Читать книгу Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика - Варвара Корсарова - Страница 5

В мастерской я немного успокоилась. Все здесь было привычным. Солнце лилось в высокие окна, отсвечивая на медных и латунных поверхностях, тикали часы – тихо, нестрашно. Деревянный пол легонько поскрипывал под ногами.

Полковник обвел мастерскую неприязненным взглядом, потер висок костяшками пальцев и поморщился, будто тиканье часов его раздражало.

Отец поставил на середину комнаты высокий стул, пододвинул к нему небольшой столик и, торопясь и роняя вещи, разложил инструменты, которыми за свою долгую практику оживил и восстановил немало тонких механизмов.

Я видела, что он опасается нового наместника и стремится ему угодить. Но не обращает внимания, что его дочь встала в углу, кусает губы и не желает подойти.

Полковник расстегнул сюртук, снял и бросил на верстак. Туда же отправились жилет и шейный платок. Взялся за подол рубашки и стянул ее через голову одним движением.

Щеки мои опалил жар. Полковник выпрямился и стоял в лучах солнца, обнаженный по пояс. Следовало немедленно отвернуться, но я бесстыдно глазела. Без рубашки он казался еще более массивным. Как есть голем! Мощную грудь и предплечья покрывали черные волоски, бугрились мышцы, а руки с выпуклыми жилами были у него как бревна.

На левой стороне груди блестела медная пластина – заплатка на смуглой коже, с бледной каймой шрамовой ткани вокруг.

Я опомнилась и отвела глаза.

– Ну же, подойдите! – нетерпеливо велел полковник.

– Прошу, ваша милость, наденьте рубашку, – пробормотала я, чувствуя, как горят щеки, а слезы готовы брызнуть от смущения и страха.

– Да, это несколько… излишне, – неловко сказал отец. – Моя дочь – незамужняя девушка, и, думаю, ей не следует… Мне кажется, господин Морунген, вам достаточно распахнуть ворот.

– Простите, – сказал полковник. – Подумал, раз вы работали в госпитале и хотели стать лекарем, то привыкли осматривать пациентов.

– Я работала только с детьми. – Я подняла глаза. Полковник уже натягивал рубашку; мелькнула широкая спина, на которой перекатывались от усилий мышцы. От увиденного стало жарко в груди и в голове.

– Ну, теперь-то готовы? Когда вашей стыдливости больше ничего не угрожает, – мрачно поинтересовался он.

Я обреченно отправилась к рукомойнику в углу, вымыла и высушила руки, стараясь делать все медленно и тянуть время, собираясь с мыслями. Потом подошла к полковнику, взялась за край ворота рубашки и осторожно отвела в сторону.

Металлическую пластину украшала гравировка – тонкая вязь, похожая на цветочный орнамент. Я коснулась ее кончиками пальцев и вновь почувствовала механический перестук.

– Там есть углубление у края. Надавите, и дверца откроется, – произнес фон Морунген. Его дыхание шевелило мои волосы на макушке.

Мне было неуютно и тревожно находиться столь близко к полковнику и касаться его груди – особенно после того, как он несколько минут назад заставил меня прижиматься к нему всем телом. Я слышала запах разгоряченной мужской кожи – довольно приятный, – горький аромат гвоздики, смешанный с мускусом и медью. Руки задрожали, и я не сразу нащупала нужное место.

Дверца с легким звоном отворилась. Тиканье наполнило комнату, и моим изумленным глазам предстало содержимое грудной клетки полковника. Никогда раньше я не видела столь сложных устройств!

Тут было все, что скрывается внутри любых часов или автоматонов: медные кольца с зубчатыми колесиками, пружины, штифты, балансиры. Диски, вилки, анкеры и каретки. Все это двигалось, шевелилось, рассыпало голубоватые искры! И располагалось в таком странном порядке, что проследить взаимодействие, сцепление и ход деталей не представлялось возможным!

