Читать книгу Оранжевая смута - Василий Варга - Страница 25

Часть первая
23

Оглавление

Кандидаты на пост президента в Америке участвуют в теледебатах незадолго до голосования. Зять Америки Вопиющенко не мог не подражать своей теще, поэтому подготовка к теледебатам началась за два месяца до их начала. Все, кто носил оранжевую куртку, участвовали в подготовке текста. Самым хорошим текстом был текст Бенедикта Тянивяму. Он состоял из нескольких предложений. «Всех русскоязычных граждан посадить за решетку. Украинский язык внедрить во все школы и государственные учреждения. Учитывая, что лидер нации – зять Америки, признать английский язык вторым государственным языком в независимой Украине. Возобновить расстрелы, вешать украинских москалей на площадях украинских городов». Писоевичу эта мысль понравилась, но Катрин погрозила пальцем и сказала, что пока рано.

Юля тоже не одобрила текст Бенедикта и с ходу предложила свой – целых три варианта. Катрин покачала головой и сказала:

– Этот лучше!

Виктор Писоевич долго крутил носом. Более радикальный вариант Бенедикта казался ему более подходящим, но замечание Катрин сыграло свою роль, и он согласился. Однако Катрин сама трудилась над своим вариантом и к вечеру предложила мужу свой текст выступления на теледебатах.

– Выучи мой текст, и ты победишь Яндиковича.

– Иди ты в баню, Катька, – стал шутить муж, – я Юлин текст уже выучил наизусть, а твой еще учить надо. Лидер нации не может трудиться над двумя текстами, ему достаточно одного. Ладно… Сделаем так. Ты еще поработай над своим вариантом и отдай мне. Я, если вдруг потеряю текст Юлии, возьму и прочитаю твой.

– Very well! – произнесла Катрин и поцеловала мужа в мочку уха.

Виктор Писоевич лег раньше обычного, видел кошмарные сны, ставшие нечеткими и бессвязными, как только он открыл глаза, понял, что в спальне никого уже нет, и устремил глаза в потолок. Там, рядом с люстрой, сгорая от большой любви, скрещивались мухи.

– Эй, Катрин, посмотри на любовную симфонию: мухи тоже живые существа, и у них, должно быть, такие же страсти, как и у нас, двуногих… мух.

Но никто не отозвался. В спальне царила мертвая тишина. Даже напольные часы и те молчали.

Сунув босые ноги в мягкие тапочки, стоявшие на ковре возле кровати, и набросив халат на обнаженные плечи, он поднялся с некоторым трудом, зевнул три раза подряд и заглянул в спальню жены.

– Ты что тут делаешь, моя Катрин?

– Текст твоего выступления на теледебатах сегодня вечером готов. Это мой третий вариант.

– Да у меня этих вариантов уже полторы сотни. Ладно, распечатай на принтере. А вот: мой народ, моя нация! Это хорошо, это любимое мое выражение. Кажется, эти выражения взяты нами из речей римских императоров. Ну вот, далее, далее, ага, я так и думал. Только тут слабо. Я хочу не только снять всех чиновников с должностей, но и предать их суду с конфискацией имущества. Пусть народ это услышит от меня. Народ злой. И репрессии по отношению к чиновникам одобрит. Режим Кучумы прогнил до основания. Их надо пересажать – всех, всех, всех. А там кормить одной фасолевой горошиной в сутки. И не давать пить. Не давать пить – самое большое наказание. Со мной в детстве так поступали родители. И если Ленин говорил: стрелять, стрелять, стрелять, то я говорю: сажать, сажать, сажать! У Бенедикта хорошая мысль – возобновить казни. Добавь и это.

– Збигнев не одобрит, поэтому сразу расстанься с этой дурной мыслью. А потом не забывай, что и ты обворовал страну на сумму в три миллиарда долларов, – съехидничала Катрин. – За что ж ты ее так ненавидишь?

– Да ты что? Как ты можешь так говорить? Откуда у тебя эти данные? Я ничего не воровал и я люблю свою страну, правда, не такую, как сейчас, где половина населения общается на русском. Но я ее переделаю. Я пересажаю…

– Давай не будем. Не переживай, я не враг тебе. К тому же, если понадобится, а это так и будет, мои друзья найдут еще три миллиарда долларов для того, чтобы ты мог прийти к власти. Но это так, к слову, на перспективу. А пока тебе предстоят дебаты. Иди, выпей кофе и в путь.

Пинзденик вскоре явился с двумя телохранителями, которые несли по два чемодана в руках. Он сразу же принялся доказывать, что все справки чрезвычайно важны и актуальны.

