Читать книгу Любовь наизнанку - Валя Рьяна - Страница 4

На кухне пахло подгоревшей яичницей, сигаретами, кофе, яркой химией кальяна. Пар от чайника смягчил холодную белизну кухни, прикрыл серое утро за окном. Леська аккуратно скатила вздрагивающее яйцо со сковородки на тарелку Пухляшу. Все молчали, булькал только кальян, из которого Галя задумчиво тянула дымок. У Леськиных ног терся холеный серый кот, она подхватила его, чмокнула в плоскую морду:

– Ах ты моя сладкая попка, к мамочке пришел.

Пухляш поморщился и уставился на яйцо, вилкой вырезал желток и отправил в рот.

– Это что-то новенькое. Улучшает пищеварение или не полнит? – иронично спросила Галя.

– Да нет. Это привычка, – дожевывая ответил Пухляш. – Я просто очень ленивый, тарелки сразу не мою, а растекшийся желток, когда полежит, превращается в настоящий клей, – объяснил он и принялся рассматривать кальянную колбу в виде черепа.

– Ты много куришь, – осторожно заметил Пухляш.

– А ты у нас такой правильный? – нервно спросила Галя.

– Стараюсь жить хорошо. Не курю из-за профессии, я спортивный комментатор.

– Ну не спортсмен же, – хмыкнула Галя.

– Галка, давай без этого, – нахмурилась Леська. Она с грохотом поставила сковороду в раковину и вышла в ванную.

Пухляш посмотрел на свои руки, перевернул ладонями вверх, решил, что их нужно вымыть, и пошел за Леськой.

В ванной упал таз, потом посыпалось что-то мелкое. Леська выскользнула оттуда в распахнутом халатике, упала на стул, две ее огромные груди зарылись сосками в складке на животе.

Дверь в ванной скрипнула, в темной прихожей появился Пухляш.

– Ну, я пойду уже, метро открыли.

Леська даже не повернулась, туго завязала кушак от халата и стала яростно жевать остатки яйца. Входная дверь мягко хлопнула. Вилка лязгнула по стеклу тарелки, звук был неприятным.

– Ну что? Опять мне будешь говорить, что это все из-за твоей полноты, твоих огромных сисек. Прям уж они так его и напугали! – вместе с паром из кальяна выдохнула Галя.

– Он женатик, Галь, у него на пальце след от кольца. Он сбагрил жену и детей на дачу и за лето решил всласть нагуляться. Он говорил мне об этом так просто, мол, знаешь, лето не удалось, жена скоро возвращается, и ты мой последний шанс запомнить этот холостяцкий отпуск.

– Лесь, они сейчас все такие. Это тебе не Новьевск, приличия ни к чему.

Галя вспомнила, как в маленьком городке всегда нужно было здороваться со всеми, обязательно ходить опрятной и с улыбкой. Ее передернуло.

– Да понятно все. В тридцать не до выпендрежа и нужно брать, что есть. Ну ничего, вторая волна наша.

– Какая, какая волна?

– Это те, кто по дурости в двадцать женились. Тогда головой не думали, а потом у них дети уже, – махнула рукой Леська. – Но не все готовы терпеть годами, расходятся. Вот я их второй волной и называю. Надо хватать и рожать.

– Ну так у них уже есть дети.

– А у меня нет.

– Зачем же ты из Новьевска уехала? Вышла бы за своего Славу, уже бы карапуза в школу водила. Жила бы спокойненько с одним всю жизнь, – сказала Галя.

– Не знаю, не хочу так.

В прихожей кто-то зашаркал. В дверном проеме появился заспанный Павлик. он подхватил кота на руки, прошлепал к плите, послышался смачный зевок.

– Прости, Павлик, мы тебя разбудили, – протянула Леська.

– Да уж, поспишь с вами.

Павлик, изогнувшись, присел на стул и кокетливо сгреб пальцами ажурный ворот халатика, разъехавшегося на груди. Длинная, выпрямленная кератином прядь выбилась из-под резинки и оголила намечающуюся раннюю залысину у виска.

– Прикиньте, мою скидочную в гипермаркете вчера обнулили: вместо пяти остался один процент. И никто мне не смог объяснить, почему. Персонал не в курсе. Что вообще происходит?

– Сплошные обнуления в последнее время, – вздохнула Леська.

– Ну так же нельзя, должен же кто-то за все это отвечать, – обиженно надул губы Павлик.

– Может, это и к лучшему, все обнулить к чертям. – выдохнула слова вместе с кальянным паром Галя.

– Тебе не надоело это нытье философское? Давно пора найти работу, ты сразу отвлечешься, у тебя будет свой мир. Пора учиться жить самостоятельно.

Галя обиженно посмотрела на подругу. Леська подняла ладони:

– Все, все, делай, как знаешь. В любом случае твой бывший слово держит, и последний хрен ты с редькой не доедаешь, можешь вообще днями просто в потолок смотреть.

– Лучше в потолок, чем в офисе на нелюбимой работе биться головой об клавиатуру. И думать, что в следующем году обязательно начнешь учиться на психолога. Сколько лет ты уже собираешься?

