Читать книгу Оранжевая смута - Василий Варга - Страница 8

Виктор Писоевич привез свою гражданскую жену в Киев и месяца два жил с ней в полной духовной и телесной гармонии, отойдя на какое-то время от дел, имеющих, как он полагал, важное значение для будущего украинской нации. «Однако всему, что имеет начало, приходит конец», – изрек он про себя историческую фразу.

В это утро он проснулся рано и впервые почувствовал себя зятем Америки. Катрин рядом уже не было, она ушла на кухню готовить мужу сандвич.

Заложив руки за голову и обняв ладонями затылок, он устремил глаза в потолок, куда едва доходил свет ночника, улыбнулся довольный. В эту ночь сон был крепкий, даже снов не помнил.

Теперь хорошо думалось. Мысли роем лезли в голову и требовали систематизации. Все складывалось как нельзя лучше, за исключением того, что законная жена Людмила забила тревогу во все инстанции. Президент Кучума успокаивал ее: муж жив. Он, правда, очарован другой особой, да так крепко, что он сам ничего не может с собой поделать. Кто-то из друзей Америки настаивает на том, чтобы он, Виктор Писоевич, стал зятем великой страны, и это так соблазнительно, что ни один мужчина не мог бы отказаться от такой чести.

– Придется, голубушка, согласиться на развод, – убеждал Людмилу Кучума. – Ты еще молода, красива, найдешь себе друга и заживешь с ним припеваючи.

– А куда я дену двоих детей? Нет, нет, о разводе я и слышать не хочу. Я обращусь во все газеты, на телеканалы, выступлю в прессе и расскажу, что он из себя представляет.

Этот разговор каким-то образом дошел до Виктора Писоевича, и сейчас он вспомнил о нем и его лицо, еще гладкое, румяное, как у его духовных наставников на Галичине, сморщилось.

«Придется лишить ее жизни, – пришла в голову страшная мысль, которая, однако же, взбодрила его и заставила приподнять голову. В спальне никого не было. И хорошо, потому что ему показалось, что он произнес это вслух. – Как-нибудь так, не своими руками, конечно. Есть люди, которые за небольшую плату сделают все так, что комар носа не подточит».

Как у всякого мудрого человека, мысль повернула в другую сторону.

Вчера лидер «Руха» Борис Поросюк доложил, что на западе страны его люди, руководители одной из самых популярных партий, уехали в Англию к Борису Березовско-Гнильскому, а затем отправятся в США, дабы договориться о финансировании президентской избирательной кампании. Фамилии не назывались, но Виктор Писоевич сам догадался, кто из его окружения давно напрашивался на свидание с опальным российским олигархом.

«Молодцы, побольше бы таких людей в моей вильной Украине. Хотя более надежного посредника между мной и западным миром, чем моя супруга, не найти. Значит, дела идут как нельзя лучше. Можно продолжить обучение галичанских юношей, составляющих боевые отряды – костяк оранжевой революции. Зря Кучума с Яндиковичем выпустили плакат под названием «Бывшие идут». Ну и что, что бывшие? Бывшие придут, а бывшими станут те, кто пришел раньше нас. Моя нация это прекрасно понимает, и она требует от меня великих свершений. И я готов к этим свершениям. Никуда от этого не денешься. И я иду к тебе, моя нация, мой народ. Я твой сын, а ты – мой народ. При этом я буду руководствоваться коммунистическим лозунгом: для достижения цели все средства хороши. Мою связь с руховцами не одобрят на востоке страны. Там основная часть населения симпатизирует русским, да и сами они русские. Зато запад на моей стороне. Я пригрел руховцев. И не зря. Они меня переубедили. И внушили, что я должен стать отцом украинской нации, которая никогда больше не воссоединится с москалями. А это будет по достоинству оценено населением западной части Украины. Мне лишь бы победить на выборах. Какая разница, как я буду это делать. Деньги тут играют немаловажную роль. Помогайте, раскошеливайтесь, мои западные друзья, взамен я отдам вам Украину всю, с потрохами. Вводите сюда свои танки, стройте аэродромы, придвигайте свои войска к русским границам. У вас есть хорошее название, хорошая организация – НАТО. Вот в это НАТО мы и вступим, немедленно, как только я окажусь в кресле президента».

В это время Катрин просунула голову в приоткрытую дверь, но Виктор Писоевич плотно сжал веки, притворился спящим. Ему надо было еще обдумать некоторые вопросы. Катя ушла, неслышно придавив дверное полотно.

«Она молодец. Настоящая американка, не то что эта клуша, моя жена. После развода я ей всучу пять тысяч долларов. Разве этого мало?» – Его мысли тут же перескочили на Катрин. В памяти возникли гостиница «Киев», где они познакомились…

Дверь снова открылась, теперь уже полностью, Катрин вошла решительно и схватилась за край одеяла, дабы разбудить мужа, великого человека, который волею судьбы не принадлежит себе.

– Дорогой, иди, перекусишь, – попросила она.

Виктор Писоевич спустил ноги на ковер, медленно повернул голову и, увидев стрелку на часах на цифре девять, тут же вскочил как ужаленный.

– О, Боже! – воскликнул он. – Я уже опаздываю. Почему ты не разбудила меня раньше? Через десять минут за мной приедут.