– Я пронумеровал каждую пачку. В чемодане на колесиках двести пачек, а во втором, без колесиков, от двухсот первой до пятьсот восемнадцатой пачки; все прошито, пронумеровано. В остальных двух фотографии да разные копии приказов вашего предшественника Кучумы.

– Зачем так много? Я не втащу это в студию.

– Вам, господин президент, и не придется тащить. Я сам потащу и даже разложу эти пачки в студии вокруг вашего столика на полу. Вам только нагнуться и поднять: там ответ на любой каверзный вопрос.

– Я думаю, эти пачки не понадобятся. Мой соперник слишком недалекий человек, чтобы задавать какие-то каверзные вопросы.

– Мы все такого же мнения, но если ваша супруга приказала, ничего не поделаешь. Все члены вашего блока дисциплинированны, знайте это, господин президент.

– Твоя машина здесь? Ты на машине приехал?

– Так точно, господин президент.

– Тогда и я с тобой поеду. Все же есть некоторое волнение перед началом дебатов. Шутка ли, на всю страну, а то и на весь мир, ведь трансляция будет передаваться через спутник, и жители любой страны смогут смотреть эти дебаты, если их можно будет именовать дебатами.

– Я буду весьма рад, господин президент: у меня джип, вы это знаете. Самая безопасная машина.

– А который час?

– Скоро семь вечера.

– Ого! Надо спешить, а то опоздаем.

Однако такое важное дело, как теледебаты, не могло пройти мимо Юли. Она примчалась запыхавшись и, не снимая верхней одежды, потребовала текст, который Писоевич уже как будто выучил наизусть. Пробежав глазами строчки на квадратной бумажке, она уставилась на своего босса глазами-буравчиками:

– Могло бы быть и лучше, но теперь уж поздно. Ты доверился своей Катрин, а она не нашенская, не знает наших традиций, нашего менталитета, нашей славянской психологии. Вот и вышел сероватый текст, а тебя будут слушать миллионы телезрителей. Ну да ладно. Если есть время, просмотри повесть Гоголя «Тарас Бульба».

– А кто такой Гоголь? Это писатель из Львова? Я насчет этих писателей плаваю. Если бы ты назвала имя Адама Смита или на худой конец Карла Маркса, я бы чего-то вспомнил. А Гоголь… а, постой-постой, это не тот, что перекрасился в москаля? Да он мне даром не нужен.

– Ну как знаешь. Я бы хотела, чтоб ты был Бульбой на теледебатах и нанес сокрушительное поражение неудачному премьеру.

– Постараюсь. А Бульба мне не нужен. За моей спиной Америка. А твой Гоголь москальский шпион, – и добавил: – И Бульба москаль.

Вскоре машина, за рулем которой сидел Пинзденик, подкатила к небольшому зданию квадратной формы, и два великих человека направились к входу, где их уже ждали режиссеры прямой трансляции. Чемоданы с пачками справок по падению экономики по вине правительства, возглавляемого Яндиковичем, выступающим теперь соперником Вопиющенко, пришлось оставить перед входом в студию. Пинзденика тоже не пустили дальше, несмотря на то, что он страшно возмутился и всем совал под нос свое депутатское удостоверение.

Тем не менее Виктор Писоевич не растерялся: он схватил два чемодана и, сопровождаемый квадратными глазами охранников, направился к студии, где должны были состояться теледебаты.

Виктор Писоевич положил чемоданы в угол, а сам подошел к указанному столику и разложил на нем свои бумажки. В этот момент открылась входная дверь и вошел человек высокого роста, крепкого телосложения, улыбающийся, самоуверенный, и протянул руку сопернику. Виктор Писоевич несколько секунд размышлял, подавать или не подавать руку своему врагу, которого он ни во что не ставил. Но рука потянулась сама, мимо его воли. Рукопожатие Виктора Федоровича было настолько крепким, что Вопиющенко даже поморщился от боли. И тут же его самоуверенность пропала. А ведущий, как назло, сказал, что все готово и ему надо начинать выступление первому.

Виктор Писоевич открыл рот и произнес:

– Э-э, ы-ы… моя нация, я победил, я уже президент…

– Прошу вас дальше, – сказал ведущий.

Эти страшные слова привели самопровозглашенного лидера нации в шоковое состояние. И только ладони, которые скользили по поверхности столика, нащупали хрустящие бумажки, которые как бы сами напрашивались на оказание помощи. И уже «избранный» президент опустил глаза и прилип как банный лист к заготовленному тексту.

