!»

Мысли ни на минуту не утихали в ее голове. Тури вставала, на ощупь пробиралась к раковине, умывалась и снова ложилась. И так несколько раз за ночь. Тоскуя по удобной кровати и огням Центра в окне, Тури провалилась в тяжелый сон.

Однажды ее разбудило острое чувство голода. Тури попыталась вспомнить, сколько раз она уже отказывалась от еды. Пять? Семь?

Когда-то она слышала, что голод можно обмануть, напившись воды. Тури подошла к умывальнику, открыла кран и припала к нему губами. Она пила до тех пор, пока не почувствовала тяжесть в желудке. Только после этого ей снова удалось заснуть.

Еще никогда Тури не ждала завтрак с таким нетерпением. На этот раз ее не смутил ни запах, ни цвет, ни консистенция пищи. Правда, закончив с завтраком, она бросилась к раковине и долго полоскала рот.

И снова потянулось беспощадное время.

Неопределенность тяготила Тури. Она ждала, когда и как решится ее судьба, и в этом мучительном ожидании не могла найти себе места. От стены до стены, от стула до полки, от двери до высокого окна, до которого ни дотянуться, ни допрыгнуть, и опять сначала. Губы ее повторяли, как заклинание:

– Я ни в чем не виновата, не виновата, не виновата!

А глаза с ужасом обегали серые стены. «Неужели это происходит на самом деле? – хотелось взвыть ей. – Неужели я действительно здесь? Неужели я сплю на этой полке, ем с этого подноса, пью эту воду с мерзким привкусом металла? Когда же это закончится? И закончится ли?»

Тури звала, но никто не приходил.

Когда в очередной раз загромыхала заслонка и открылось окошечко, Тури с надеждой бросилась к двери.

– Мне нужно позвонить! – попросила она, заглядывая в окошко. – Я имею право на один звонок!

С той стороны ударили в дверь дубинкой, и Тури испуганно отскочила прочь. В окошко небрежно протолкнули поднос и сопроводили его грубым предупреждением.

– Почему вы так со мной обращаетесь? – закричала Тури и бросилась с кулаками на дверь. – Я тут по ошибке, понятно? Я ничего не сделала! Я требую уважительного отношения к себе!

Она принялась метаться по камере, биться в стены, пинать мебель, пока силы не оставили ее, и она не упала на полку. Ее колотило от ненависти, лихорадило от страха. Захлебываясь слезами, она в конце концов забылась бредовым сном, в котором профессор и Руа объявили ее сумасшедшей.

Голод всякий раз усмирял Тури и вытеснял все другие мысли из головы. Кто-то очень тонко рассчитал размер порции или, быть может, в пищу подмешивали какой-то наркотик, но через каждый два часа ей снова хотелось есть.

Порой Тури даже казалось: появись в ее камере мышь, она, как дикая кошка, прыгнула бы на нее и съела бы с потрохами и шерстью.

Утолив животный голод, Тури на какое-то время снова становилась человеком, способным мыслить и анализировать. Она прокручивала в голове разговор с генералом, пыталась высчитать, какой сегодня день, вспоминала своих бедных пациентов… Потом забиралась на полку, подтягивала колени к груди и смотрела в зарешеченное окно, представляя вместо безликой стены коридора пахнущее свободой звездное небо.

За дверью послышались голоса.

– Откройте дверь, – приказали охраннику.

Тури узнала голос капитана Леор. В горле заклокотало от нарастающего гнева. «Что ей нужно? Чего она пришла? Как еще можно унизить меня? Пусть только попробует, я с ней такое сделаю!» – выжигала взглядом дверь она.

Щелкнул замок.

Капитан Леор вошла в камеру и приняла военную стойку: плечи развернуты, руки за спиной, подбородок вскинут вверх.

– Приведите себя в порядок, – велела она. – Генерал Йаре будет говорить с вами.

Тури спрыгнула с полки, торопливо оправила платье и пригладила выбившиеся из пучка волосы. Обидные слова, которые она приготовила специально для капитана, вдруг вылетели у нее из головы.

Через пару минут появился сам генерал. Под мышкой у него была тонкая папка. Охранник тут же поставил к столу второй стул.

Тури поклонилась. Генерал не пошевелился.

– Сядьте, – приказал он.

Она подчинилась. Генерал сел напротив и устремил на нее жесткий взгляд. Повисло напряженное молчание.

– Господин генерал, – дрожащим от волнения голосом начала Тури. – Могу я узнать, на каком основании меня удерживают в Башне? Я сказала вам все, что знаю. Со мной обращаются как с преступницей! Не дают позвонить, кормят, прошу прощения, какой-то гадостью… Я даже не знаю, какой сегодня день!