– Возьми, – благоговейно сказал отец и пододвинул рабочий столик, где лежали в ящичке пинцеты, лупы, тончайшие отвертки, щеточки, миниатюрные меха для обдувки пыли, и стоял бутылек с янтарным часовым маслом. Я обернулась, посмотрела в бегающие от волнения глаза отца и призналась упавшим голосом:

– Я ничего не понимаю. Ничего!

– Проверь положение колес на оси и сцепление. Осмотри зубья, пружины. А еще попробуй почистить от пыли и смазать, – пробормотал отец. Он заглядывал мне через плечо. На его лице читалось, что он тоже обескуражен и подсказывает привычные действия наугад.

Полковник стоял смирно. Его грудь мерно поднималась и опускалась.

– Хорошо, – ответила я обреченно. – Пожалуйста, отойди. Ты загораживаешь свет.

Отец послушно отошел.

– Да, я могу немного почистить ваше… сердце, – сообщила я в грудь полковнику. – Но для этого нужно остановить механизм. А это, как понимаю, невозможно.

– Возможно. Кланц говорил, что там два механизма: один дублирует другой. Есть какой-то обводной привод или что-то в этом роде. Ваш дар сможет вам помочь?

– Пока он отказывается сотрудничать, – с нервным смешком призналась я.

Дар! Наконец-то в него поверили. Но при каких обстоятельствах! Поверили и сразу заставляют использовать, когда малейшая ошибка может стоить жизни человеку.

Этот дар был моей тайной с самого детства; я гордилась им: ведь он отличал меня от остальных, и любила воображать себя волшебницей, а то и сказочным подменышем эльфов.

Умение видеть скрытое встречается не так уж редко. Гадалки и знахари используют его, и давным-давно никто не сжигает людей на кострах за то, что им открываются тайны природы.

Но любой дар надо развивать и тренировать. Те месяцы, что я провела в столице, меня мало чему научили. Доктор Крамер просто не успел мне помочь, да и вряд ли знал, как это сделать. Мы двигались вслепую, наугад. Иногда удавалось видеть пациента так, будто кожа его была стеклянной, а сосуды и органы наполнены светящейся жидкостью. Человеческое тело в такие моменты напоминало лист растения, когда смотришь сквозь него на солнце. Но проявлялись ли так фокусы богатой фантазии, самовнушение или каприз природы, точно установить не удалось. Порой я ошибалась, порой угадывала верно. Иногда дар не просыпался неделями. А полковник ждет от меня чуда!

Поколебавшись, я взяла самый тонкий пинцет. Подняла руку и тут же опустила. Пальцы дрожали очень сильно и не слушались.

– Не волнуйтесь, – сказал полковник. – Вы меня не убьете. Этот механизм устойчив к мелким повреждениям. В крайнем случае, успею добраться к Кланцу в столицу, авось не откажется быстро исправить вашу ошибку. Но вы ее не допустите.

В ответ я покачала головой. Руки ходили ходуном, спина стала липкой от пота.

– Положите пинцет, – приказал полковник.

Я послушалась.

– Попробуем успокоить ваши пальчики.

Он взял мои руки в свои и крепко помассировал ладони. Очень жестко, я поморщилась от боли.

– А теперь дышите. Вдыхайте, пока я считаю до четырех. Выдыхайте, пока я считаю до семи. Ну! Закройте глаза.

Он отрывисто считал, а я послушно сопела, борясь с желанием вырваться и убежать. Его сильные руки грубо разминали мои ладони, перебирали, сгибали и разгибали пальцы.

– Теперь потрясите кистями, откройте глаза и скажите, как бравый солдат: «Так точно, господин полковник, приступаю к выполнению!»

Я невольно улыбнулась, послушно открыла глаза, и тут произошло то, на что я так надеялась, и что единственное могло спасти меня в этой ситуации.

Мой дар проснулся.

Мастерская, и солнечные лучи, и стоявший передо мной мужчина словно подернулись дымкой, зато с удивительной ясностью предстали все секреты устройства, который дьявольски искусный мастер спрятал в груди живого человека.