– Я уже избранный, я победил в первом туре голосования. ЦИК шесть дней не объявляла результаты голосования. Шесть дней моя нация не знала, кто у нее президент. Но я знал. Каждая моя клеточка знала, что я победил. Власть воевала не со мной, а с моим народом, с моей нацией. Я уже заготовил ряд указов, согласно которым все чиновники от самого мелкого до самого крупного будут сняты со своих постов и преданы суду моей нации. Я никому не разрешу брать взятки, покупать дорогие автомобили и ремонтировать эти автомобили за казенный счет. Согласно моему указу будет создано правительство народного доверия, куда войдут и коммунисты, и социалисты, и даже сторонники моего оппонента. Спасибо.

– И вам спасибо, – сказал ведущий. – Виктор Федорович, ваша очередь.

У Яндиковича тоже были разложены бумажки на столе, но он на них не смотрел. Он поднял голову, улыбнулся и без тени смущения начал:

– Что касается внутренней политики, то я должен сказать следующее: надо сделать все, чтобы правительство работало более эффективно, потому что то, как оно работало раньше, ни в какие ворота не лезет. Мы это будем делать. Мой предшественник давал кредиты под одиннадцать процентов, а мое правительство давало эти кредиты под три процента. Вы поставили государство в зависимость от иностранного капитала. Вы продали электроэнергию иностранцам, нефтеперерабатывающие заводы тоже иностранцам. А что касается Виктора Писоевича, то у меня к вам такой вопрос: зачем вы ездили в Лондон? Куда девались деньги, которые вы там получили? Сейчас вы кричите о патриотизме, но продать страну американцам разве это патриотично? Ваше время кончилось, Виктор Писоевич. Народ не позволит вам снова сесть за руль государственного корабля, ибо вы его не туда намерены крутить. Вы Чернобыльскую АЭС закрыли, и что же?

Тут Вопиющенко оторвался от бумаг и поднял голову. Губы у него дрожали, но сказать он ничего не мог: именно его, самопровозглашенного президента, разобрали по косточкам. Но это было далеко не все. В заключительном слове Яндикович просто загнал его в угол. А пока Вопиющенко хватался за свои бумаги, как утопающий за соломинку. Но, несмотря на четко отпечатанный текст, чтение его было неуверенным и неубедительным. Пинзденик, сидя в коридоре и глядя в телевизор, грыз ногти, топал ногами и ругался матом в адрес своего кумира. А жена Вопиющенко Катрин, не отрываясь от экрана телевизора, вытирала слезы. Обида будоражила ей нервы, уже довольно подпорченные не только подругами мужа, но и постоянными переживаниями: а оправдает ли муж то колоссальное доверие, отработает ли те деньги, которые Америка выделила, сделав именно на него ставку?

«Должно быть, у него с головой не все в порядке, – утешала себя Катрин. – Кто его мог отравить? И что будет дальше?»

Юлия Болтушенко тоже сидела у экрана телевизора. Она невольно прониклась уважением к сопернику Вопиющенко, но когда он сказал, что она, Юлия Болтушенко, подруга президента и находится в международном розыске, побледнела и произнесла несколько нецензурных слов в адрес Яндиковича. Все, что он говорил дальше, стало казаться ложью и блатным жаргоном, а все, что мычал Вопиющенко, – песней.

Мудрый человек вернулся домой, как побитый. Если его прихлебатели, благодаря своей тупости и недальновидности, считали, что именно он, Виктор Писоевич, победил в теледебатах, то сам будущий президент чувствовал, что он выглядел на фоне своего оппонента бледно.

Да и Катрин встретила его хмурой улыбкой. Он уткнулся ей в грудь и засопел.

– Виноват, прости, – сказал он и схватился за голову.

– Да, ты проиграл теледебаты, а значит, проиграешь и очередной тур выборов. Этот Яндикович оказался крепким орешком, он практик, а ты просто болтун. Извини за откровенность.

– И что теперь делать?!

– Витюша, ты – мой муж, отец моих детей. Я тебе помогу стать президентом… только при одном условии…

– Каком? Я на все готов, клянусь честью, нет, клянусь матерью.

– Моя страна Америка поможет тебе взять власть. Ты станешь президентом. Но ты должен порвать с Юлией.

– Да я без нее… кто я такой? Я не победю.

– Да не сейчас. Вы пока держитесь вместе. Даже премьером ее назначь. Пусть поработает, она все завалит, это точно. Только одна из женщин хорошо руководила страной. Это Маргарет Тэтчер. А Юлия… она просто болтушка, она тебе все развалит, вот увидишь.

– Хорошо, я согласен.

– Смотри, если подведешь, я дам тебе развод и вернусь в Америку, а Америка от тебя отвернется, ты останешься ни с чем и будешь никем, ничем.

– Даю слово.

Оранжевая смута

Подняться наверх