– Как я могла? Я была бесконечно рада, что ты, наконец, лежишь в кровати, не ворочаясь, и даже похрапываешь. Тебе нужен отдых как никому. А сон, глубокий сон – бальзам для организма. Ты можешь полностью разрушить нервную систему – как же ты, больной, будешь управлять великой страной? Я бы на твоем месте весь воскресный день отдала полному отдыху. Я даже не претендую на совместную прогулку, не хнычу, что ты, после двух месяцев, пролетевших, как сонное видение, оставляешь меня одну в своем дворце. Я тут никого не знаю и даже языка не знаю и могу только мычать в присутствии твоих служанок. Другая бы на моем месте подумала, подумала и завела себе любовника, а я… верна, несмотря ни на что. Жаль, что жен президентов не коронуют, а это было бы пусть небольшой, но все же наградой за те неудобства, если не сказать страдания, которые мы испытываем со знаменитыми мужьями.

– Я не уверен, буду ли я президентом, но если стану им, издам указ о коронации жен президентов, как только приму присягу, – произнес Вопиющенко, открывая входную дверь и ступая на площадку. – А преподавателей украинского языка я тебе пришлю сегодня же. Изучай язык своего мужа, он ничуть не хуже английского.

– Дай я тебя хоть поцелую, – сказала жена. Но он хлопнул дверью и стал быстро спускаться по боковой лестнице, не дожидаясь, когда придет лифт.

«Если бы я знала, что меня ждет такая участь, ни за что не согласилась бы поехать в эту страну. И вообще, у жен знаменитых мужей незавидная судьба. Лучше проще, да лучше. Простой парень всегда бы держался моей юбки, он принадлежал бы только мне, а этот принадлежит всем, кроме меня. Вон Клинтон изменял своей супруге с Моникой, а потом она его еще и опозорила на весь мир, пустая, ничтожная натура: честь и совесть продала за деньги, сочинила трактат о своих взаимоотношениях с президентом. Не исключено, что такая же Моника найдется и на Украине, и не одна. Что я тогда буду делать? Как появлюсь на глаза родителям?»

Ахнув, она бросилась на балкон и увидела у подъезда несколько иномарок, в том числе и машину мужа, а также целую толпу молодых людей, членов штаба избирательной кампании, среди которых была и одна довольно симпатичная девица, гораздо моложе, чем она, супруга. Эта дама стояла рядом с ее мужем, явно строила ему глазки. И этим дело не кончилось. Она взяла его под руку, отвела в сторону, что-то шептала ему на ухо, а потом, когда он стал кивать головой в знак согласия, обвила его ручками вокруг шеи и дважды поцеловала в щеку.

Виктор Писоевич был настолько поглощен этой встречей, что даже не поднял голову, дабы увидеть свою супругу, пусть и не ответил на поцелуй дамы, стеснялся членов штаба избирательной кампании, а повернулся к своей машине, открыл заднюю дверь и пропустил даму вперед.

Точно, это его любовница, подумала жена, чувствуя, как у нее поднимаются волосы на голове. Все машины, кажись, их было пять, рванули одновременно, столбы пыли слились в единый столб, а этот столб достиг балкона и стал накрывать ее пышные, аккуратно уложенные волосы.

Вскоре раздался звонок в дверь. Это был знакомый двойной звонок старшего сына Виктора Писоевича от первого брака Андрея. Он стоял перед глазком в ожидании, что откроют дверь, но мачеха не торопилась: ей не хотелось предстать перед ним в озабоченном виде. Он точно спросит, что произошло и почему папы нет дома, а она, что она скажет?

Сказать, расплываясь в улыбке, что он уехал на важную встречу сегодня, в воскресенье, будет неправдоподобно, а сказать то, что она думает о поведении мужа, она не решалась. Надо было проверить самое себя.

Но звонок повторился. Он был более длинный и настойчивый.

– Андрюша, входи, – произнесла она, снимая защелку и поворачивая ключ в двери.

Андрей вошел мрачный, молчаливый, скупо поздоровался, снял верхнюю одежду и только потом зашел на кухню, где уже дымился кофейник и красовался торт, приобретенный в магазине еще вчера.

– Папа что, не ночевал дома? – спросил он таким тоном, будто мачеха во всем виновата.

– Ночевал, а где он должен ночевать? Сейчас самый разгар выборной кампании, будь она неладна, как говорят у вас на Украине.

– Терпите. Этого требуют интересы государства. Моя мать была согласна терпеть все, да она и терпела, как могла. И если бы не появились вы, мы, его дети, не были бы наполовину сиротами, – сказал Андрей, глядя на мачеху осуждающим взглядом.

– В этом не я виновата. Ты лучше поговори на эту тему со своей мамой и отцом, когда его встретишь.

– Отец только улыбается или морщится, а мать пожимает плечами да умывается слезами. Но чаще она винит вас: вы знали, что у него семья, и, тем не менее, заманили его в свои сети… легли с ним в постель. Вы показались ему лучше мамы, не так ли?

– Когда вырастешь и женишься, с тобой может произойти то же самое. Тогда и сможешь найти ответ на свой сегодняшний вопрос. А пока потерпи. Попей кофе, а я пойду выпишу тебе чек на тысячу долларов.

– Спасибо, не надо. Я переживаю за маму. Если с ней что-то произойдет, вы будете в этом виноваты.

– А что может произойти?

– Как что? Ее могут прикокошить, она сама может наложить на себя руки. Ее могут отравить, затем как будто лечить в какой-нибудь больнице до тех пор, пока она там не отдаст концы.

Катрин вздохнула и ушла в другую комнату. Она выписала чек на пять тысяч долларов, вернулась на кухню, где Андрей уплетал бутерброд с икрой, и положила чек на стол.

– Негусто, – промолвил Андрей, пряча чек в карман.