– Да, каюсь, работа бесит. Но мне нужно платить за квартиру, и знаешь, зимой без шубы зад подмерзает. Вообще, подруга, ты зажралась. Объездила полмира, жила как цветочек в ботаническом саду, нафиг ты вообще вернулась? Соскучилась по родине? – злилась Леська. – Отлично! Я посмотрю, как ты зимой запоешь, здесь тебе не Италия. Пора повзрослеть!

Леся запнулась, удивившись своей злобе. Достала из ящика стола сигареты, покрутила пачку в руке и положила обратно. Слишком дорого ей обошелся отказ от курения. За деньги, отданные психологу, она могла бы осуществить свою мечту – прокатиться по Европе.

Галя нашла психолога по отзывам, и подруги еженедельно ходили на терапию. Каждый сеанс открывал Леське глаза, она впитывала информацию и тут же применяла: избавилась от "токсичных" людей в своем окружении, стала вести позитивный дневник, пользоваться психо-гимнастикой. Ей нравилось жить по плану, который по легко усваиваемым кусочкам выдавал врач, обещая в результате счастье полноценного члена общества. С каждым посещением Леська становилась все сговорчивее с миром, она почти уверилась, что новая ее версия встретит такого же идеального мужчину.

Галины сеансы приносили лишь муки. Она словно заполненный сосуд не могла уместить в себе то новое, что давал психолог. Но сама не могла понять, чем же и когда она успела наполниться до краев. Интуитивно улавливала, что, применив терапию, она не будет той, кто она есть, но кто она тоже не понимала. Психолог часто раздражала очевидными вещами. Поэтому Галя сводила оплаченный час к чистому монологу с самоанализом. Потом пошла дальше – начала записывать свои монологи на диктофон. Вечерами слушала записи. Диктофон Галиным голосом вскрывал всю ее подноготную настолько, что девушке становилось стыдно: как она могла говорить такое постороннему человеку. Вскоре Галя начала привирать. Самозабвенно рассказывала о не случившихся с нею происшествиях и придуманных людях. Потом Галя начала рассказывать о своих вымышленных улучшениях, о чудесных переменах в жизни после рекомендаций психолога. Галя наслаждалась, видя, как психолог верит в чудеса своей работы, радуется, как дрессировщик, научивший льва ходить на задних лапах. Потом ей стало жалко денег, и она поменяла психолога на массажиста.

– Ну, как погуляли? – спросил Павлик, протирая заспанные глаза кулачками, – Да-а-а, вижу, что не пошло.

– Не пошло, но пошло, – буркнула Леська. – Одни женатики, время впустую. Галюнчик вон вообще какому-то неандертальцу бородатому телефон оставила.

– Да ладно, он все равно не позвонит, пьянющий был, – Галя лукавила, говоря пренебрежительно о Кирилле. Она уловила его невероятную силу. Как будто близко подошла к высокому обрыву и посмотрела вниз.

Телефон на столе "булькнул". Галя с надеждой посмотрела на экран. Глаза заблестели лукавством.

– А вот и бородач.

– Что пишет? – поинтересовалась Леся.

Галя открыла сообщение: "Привет, красота неземная, приглашаю тебя на ужин". Она небрежно кинула телефон на стол. Постаралась сделать это как можно безразличнее, но вышло наигранно, к тому же выдали радостные глаза, внутри что-то сладко заныло.

– Ну? – торопила Леся.

– Не знаю, зачем он мне. Я с женатым никогда не буду встречаться. Мой отец всю жизнь гулял.

Последнюю фразу Галя произнесла отрывисто, будто собирала обрывки мысли в целое, не поверила, что вспомнила про отца. Это бывало редко. Как же странно не думать о человеке, черты которого ежедневно видишь в зеркале! Не думать, не вспоминать, не чувствовать в своей жизни. Хотя иногда проскакивало, как тогда на Кубе.

В детстве он звал ее кубинцем-малинцем. Она спрашивала: "Почему? " А он веселился: "Потому что ты родилась от кубинца". Галя после Кубы первым делом навестила могилу матери и специально заехала к отцу. Он, как обычно, спросил про замужество, детей. Галя неловко ответила, что не планирует пока. Отец довольно хмыкнул, обрадовался, что был прав: его дочь пропащая и скорее всего проститутка. Еще одно оправдание того, почему он с ней не общается. А Галя гордо рассказала ему про Кубу, о том, что забралась так далеко, чтобы просто убедиться: ее отец вовсе не кубинец.

Вот и сейчас вспомнилось детство. Старшей сестре Наде лет двенадцать, она старательно водит мелом по асфальту. На сером белые печатные буквы, и шестилетняя Галя читает по слогам: "Ры-жа-я бес-сты-жая, вер-ни на-ше-го па-пу".

– Ой, девоньки, ладно вам. Много вы знаете! На морозе в майке не стояли, – просто, будто и не про себя, говорил Павлик, – пока пьяные мамка с папкой в койке кувыркались.

Гале было чем ответить, но она постеснялась. Все молчали, осторожно отхлебывали из кружек.

– Да ну вас. Одни сплошные страдания. Идите спать, а то вон какие зеленые сидите, разве можно так себя запускать? – пожурил Павлик соседок.