Читать книгу У нас опять ничего не случилось, мистер Гиммик! - Вера Голицына - Страница 4

Мой самый длинный приступ боли случился в январе 2015 года. Был час ночи первого января. Мы с Катей открыли все подарки, поболтали по скайпу с моей мамой и сестрой. Я помогла Соне улечься. Прикрыла дверь в ее комнату и почувствовала, как меня накрывает озноб. За ознобом пришла боль. Она поднималась от кончиков пальцев на ногах все выше и выше. Интенсивность боли постоянно нарастала в течение следующих 6 дней. Но я продолжала ходить, встречаться с людьми, обсуждать проекты и как-то работать.

Я могу очень точно описать эту боль. Представьте, что вы случайно не заметили небольшую ямку на дороге, ступили и подвернули ногу. Скорее всего, вы вскрикнете, потому что боль эта действительно очень неприятная и резкая. Через пару минут она затухает. Какое-то время вы еще прихрамываете, потому что ноге все еще больно. Но, если ничего не повреждено, через пару часов вы, скорее всего, забудете об этом инциденте.

А теперь представьте, что эта боль «светится» в каждом вашем суставе от пальцев ног до плечей. Представьте, что она не проходит час, два, три, держится пару дней или даже целую неделю. Иногда она чуть затухает, как будто прошло минут 20 после того как нога подвернулась…

И вот в такой боли я жила год с небольшим, с кратковременными перерывами.

Во время приступов я чувствовала всю анатомию моих суставов. Я не медик и иногда было забавно ощущать маленький суставчик там, где я и не предполагала его существование: где-то в глубине руки или плеча.

1 января 2015 года началось что-то очень страшное. Месяц до этого я жила почти без боли, когда отказалась от метатрексата (он мне не подошел, но врачу в поликлинике не хотелось это признавать, я перестала к ней ходить, а потом перестала пить метатрексат). Я знаю, почему произошло именно так. Соединились сразу несколько страхов. В ноябре я уволилась с работы и пока не могла найти ничего нового, и с фрилансом дела шли так себе. А 30 декабря я сделала пункцию щитовидной железы в… Республиканском Онкологическом Диспансере. Было страшно из-за всего сразу: я не смогу прокормить себя и Катю, у меня могут найти онкологию, боль вернется, я стану инвалидом, и придется уйти в родительскую квартиру, где мне тесно и душно. Страшнее всего были мысли об онкологии. Но узнать результаты анализов раньше, чем закончатся новогодние каникулы, было невозможно.

И вот сразу после Нового Года всё это взорвалось. Меня сковало болью, и чем больше была эта боль, тем сильнее были все эти страхи. Я не могла уговорить себя не думать, заняться делом и найти выход из создавшейся ситуации.

Боль и страх скручивали меня. Им на подмогу явилась древняя часть моего мозга. Она отвечала за самосохранение, еще когда люди жили в пещерах. Этот кусок воды с белком ухватил боль, мои страхи и стал истошно орать: «Беги! Беги! Опасность! Нападают!». Она (древняя часть моего мозга) пыталась защитить меня и не давала спать больше 2 часов. Я засыпала только окончательно измотавшись. А еще через 2 часа, когда боль чуть усиливалась, меня уже поднимали криками: «Опасность! Все пропало!».

Но я продолжала что-то делать. Ходить (ползать) в гости и встречаться с людьми. Последние 3 дня перед православным рождеством я спала, дай бог, чтобы 10 часов за все дни. 6 января мы вернулись с Катей из гостей, я уложила ее и легла сама. Но, вместо сна, я погрузилась в ад.

– Ты не умираешь! Тебе просто очень больно! Вызови «Скорую», – орал и метался внутри мистер Гиммик. – А давайте позвоним маме и шагнем с балкона. Она заберет с утра Катю. Что-нибудь объяснит ей, – предлагала Крайне Измотанная Вера.

Ей было все равно – шагнуть с 9 этажа или получить укол обезболивающего. Для нее главное было избавиться от боли. Прямо сейчас.

– Молчи дура! – орал Гиммик. – Здесь 5 этаж, деревья и кусты внизу. Можно не избавиться от боли, но отлично себя изуродовать. – Не, не хочу изуродовать. Это больно. Давайте «Скорую». Они что-нибудь вколят… – Да, «Скорую» вызывай! Сейчас, – продолжал орать Гиммик.

Чтобы вызвать «Скорую», нужно было продрать глаза, перевернуться на бок и взять в руки телефон. И я даже не знаю, что было невыносимей. Просто взять телефон в руки было больно, а держать его так в течение нескольких минут – адская пытка. Простынка, которой я была укрыта, казалась бетонной плитой, когда я пыталась ее поправить. А, чтобы перевернуться на другой бок, требовалось огромное усилие воли. Гигантское усилие. Мне проще было заплакать. Но я очень боялась напугать дочь.

– Я не буду вызывать Скорую, – вступила в спор моя Вера с Дипломом, она любила спорить с Гиммиком и почти всегда побеждала. – Во-первых, я не знаю, что они сделают, когда увидят дочь. Я боюсь, что меня упекут в больницу, а ее увезут куда-нибудь. И бог знает, что с ней может приключиться.