Часовой механизм приводил в действие поршни поразительной конструкции – они заменяли камеры сердца, перегоняя кровь. Крепились они к живым сосудам крошечными муфтами из неведомого материала. Хлопали и щелкали клапаны, надувались и опадали мешочки из плотного каучука. Дальше, в глубине, прятался кристалл размером с горошину. Время от времени по граням прыгали электрические искры. Его назначение осталось для меня непонятным. Открылся и рисунок аорты, вен, и мелких сосудов; я увидела бледные очертания мышц и костей.

Я больше не испытывала ни брезгливости, ни смущения, ни страха.

– Это поразительно, – сказала я тихо. – Теперь я вижу. Пока не разобралась, как тут все работает, но вот там… – Я осторожно коснулась крошечного зубчатого колесика, которое горело теперь тревожным алым светом. – …определенно не все в порядке. Его нужно заменить. А пока попробую немного… поправить его. Почистить и смазать. Да, теперь догадываюсь, как можно пустить ход иначе… переключить. Попробую!

Я сунула нос к окошечку и полезла внутрь пинцетом, да так рьяно, что полковник вздрогнул.

– Вам не больно? – встревожилась я.

– Нет. Работайте.

И я начала работать. Делала все, что подсказывало чутье. Сначала осторожно, с опаской, потом осмелела. Когда последняя капля масла упала на колесную систему, алый цвет ее немного потускнел, а ритмичное «динь-ток-клац, динь-ток-клац» как будто зазвучало бодрее.

Я бросила пинцет и масленку на столик, выпрямилась и вытерла мокрый лоб. Оказалось, эти минуты я почти не дышала.

– Теперь заведите механизм. Утром не успел этого сделать, – приказал полковник и подал мне шнурок, на котором висел тонкий и длинный ключ.

Скважина, куда следовало вставлять ключ, нашлась легко. Я несколько раз прокрутила плоскую головку, пока пружины не обрели нужную упругость.

– Готово. Я сделала, что вы просили, ваша милость. Теперь ваше сердце будет биться ровно, по крайней мере, сутки. Но я не могу обещать его бесперебойную работу. Все-таки это слишком сложно для меня. Да и невозможно хорошо почистить и наладить механизм, не разбирая его, а вот так… во время работы. Не знаю, в чем главная проблема. И совершенно не понимаю, как ваше механическое сердце регулирует работу организма и наоборот. Кажется, помимо заводного механизма, у вас… в груди… установлена и электрическая банка? Или ее аналог в виде кристалла? Я видела искры. Но в устройстве таких приборов я и вовсе не разбираюсь. Вам следует обратиться к знающему человеку.

Полковник начал застегивать рубашку.

– У мэтра Кланца и его жены есть дар. Более сильный, чем ваш. Он объяснял, что видит фантомный двойник человеческого организма. Именно он наделяет плоть жизнью и регулирует ее работу. Кланц сумел изменить этот фантомный двойник – ауру, так, кажется, он ее называл, – и встроить фантомный двойник механизма. Он связан с моим телом некой симпатической связью. Но я не силен в философии. Не могу объяснить точнее.

– Это магия, – благоговейно произнес отец.

– Кланц уверял, что это наука. Особой разницы между ними не вижу. Мне лишь важно, чтобы куски мяса и железа в моем теле работали как одно целое. В семнадцать лет я сглупил и согласился на эту операцию. Почти двадцать лет все шло отлично. Я был куда выносливее других людей. Мог не спать неделю, пробежать десяток миль без одышки. Но теперь все изменилось. Пока новый мастер не закончит обучение и не приедет из столицы, мне нужен кто-нибудь, кто будет присматривать за моим сердцем. Ваша дочь подойдет, господин Вайс. Я положу ей хорошее жалованье.

– Что ж, ладно! – сказал отец. – Это большая честь для нас. Нужно спросить ее жениха, но, думаю, Лео не станет возражать. Вы будете приезжать к нам каждый день?