Последние слова вырвались у нее вперемешку со слезами. Тури вдруг увидела себя со стороны. Жалкое зрелище! Как изменили ее дни, проведенные в этой клетке!

Генерал дождался, пока она подавит в груди очередной всхлип.

– Вас держат здесь на том основании, что вы нам солгали, – сказал он холодно.

– Нет, господин генерал, клянусь вам, я… – стала заверять его Тури и запнулась на полуслове.

Генерал бросил перед ней фотографию П-9.

– Доктор Йонаш. Посмотрите на эту фотографию и ответьте: П-9 – это ваш пациент? – в его голосе чувствовались угрожающие нотки. – Советую в этот раз говорить правду.

– Да, это мой пациент, но…

– А в прошлый раз вы говорили совсем другое. Почему вы передали его профессору Камура? – резко спросил генерал.

Она затравленно смотрела на него и, казалось, навсегда потеряла дар речи. Генерал не вытерпел и ударил кулаком по столу.

– Отвечайте!

– Я… он умалишенный… – прошептала Тури, дрожа как в лихорадке.

– Кто умалишенный? Профессор?

– Нет-нет! Этот человек, П-9… Он неизлечимо болен…

– Профессор готовит из таких людей террористов? Повстанцев?

– Нет!! Это его сын! – крикнула она в лицо генералу и тут же схватилась за голову.

Генерал отодвинулся от Тури и смерил ее пристальным взглядом. Потом открыл папку, извлек из нее какой-то документ и сухо зачитал:

– Кисэки Камура был казнен пять лет назад по приговору военного трибунала за дезертирство. Его выбросили в открытый космос, где его тело превратилось в кусок льда и разлетелось на мириады пылинок, – он бросил справку из архива перед Тури. – Можете ознакомиться с официальным документом. А потом, прошу вас, придумайте что-нибудь получше.

Тури молчала, закрывшись от него руками, и кусала губы в кровь. Генерал наклонил голову и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

– Доктор Йонаш? Я жду объяснений.

– Больше я вам ничего не скажу, – выдавила из себя она. – Оставьте меня!

– Как пожелаете, – усмехнулся краем губ генерал и поднялся из-за стола. – Я вас не тороплю.

Дверь с грохотом закрылась за ним. Тури даже не пошевелилась.

Через минуту солдат, охранявший заключенную, услышал ее глухие рыдания.

* * *

Тури стояла возле экрана и следила за скачками кривых линий на планшете.

Странно, что теперь, когда все наконец решилось и отступать было поздно, ее перестала волновать собственная участь. Она уже мечтала о том, как профессор Камура вылечит ее отца, как восстановится честное имя семейства Йонаш и как ей больше не придется жить с оглядкой на окружающих…

Ей не терпелось написать обо всем Сверре, хотя она и не знала наверняка, какой будет его реакция. Ей хотелось кричать всему миру о том, что появился шанс!.. Профессор прав: нужно лишь утвердить технологию, убедиться, что она работает и безопасна, и кто тогда не одобрит их благородный порыв?

Ей стоило больших трудов убедить профессора и Руа поспать хотя бы несколько часов, прежде чем очнется их подопытный… Как его теперь называть? Ни в коем случае не Кисэки! Настоящий Кисэки погиб, его тело уничтожено. И не П-9: если эксперимент профессора окажется удачным, от ее бывшего пациента останется только оболочка.

«Я буду звать его Кайго, – решила про себя Тури. – Кажется, так хотела назвать его мать? Мне рассказывал об этом кто-то… профессор или сам Кисэки».

Кисэки… Прошло пять лет с тех пор, как они видели друг друга в последний раз. Тури хорошо запомнила тот день: ласковый, теплый вечер, такой редкий для этой планеты, их руки – одна в другой, разговоры ни о чем и мечты о совместном будущем… Кто из них мог тогда подумать, что этим мечтам не суждено будет сбыться?

И вот теперь судьба – или профессор? – дает им второй шанс. О звезды, как мечтала Тури вернуться в прошлое! Она бы остановила, удержала, уберегла, а может даже полетела бы с ним, ухаживала бы за ранеными и спасла бы Кисэки от смерти…

Но прошло пять лет. Время притупило боль, ее сменила светлая печаль. И сейчас Тури боялась признаться себе, что за последний год ни разу не вспомнила о Кисэки.

Его возвращение вызывало у нее смешанные чувства. «Что мы скажем друг другу? Как я должна себя вести? – беспокоилась она и пыталась рассуждать трезво. – В первую очередь, он участник эксперимента, и я должна относиться к нему соответствующе».

