Читать книгу Pink Project - Vega Nova - Страница 15

Тереза стояла на остановке и нервно курила. Солнце было высоко. Обеденное время. Автобуса долго не было, изредка проезжала пара-тройка ленивых автомобилей. Пока она уповала на свое горе, город жил своей обыкновенной жизнью. Кто-то нес покупки из супермаркета, кто-то гулял с собакой, пинал тяжелый рюкзак по дороге из школы, разговаривал за рулем.

Люди проживали каждое свое мгновение как обычно. Для кого-то события были радостными – кто-то родился, кто-то получил долгожданную игрушку, кому-то сделали предложение, кто-то провернул выгодную сделку, кто-то впервые поцеловался. Целый мир состоял из миллионов историй, которые пестрили в огромном жизненном круговороте. Как краски на палитре художника, каждая история имела свой цвет. Но сливаясь воедино, как и краски, так и жизни каждого, на палитре оставался коричнево-бурый и совсем непривлекательный цвет. Нет, картина не была похожа на цветовую абстракцию, картина напоминала скорее пустой фон. Ничего не обозначающий, ни к чему не возвышающий, неживой и на что не вдохновляющий цвет лежал ровным тоном, плотным слоем на полотне жизни. Возможно, под огромным микроскопом было вполне реально распознать в отдельном миллиметре чью-то радость, чье-то достижение или гордость, доброту или жестокость. Но на расстоянии вытянутой руки картина жизни была тривиально безжизненна, пуста и нейтральна. Ее глубина и масштабность превосходила в десятки миллионов раз глубину всех обыденных земных переживаний, и смысл любых эмоций просто терялся по сравнению с ее смыслом. Эта картина наполняла каждого из носителей цвета собственным смыслом, но не принимала всеобщего стадного смысла. Она существовала отдельно от своих цветов и их носителей, в то время как цвета были ее собственностью.

Автобус приехал. Усаживаясь удобнее на свободное место, Тереза обратила внимание на соседского мальчугана, бодро шагающего по тротуару со своей собакой. Полгода назад задорного щенка с черно-белой мордахой задавил автомобиль. Мальчик очень печалился. И очевидно родители предельно постарались и нашли практически такого же щенка. Мальчуган проходил мимо окна автобуса и пытался вырвать из пасти собаки игрушку, он смеялся, а в глазах читалась искренняя радость – неподдельное счастье… Сердце Терезы надрывалось, но губы подернулись в улыбке.

Она подумала о смерти. Об образе смерти в представлении множества людей. Об образе в комиксах, соцсетях – длинный черный плащ, капюшон, череп с пустыми черными дырками для глаз. Кто придумал этот стереотип, навязал этот образ? Смерть – это пустота, это не существо, не событие, не трансформация, не переход на другой уровень… Это опустошение. Это пустой ты. Это не способный больше ни на что, обессиленный и безжизненный ты, который больше ничего не изменит ни в своей, ни в чужой жизни. Смерть – это надежды, которые прекратили тлеть, это вера, которая угасла, это любовь, которая стала безразличием. Многие ведь давно мертвы с бьющимся сердцем. Люди ходят на двух ногах и создают в себе среду радости и покоя, любви и ненависти. А на самом деле это не чувства и не эмоции, всего лишь лицемерный налет и дань обществу. Свадьба – все так рады и я тоже. Даже если оказался здесь случайно, даже если не знаком с гостями и молодоженами. Похороны – все плачут и я тоже. Даже если я черствый изнутри, даже если больное сердце, даже если умер злейший враг – злорадствовать ведь нельзя, нужно показывать только те эмоции, которые соответствуют случаю.

Тереза вспомнила, как Чарльз разбудил ее однажды ночью, схватил на руки и вынес на крышу. Луны не было видно за крышами, но вот звезды над головой рисовали четкую полосу Млечного пути. Она пришла в восторг, зрелище было шикарное, эмоции распирали изнутри, романтика захватила ее, она кружилась и пританцовывала. Но вот Чарльз просто отошел в сторону и прислонился к ржавой лестнице. Он опустил голову, он не радовался, он подарил ей возможность увидеть такую красоту, но вот теперь просто удалялся во мрак. Она остановилась и подошла к нему, спросила, разве не чудесно здесь, что не так, ведь он сам ее сюда привел. Он ответил, что она ничего не понимает. Настроение было испорчено, и Тереза чувствовала, что Чарльз на грани нервного срыва. Его состояние души, настроение, эмоции никак не вписывались в общую атмосферу чудес и романтики. Тереза была в замешательстве. Он не соответствовал ее ожиданиям. Его реакция не соответствовала ее представлениям о столь дивном моменте.

– Чарльз, милый, только что все было хорошо. Что испортило тебе настроение? Что произошло?

– Пойми, что это все ни тебе, ни мне не принадлежит. И пока ты жива, ты всего лишь смотришь на обложку этого мира. Читаешь заголовки и поступаешь так, как поступали миллионы людей для тебя. Ты никто. И я никто.