– Так не пойдет. – Полковник быстро завязал шейный платок, надел жилет и сюртук. – Под моим надсмотром весь округ. А это четыре города, дюжина деревень и с полсотни ферм. Прежний наместник черт знает что тут творил. Князь на меня рассчитывает, поэтому приходится работать на износ. Но на ночь я стараюсь возвращаться в замок Морунген. Моя мать не любит оставаться в нем одна. Со следующей недели, когда закончу ревизию округа, буду находиться в замке постоянно. Он далеко – пять лиг от вашего городка, пара часов верхом, если добираться по дороге, а не напрямую, через лес и рудник. Не могу тратить столько времени. Госпоже Вайс придется жить в замке. Так будет удобно. Она сможет каждое утро осматривать мое сердце и делать все необходимое. Когда потребуется, будет сопровождать меня в поездках.

– Уехать? – поразилась я.

– Жить в замке Морунген? – эхом повторил отец. – Но это невозможно! Ее жених будет против! Скоро свадьба!

Мне надоело слушать про жениха и про то, что он имеет право управлять моей жизнью, поэтому я тихо призналась:

– Не будет свадьбы. Я не приняла предложение Лео.

– Не приняла? – Нахмурился отец. – Не важно. Примешь сегодня вечером или завтра утром.

– Нет!

Слово вырвалось само собой. Отец замахал руками; лицо его исказило негодование. Полковник молча наблюдал за перепалкой, а потом спросил:

– Итак, вы отказываетесь помочь мне?

Отец смущенно пожевал губами:

– Нет, ваша милость, не отказываемся, но… давайте найдем другой выход. Жених Майи…

– Я спросил госпожу Вайс, а не вас и не ее жениха. Вы согласны, госпожа Вайс? Вам придется переехать в мой замок. Как минимум на год.

– На год! – ахнул отец. – Нет, это решительно невозможно! Что скажут люди… Как она будет жить там… с вами? У вас нет супруги. Жених Майи не захочет иметь с ней после этого дело!

– Во-первых, уверяю вас, у меня нет никаких нечистых помыслов в отношении госпожи Вайс. И быть не может. Она почти в дочери мне годится. Во-вторых, там живет моя мать, поэтому приличия не будут нарушены. В-третьих, госпожа Вайс утверждает, что жениха у нее нет. Есть или нет, госпожа Вайс?

Покосившись на сердитое лицо отца, я неопределенно пожала плечами.

– Если есть, свадьбу придется отложить. Будете хорошо исполнять свои обязанности – выделю вам приданое.

Я чувствовала себя на краю пропасти, и каждый присутствующий в этой комнате нетерпеливо подталкивал меня в спину. Как вышло, что я стала такой важной фигурой в чужих планах? Отчего никто не учитывает мои собственные желания?

Передо мной открывались два пути. Первый – стать женой состоятельного человека с будущим. Второй – отправиться жить в чужой дом для выполнения странной и не особо приятной работы. Без сомнения, первый путь всякой разумной девице показался бы пределом мечтаний.

Мысли о целой жизни, проведенной рядом с Лео, внушали отвращение. Но я хотя бы знала его с детства, и знала, что можно от него ожидать.

Мысли же о годе рядом с этим… железным медведем, пугали не на шутку. Фон Морунген – грубый, жесткий и жестокий, смотрит на людей как на солдат или ресурсы для достижения собственных целей – это стало понятно с того самого мгновения, когда я услышала его голос в лесу. А общение с ним только укрепило в этой мысли.

Целый год в его компании, не имея ни родных, ни друзей рядом! Он же не говорит, а рычит; не просит, а отдает приказы! Наверное, даже смеяться мне запретит. Сам-то вон какой… неулыбчивый.

Я невольно потерла шею, которая все еще ощущала тяжесть его железной хватки. От полковника не укрылся мой жест: он прищурил глаза и плотно сжал губы. Возможно, грубые выходки – для него дело привычное. Не хотелось бы убедиться в этом на личном опыте.