– Отправь Катю к маме с братом! – бесился Гиммик. – Я им не доверяю. Мама будет нервничать и орать на всех по поводу и без повода. Я не хочу. Я не могу находиться в их доме больше 5 минут. Там в воздухе разлита агрессия. – Ты преувеличиваешь, – Гиммик уже скрипел зубами от гнева. – Твоя боль сейчас больше, чем агрессия, которую ты почувствовала в воздухе.

– Короче, иди в пень! Я даже не знаю, что сказать этой Скорой, чтобы она приехала. «Тетенька! Мне больно!». «Ну, потерпите. Вызовите врача утром», – скажет тетенька. «У меня артрит. Мне больно!» – «А, так это не смертельно. Примите что-нибудь противовоспалительное. У вас Найз есть? Или Ибупрофен?». А я уже наполовину состою из Найза и Ибупрофена. Все это не поможет. Ты же знаешь! Гиммик! Я не хочу объяснять Скорой, что мне больно так, что хочется умереть. У нас же ничего страшного не происходит. Это просто артрит.

– Ну… Подозрения на онкологию. Вроде, у тебя были такие подозрения. – Да иди ты нахуй!!! Давай! Они меня сразу упекут в свои невероятные палати с неземным запахом на все оставшиеся праздники. «Наблюдать» будут. А потом придет доктор, покачает головой и пропишет йодомарин, пока не разберется, что за нах. Я в «Скорую» звонить не буду!

И тут начала реветь принцесса:

– Мне больно. Я умру? Я же умираю. Мне так больно.

– Нет-нет, дорогая, ты что. Никто не умирает, – зашептал Гиммик. – это просто боль. Очень сильная, но просто боль. Надо найти способ избавиться от нее.

Я делаю усилие воли и вылезаю из-под бетонной плиты (то есть простынки). Очень хочется есть. Волочусь на кухню. Что-то ем. В тишине слышно, как я дышу и чмокаю губами. Я чувствую себя, как мраморная статуя, которую вдруг оживили. Передвигаюсь через силу. Но все же двигаюсь. Балаган внутри меня успокаивается. Гиммик начинает рассуждать:

– Надо как-то расслабить тело. Хоть чуть-чуть. У тебя же мышцы зажаты уже который день. Они усиливают боль.

– Отличная идея! Но я не могу этого сделать. Мне нужно отдохнуть. Но, как только я начинаю засыпать, эта древняя сирена начинает выть.

– Мммм… – протянул Гиммик, – Ну она такая, да. Она видит боль и реальные для нее страхи. Ты думаешь, что на тебя нападает болезнь, а она думает, что на тебя нападают хищники. Ей надо, чтобы ты немедленно ушла из опасного места. А ты, как дурочка, зависаешь здесь…

– Я пробовала принимать мелатонин. Помогает, но ненадолго. Я могу спать не 2, а 3 часа подряд. Но потом начинается все то же самое.

– Надо попытаться отвлечь эту сигнализацию.

– Как?

– Если ты перестанешь думать о смерти и бояться смерти, она перестанет видеть хищных зверей вокруг и немного успокоится.

– Мне кажется, я уже не контролирую то, что происходит. Я не могу остановить этот поток мыслей. Я не могу соскочить с мыслей о смерти. Мне больно, у меня холодные ноги. И… я просто не могу. Я устала. – Я вижу, что ты устала… Вспомни, что тебя подбадривало последнее время.

– Я недавно увидела отрывок из «Доктора Хауса». Этот эпизод меня вдохновляет.

– Чем?

– Ну… это такая квинтесенция… или метафора того, что происходит со мной сейчас. Я уже готова прыгнуть бомбочкой с пятого этажа в какой-нибудь бассейн. Пойти ва-банк, а там – будь что будет… Мне кажется, что это уже предел.

– Давай только без саморазрушений. Я и так еле держу эту бабищу, Крайне Измотанную Веру. Ей очень хочется плюхнуться с многоэтажки.

– Давай попробуем.

– Саундтрек есть у этого эпизода? – Ага. И он очень в тему. Питер Габриэл «My body is a cage»:

My body is a cage that keeps me

From dancing with the one I love

But my mind holds the key

– Это и есть ключ! Бери телефон, врубай песенку, вставляй наушники и попытайся промотать в голове эпизод из сериала. Эпизод и чувства, которые ты испытываешь, когда смотришь его.

– Надежду чувствую…

– Да, почувствуй, пожалуйста, надежду. Хватит уже про смерть.

Я вернулась в кровать с телефоном. Поставила «My body is a cage» Питера Габриэла и наконец отвлеклась от страшных мыслей. Я переключилась, и древняя часть моего мозга перестала бить тревогу, решив, что все хорошо. Она отпустила меня, позволила телу немного расслабиться и не готовиться к прыжкам. Этого было достаточно. На четвертом круге песни я почувствовала, что засыпаю.

Утром мой самый затяжной приступ закончился. Я смогла выспаться и отдохнуть. Наступил рассвет 7 января 2015 года. Спасибо мистеру Гиммику, я справилась.