– Прошу давай не будем сейчас…

– Нет! Ведь глупо радоваться прекрасному моменту. У тебя ведь трагедия! Ты никто! У тебя есть семья? Или это просто люди, которые по стечению обстоятельств, по какому-то мнимому нелогичному принципу совершенно случайно дали тебе жизнь? А если бы твои родители избавились от тебя до рождения? Тебя бы не было. Ты бы не повторилась! Понимаешь? Ты случайный набор хромосом! Ты всего лишь случайный код, шифр, набор! И это случайность, что ты живешь здесь, случайность, что мы встретились, случайность, что любим. Если бы ты жила в другом полушарии, ты бы всю жизнь никого не любила? Ты бы всю жизнь ждала встречи со мной? Ты была бы одна? Или полюбила бы другого? Была бы счастлива с ним, так же, как и со мной? Любовь – это принужденная, навязанная обществом необходимость. Это извращенная форма эгоизма.

Чарльз перевел дыхание.

Тереза плакала.

– Ты была жила по-другому. Жила другой жизнью. И мы не родственные души. И это не чудо любви. Мы просто две случайных комбинации хромосом. Мы живем как бактерии, нам нужно размножаться, чтобы выжить и мы придумали любовь! Надо же! Любовь беречь, ценить, любовь ставить на пьедестал! Да не существует никакой любви. Существует только одно. Я могу с ним продлить род. Я могу пахать всю жизнь на своих детей. Я могу построить своему потомству дом. А как же вера спросишь ты? Тибетские монахи, вознесенные и не скованные материальным телом и миром? Это всего лишь наш самообман. Наш мозг как битое зеркало, понимаешь? Это злая шутка с нами! Зеркало разбито по всей голове, на мелкие и крупные осколки. Смотришь в один крупный кусок, а в мелких – искаженные отголоски. Исковерканное изображение тысячами осколков, как неприкаянное эхо, летит и отражается во всех ракурсах и возвращается обратно. Только уже искореженное. И приносит нам наш же бред – да да! – мы же не можем выйти за рамки нашей фантазии, знаний, основанных на опыте, поэтому мы получаем наше же восприятие, но как нам кажется возвышенное! Нам кажется, что мы приблизились к Богу, нам кажется, что мы постигли истины, что открыли в себе духовные и сакральные просторы. А мы всего лишь…

Чарльз смеялся. Тер воспаленные красные глаза, тремор век и рук изводил его.

– Мы всего лишь боимся вымереть. Мы инкубатор для себя подобных. Мы боимся смерти. Мы боимся уходить и цепляемся за жизнь. Знаешь, что для нас важно? Смерть. Мы все умрем. Очень скоро. Потому что мы никто. Пыль. А знаешь, что вечно? Знаешь, что является действительно стабильным явлением? Что является постоянной величиной? Что имеет смысл, цель и важность? И что приносит нам смерть, как обнуление наших никчемных жизней? Время… А мы даже не понимаем что это и зачем. Мы его тратим, хоть оно не наше. У времени есть мы, но у нас его нет. У нас ничего нет. И когда приходит время уходить, мы хотим еще немного времени. Но зачем? Еще чуток потратить и прожечь, еще не все, еще надо закончить бесцельные дела? Зачем? Зачем мы здесь? Сколько времени мы уже здесь? Сколько кругов? В скольких реальностях? Как выглядит время? Это цепочка? А может быть, я живу в пятнадцати реальностях и в одной из них я только что сеганул с крыши? И в ней я умираю. А в этой живу. И в той у меня другая жизнь, а в этой я помню только эту конкретную жизнь?

– Чарльз, хватит, детка, пойдем спать.

Тереза подошла к нему поближе, но он отступил назад.

– Ну, хватит, Чарльз, у тебя навязчивая идея. Нужно идти в дом, становиться холодно, ты весь продрог.

Он молчал. Тереза хотела взять его за руку, но он резко отдернул руку и прижал к губам. Он смотрел ей прямо в глаза. Его глаза были особенно голубыми под сиянием звезд. Он отвел взгляд, и, сделав еще пару шагов назад, оказался на самом краю крыши, держась за хлипкую ограду.

Тереза завопила:

– Чарльз, отойди немедленно! Ты что творишь?!

Она дернулась к нему всем телом, но движением руки он дал ей понять, что этого делать не стоит, а потом вкрадчиво и тихо заговорил:

– Стой на месте. Чему ты радовалась сегодня, когда я принес тебя сюда? Ты никто, ты ничего не значишь, ты ничего не изменишь, ни на что не влияешь. Так чему ты радовалась, если должна была расстроиться? Звездам? Ты радовалась звездам? У тебя действительно трагедия, ты рождена на бесцельное существование и ловишь кайф от жизни при виде звезд? Ты, как и все. Ты пустая. У тебя нет лица. И когда придет время, ты будешь ждать череп в капюшоне, а на самом деле увидишь себя. Увидишь свои глаза. Увидишь себя, как ты есть на самом деле. Ты будешь разочарована.

Он просто перегнулся через ограду. Секунда дела. Тереза не успела понять, что это произошло. Его не стало на этой крыше уже за одну секунду. Она кинулась в его сторону. Он лежал шестью этажами ниже на асфальте.

А пятью этажами выше в одночасье забили все собранные Чарльзом за год часы. Было ровно три.