– Разве я так смогу? – с горечью спросила себя она.

Тури перевела взгляд с планшета на Кайго и вздрогнула. За своими раздумьями она не заметила, как он проснулся. Теперь их подопытный с осторожностью ворочал головой на подушке, осматриваясь вокруг.

«Нужно позвать кого-то», – подумала Тури и только собралась нажать на нужную кнопку, как рядом с ней словно из ниоткуда материализовался профессор.

Она не удивилась тому, что после ее настойчивых уговоров он остался в своем белом халате и едва ли прилег отдохнуть.

Правда, он больше не казался Тури безумцем. Жар, распиравший его изнутри, сменился деятельным спокойствием. Только в глазах еще тлело возбуждение.

– Что у нас? – спросил он, протирая очки платком и подслеповато глядя в планшет Тури.

– Показатели в норме, – доложила она. – Он только что проснулся.

Профессор, потирая руки, удовлетворенно кивнул.

– Значит, пора проведать Кисэки.

– А как же Ренн?

– Его не добудиться, – махнул рукой профессор. – Да я и не пытался. Тут повсюду камеры, так что он ничего не пропустит. Пойдем, я не могу больше ждать.

Слева от экрана была дверь, которая вела в комнату, соединявшую наблюдательный пункт и палату. Здесь находилось все необходимое для эксперимента оборудование. Внимание Тури привлекла необычная капсула, напоминавшая криогенную камеру с подсоединенным к ней компьютером.

– Мое изобретение, – с гордостью сказал профессор, проследив за ее взглядом. – Ренн тебе потом объяснит, как это работает.

Они вышли в другую дверь и оказались в палате по ту сторону экрана. Голова на подушке повернулась к ним. Глаза Кайго с любопытством оглядели Тури и профессора, губы сложились в подобие улыбки.

Тури невольно вздрогнула. Она как будто вернулась в один из своих рабочих дней и во время обхода заглянула в палату П-9. «Эта улыбка… Кому она принадлежит теперь? Она безумна или осознана?» – спросила себя Тури. Кажется, ей еще долго придется привыкать к мысли, что перед ней больше не больной человек.

Профессор подвинул к кровати стул и сел. Тури осталась стоять за его спиной.

– Здравствуй… – осторожно сказал он и добавил после неловкой паузы, – сынок!

Кайго продолжал молча улыбаться. Профессор с беспокойством оглянулся на Тури, ища ее поддержки, и решил попробовать еще раз.

– Здравствуй, Кисэки!

На этот раз бледные губы Кайго разлепились, и голос П-9 ответил.

– Здр… здра… – хватая воздух ртом, выдавил он и наконец справился: – Здравствуй, отец.

Его светлый взгляд переместился на Тури.

– Здра… Здравствуй, Тури.

Профессор и Тури обменялись взволнованными взглядами. Глаза профессора блестели за стеклами очков, руки дрожали на коленях.

– Почему у вас такие лица? – как сквозь сон спросил Кайго. С каждым новым словом он начинал говорить быстрее и правильнее. – У меня что-то на носу?

Тури спрятала рукой улыбку и сморгнула выступившие на глазах слезы. Как это похоже на Кисэки! Тот тоже не скупился на шуточки. «Великие звезды, неужели это действительно он! – не могла поверить она. – Неужели профессору удалось, и это тот же Кисэки, каким он был пять лет назад?»

Ей до боли захотелось обнять его. Но из головы упрямо не выходила неприятная мысль: руки, которые обнимут ее в ответ, не так давно были стянуты смирительной рубашкой.

Профессору было еще труднее сохранять хладнокровие. Тури могла только догадываться, сколько усилий стоило ему не поддаваться слепому чувству и помнить про свои обязанности перед наукой.

– Как ты себя чувствуешь, Кисэки? – спросил он слегка дрогнувшим голосом.

Тот закрыл веки, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Как будто проспал целую вечность, – сказал он то ли в шутку, то ли всерьез.

– Так и есть, – прошептал профессор. – Ты очень долго спал, сынок, – и спросил чуть громче: – Ты знаешь, где находишься?

Кайго снова обвел глазами палату.

– Понятия не имею… В больнице? – наугад предположил он.

Профессор кивнул и задал самый главный вопрос:

– А что последнее ты помнишь?

Кайго задумался, в его сосредоточенном взгляде и движении бровей Тури вдруг почудилось что-то знакомое, что-то от настоящего Кисэки.

– Кажется, я собирался на праздник… – морща лоб, вспомнил он. – Не могу только вспомнить, на какой…

– Праздник Солнца? – подсказала Тури.

