Читать книгу Записки театрального ребенка - Варвара Титова - Страница 9

Как-то раз в детском саду в понедельник воспитательница проводила среди детей опрос, кто и как провел выходные. Очередь дошла и до меня:

– Варя, скажи-ка нам, а где вы вчера были?

– На апитакля, – спокойно ответила я.

– Где, где? – переспросила удивленная воспитательница.

– На апитакля, – повторила я.

Вечером, когда за мной пришла мама, ей навстречу вышли две воспитательницы и с каким-то странным заговорщическим видом спросили:

– А где вы вчера были?

Мама недоуменно хлопала ресницами, не понимая суть подвоха.

– Так, все-таки, где вы вчера были? – не отступали воспитательницы.

– Ну, где, где, – размышляла мама, вспоминая вчерашний день. – Да как обычно, на спектакле.

– Ах, вот оно что, – расхохотались воспитательницы, – А мы тут весь день голову ломаем, что же такое «апитакля».

Я как-то быстро усвоила правила поведения в театре. Шуметь и кричать нельзя, а также бегать и прыгать, когда идет репетиция или спектакль. Если возникало желание подвигаться, это можно было сделать в дальнем от зала фойе. Но как-то такого желания у меня не возникало. Я четко понимала, что театр – дело серьезное и требует строжайшей дисциплины.

Меня за это уважали и разрешали то, что было не позволено другим театральным детям. Например, я могла сидеть за кулисами во время спектакля. Иногда, актеры, выбегая со сцены, начинали восторженно меня тискать и трясти.

– Варька, ух, Варька!

Я с суровым видом шепотом делала им замечания:

– Тсс, дядя Юва, тссс, дядя Силежа, апитакль идет!

Лет до четырех с половиной я упорно не выговаривала букву «р». Причем мама и другие актеры постоянно с напускной серьезностью меня спрашивали:

– Варвара, когда ты начнешь говорить букву «р»?

Я поднимала вверх глаза, раздумывала пару-тройку секунд и очень честно отвечала:

– Завтла!

Иногда во время спектакля я заходила в зрительный зал, тихонько шла по проходу, отжимала откидное сиденье, садилась и смотрела. Зрители, сидящие, по соседству, удивленно на меня косились, но ничего не говорили. Когда мне это надоедало, я так же тихо вставала и уходила. Так как ростом я была ниже спинок кресел, никто этого практически не замечал.

Но чаще всего, я просто играла в гримуборной. Перед театром, мы с мамой постоянно заходили в «Детский мир», где она мне покупала какую-нибудь новую недорогую игрушку. И я ею весь вечер или день, когда были репетиции, занималась. Так же с собой мы всегда брали альбом и цветные карандаши.

Однажды моя игрушка даже попала в спектакль. Дело было так. Несмотря на то, что я была девочкой, и мне часто дарили куклы, играть с ними я не любила, и они благополучно пылились в комнате на шкафу. Мне нравились машинки, головоломки, занимательные игры.

Как-то раз в «Детском мире» мне очень понравился пластмассовый автомат голубого цвета. В него вставлялись батарейки и при нажатии курка он «стрелял». Вернее, издавал звук, отдаленно напоминающий автоматную очередь, и у него на дуле загоралась красная лампочка. Игрушка была не для театра. Трещать за кулисами было нельзя. Я честно пообещала маме, что в театре не сделаю из него ни одного выстрела и обещание это ни разу не нарушила. К автомату привязали веревку вместо ремня, я его повесила на шею и ходила с ним как дозорный.

На сцене репетировали спектакль по пьесе Михаила Рощина «Старый Новый Год». Мама играла девочку Лизу. Когда к ней по сцене приставал кто-то из взрослых, она выпаливала фразу: «Моё не бери, не смотри».

Посмотрев репетицию, вечером я предложила маме:

– «Моё не бели, не смотли!», бели мой автомат и стлеляй!

На другой день мама предложила режиссеру этот ход, а он его сразу же одобрил и утвердил. Можно сказать, это была моя первая режиссерская подсказка. Я очень гордилась тем, что в спектакле играет мой любимый синий автомат.