Жить в его замке! Я бывала в Морунгене однажды, на празднике, который устраивал для горожан и арендаторов прежний его владелец, старый барон, ныне покойный. Неуютное место! Запомнились обветшалые стены, сумрак, сквозняки, холод и запах сырости. И было там что-то еще, что напугало меня в детстве… вспомнить не получалось, но и других воспоминаний хватало с избытком.

Воображение вмиг услужливо нарисовало все, что меня ожидало.

Серость. Тоска и уныние. Давящая тревога оттого, что я не сумею угодить Железному Полковнику или невольно причиню ему вред. Непреходящее ожидание большой беды.

Впрочем, все лучше, чем Лео. Но отец! Из угла он подавал мне отчаянные знаки. Было ясно, что отъезда моего он не хочет и боится, как бы я не согласилась.

– Что будет, если я откажусь? – угрюмо спросила я.

– Поеду в столицу и найду кого-то другого, – равнодушно ответил полковник. – Это будет неудобно. Неделя, а то и две потерянного времени. Значит, отказываетесь?

Отец за его спиной корчил рожи и делал страшные глаза. Он отчаянно тряс головой, вздымал руки к небу и прикладывал руки к груди, как умирающий. Его пантомима была более чем ясной.

– Отказываюсь, – меня затопило облегчение пополам с возмущением. Потерянная неделя, надо же! А мой потерянный год, потерянная жизнь никого не интересуют.

Отец мигом успокоился и одобрительно улыбнулся.

– Ладно, – полковник, не глядя на меня, поднял со стола перчатки, стек и папку с бумагами. Движения его были спокойными и размеренными, но мне почудилась в них угроза, и мое сердце опять дрогнуло.

– Уже уходите? – поинтересовался отец, не скрывая радости. – Может, останетесь на обед? Наша кухарка приготовила запеченного осетра.

– На обед не останусь, но ненадолго задержусь. Не хотелось бы, чтобы этот визит стал пустой тратой времени. Раз уж я здесь, полистаем ваши доходные книги, господин Вайс. Податной инспектор передал мне некоторые документы. Они содержат возмутительную информацию. Я должен ее проверить и принять меры. Надеюсь, вы сможете ответить на мои вопросы и дать нужные разъяснения. Княжеская казна несет большие потери, а махинации жителей вашего города достигли таких размахов, что руки опускаются. Хотелось бы надеяться, что вы не доставите мне огорчений. Тюрьма в вашем возрасте противопоказана.

При этих словах из отца будто всю кровь выпустили. Он побледнел до синевы, глаза выкатились из орбит, а пальцы суетливо сжали спинку кресла.

– Да-да, – пролепетал он. – Разумеется, у меня все в порядке. Нет, конечно, мы все люди и можем ошибаться… Я мог где-то что-то упустить, забыть записать… Опять же, акцизные сборы меняются так, что не уследить…

– Где ваш кабинет? – перебил его полковник. – Ведите. Не будем терять времени.

Он пошел к выходу, ни разу не взглянув на меня, а я стояла, глубоко несчастная, и смотрела в его широкую спину. Вот к чему привел мой отказ! Новый наместник не простит отцу ни малейшего упущения, малейшей неточности в бумагах. Взыщет по всей строгости. Можно считать, что я своими руками отправила отца в тюрьму.

В дверях фон Морунген задержался; отец чуть не налетел на него, и суетливо отскочил, чтобы не ткнуться носом между баронских лопаток.

– Чуть не забыл, – сказал Железный Полковник. – Велите вашей дочери держаться подальше от старого рудника в Буром Лесу. Это небезопасно и строго запрещено. Если увижу госпожу Вайс там еще раз, придется ее наказать. А этому браконьерскому отродью, ее подружке, рано или поздно я все же пропишу дюжину прутьев.

Я закрыла лицо руками. Тяжелая поступь полковника и мелкие шажки отца удалились по коридору. Хлопнула дверь кабинета, а часы в мастерской словно ожили, отмерли от испуга, и начали стучать наперебой. Но мое сердце стучало громче.