Именно в этот день, пять лет назад, они виделись с Кисэки последний раз.

– Да, верно! – с радостью подхватил он. – Я помню, что уже почти вышел из дома, когда отец попросил меня задержаться и зайти к нему в лабораторию, чтобы… Нет, больше ничего. А к чему все эти вопросы? Со мной что-то не так?

– Это простая формальность, – успокоил его профессор, послав Тури выразительный взгляд. – Обычная процедура после выхода из гибернации. У тебя была травма.

– Травма?

– Да, но теперь все позади, операция прошла успешно, – с завидной невозмутимостью подтвердил он.

Кайго опять поморщился и покачал головой.

– Странно, я ничего из этого не помню… – заволновался он. – А как меня ранили? Как я очутился здесь?

– Тебя не ранили, Кисэки, – поправил сына профессор, – ты ударился головой.

– Где?

– Не все сразу, сынок, – улыбнулся профессор.

– Но я…

– Ты потом обо всем узнаешь, – пообещал он и поднялся на ноги. – Сейчас тебе нужно отдохнуть.

Кайго действительно выглядел утомленным. Его голова утонула в подушке, веки налились сонной тяжестью, а паузы между словами опять стали длинными и напряженными.

– А скоро я смогу выйти отсюда? – успел спросить Кайго. – Мне здесь совсем не нравится.

Только теперь Тури увидела, как бесконечно уныла эта комната за экраном. Минимум мебели и никаких личных вещей. Даже окон не было, лишь ослепительный свет потолочных ламп.

– Скоро, сынок, очень скоро! – профессор добавил в капельницу лекарство. – Вот немного окрепнешь и вернешься домой. Ты помнишь свою прежнюю комнату?

– Конечно! Бежевые стены, окно с видом на сад… – с воодушевлением начал перечислять Кайго. – А еще там мой цветок!

– Цветок? – поднял брови профессор.

– Такой большой, с красными цветками и фиолетовыми листьями. Ты разве не помнишь, отец?

– Хм, должно быть, я просто устал. Нам всем нужно немного отдохнуть. Здесь тебя никто не потревожит. Если что-нибудь понадобится, просто воспользуйся этой кнопкой, – он указал на пульт на прикроватной тумбе. – Кто-нибудь из нас обязательно подойдет.

– А Тури? – остановил их слабый голос у дверей. – Тури посидит со мной? Я умираю… умираю от скуки.

Тури улыбнулась.

Они вышли из лаборатории, не сказав друг другу ни слова. Профессор повалился в первое подвернувшееся кресло, снял очки и опустил лицо на ладони.

– Как вы, профессор? – спросила Тури, дотронувшись до его плеча рукой.

Он убрал руки от лица, и она увидела, что его глаза полны слез.

– Получилось… Тури, у меня получилось, – прошептал он.

– Поздравляю с величайшим открытием, – сказала она, улыбаясь. – И со вторым рождением сына.

Профессор с благодарностью накрыл ее руку своей.

– Спасибо, Тури. Но мы не должны забывать: наша работа еще не закончена.

– Профессор, – с укоризной покачала головой она. – Если вы сейчас не отдохнете…

– Нужно понаблюдать за ним, убедиться, что перенос прошел гладко, – пробормотал он, глядя перед собой. – Я полагаюсь на тебя, Тури, – его пальцы доверительно стиснули ее ладонь. – Ты должна быть при нем неотлучно.

Она пообещала позаботиться о Кайго и даже согласилась еще раз подежурить сегодня в лаборатории, только бы профессор наконец отправился в кровать. Но сначала ей хотелось проверить свои подозрения.

– Профессор, можно мне взглянуть на комнату Кисэки?

– Конечно, – не сразу отозвался профессор, уже погрузившийся в свои размышления. – Второй этаж, первая дверь налево. Чувствуй себя как дома.

Поблагодарив его за гостеприимство, Тури поднялась по лестнице и оказалась в просторном светлом коридоре, из которого в обе стороны расходились двери.

В комнате Кисэки не было ничего лишнего: кровать, письменный стол, гардероб, одна полка с личными вещицами. Из окна действительно открывался прекрасный вид на сад профессора Камура: теперь, при дневном свете, Тури могла в полной мере насладиться его красотой.

На столе, залитом солнцем, лежала позабытая пять лет назад книга, явно из библиотеки отца – пухлая, старая, с полустершимися буквами на засаленной обложке.

На кровати остались складки одеяла, не расправленные рукой Кисэки, как будто он только на минуту вышел из комнаты и вот-вот вернется.

Все это, по мысли профессора, должно помочь Кисэки «вспомнить» самого себя.

Но здесь не было цветка.