Читать книгу Цветы в огне войны. Две судьбы - Виктор Булкин - Страница 15

По вечерам, в основном перед выходными днями, в бане, что находилась на малом лугу, у реки, можно было увидеть компанию, во главе которой был Окунь и Милак, иногда заезжал Давыдов. С ними были бабы лёгкого поведения, о которых недавно упоминалось, красиво разодетые, в расписных шляпах. Это Акулина и Римма, они стали завсегдатаями и разгульными шлюхами времен войны, с ними была еще и Нина Гаврилова.

Милак играл на гармошке песню: «В роще калина, темно, не видно, соловушки не поют». Девицы стали подпевать и весело шутить. Люди, проходившие мимо, осуждающе посматривали в их сторону, но эти дамы не обращали никакого внимания на людей. Полицаи несли с собой выпивку, закуску. Над баней чуть не до утра струился пар и слышался шум и веселье.

От дома деда Гриши баня была недалеко, до него доносились эти грязные гулянки, было противно и гадко на душе. Ложась спать, он приговаривал:

– За неделю наделают поганых, гадких дел, над людьми поиздеваются, а потом идут в баню и отмываются, ублажаются с проститутками. Всему свое время, все когда-то кончается… Да ладно, надо спать.

Однажды на эту тему у него был разговор с партизаном Колей. Дед Гриша рассказал ему о том, что Окунь каждую неделю устраивает веселухи с бабами и развлечениями, надоело это слышать.

Николай, долго не размышляя, предложил:

– Может, устроить им засаду, да подпалить эту баньку?

– Но все нужно продумать, немцы не простят нам, если узнают, всех расстреляют или повесят, – предостерег дед Гриша Николая.

И в эту же ночь Коля и один его друг, тоже из партизан, придя в деревню, услышали, что в бане идет крутая тусовка полицаев. В окнах мерцал свет от лампы, играла заливисто гармонь удалая, был слышен смех и веселье.

Коля и Андрей были на лыжах, они шли из отряда, мела поземка и быстро заметала их следы. Они решили попугать эту компанию в бане и наделать переполоху, подурачиться.

«Как хочется пришить их всех, прямо здесь в бане!» – воскликнул Коля, но он помнил обещание, которое дал деду, – «Нужно действовать осторожно и не подвергать местное население опасности».

Они осмотрелись. «Должна быть охрана», – подумали партизаны, – «Не может быть, чтобы они были без охраны, время-то военное». И тут они увидели человека, который вышагивал вокруг бани, в руках у него было ружье, а рядом собака. Приглядевшись, Коля признал в нем деда Сибиля:

– Вот так охранник!

По натуре, дед был трусоват, да и ленив, и, вероятно, пошел охранять не по доброй воле, заставили. Улучив момент, когда дед был к ним спиной, Коля рванулся на лыжах за дедом. Собака почувствовала чужих рядом, стала лаять, но, увидев незнакомых людей в белом одеянии, вырвала поводок из рук деда и убежала. Дед схватил берданку и закричал: «Стой, стрелять буду!» – и стал оглядываться.

Коля посмотрел ему в ЛИЦО:

– В кого ты собираешься стрелять? А ну-ка убери свое ружье, я тебе стрельну, старый хрен. У меня автомат, как видишь, если я сейчас нажму на курок, ты в момент унесешься на тот свет.

Дед Сибиль узнал Колю сразу и залепетал:

– Да я с твоим батькой…

Но Коля не дал ему договорить, времени было мало:

– Как же ты, дед, оказался в охранниках у полицаев, продался им?

– Окунь заставил меня силой, а не то, сказал, что прикончит…

Коля оборвал его:

– Ладно, дед, ты иди подальше отсюда, а мы им нервишки пощекочем, парку подбросим.

Сибиль взмолился:

– Коля, не убивай их, они ведь ублюдки, порешат потом и меня и мою семью.

– Ничего, дед, скажешь потом, что тебя прижали, что ты от испуга наложил в штаны и пошел переодевать.

Коля махнул рукой Андрею и тот прибежал к нему. Они приблизились к бане, прислушались, лилась вода, были слышны голоса и вздохи. В это время Коля поднял дуло автомата и нажал на курок. Раздалась автоматная очередь, пули выхватили щепки из крыши, послышался грохот. В бане сразу погас свет и раздался истошный женский крик, кто-то грохнулся в темноте на пол.

– Сволочи, если бы не мое обещание, я бы прикончил вас здесь, – сказал Николай, – но пока не могу, не время еще. Все будет, но в свое время.

Он махнул Андрею, что пора уходить, они быстро встали на лыжи и побежали в лес.

Дед, завидев, что партизаны скрылись, побежал к бане, на ходу пальнув из берданки в воздух. Открыл дверь в предбанник и крикнул:

– Вась, вы живы?

Окунь выскочил в преисподней одежде и, увидев деда Сибиля, заорал:

– Ну что, охранник хренов, рассказывай, кто это был с автоматом и почему ты первым не стрелял.

– Да они меня прищучили, связали руки, я не успел.

Дверь тем временем открылась и в предбанник одна за одной, вывалились девки, поправляя на ходу, застегивая юбки.

– И где же, дед, собака сторожевая? Наверное, на блядки убежала? – подковырнула деда Акулина.

– Вся в тебя, молчи, прошмандовка, – заорал Васька Окунь на Акулину.

Вышел Ми лак с Риммой:

– Да, собака такая, что даже не тявкнула, ну и охрана у нас, чуть всех не перестреляли.

– Молитесь богу, что живы остались, валите отсюда, чтобы я вас не видел здесь долго, – рявкнул разъяренный Васька Окунь.

– Что-то ты, Вася, такой грубый, неласковый стал, а сперва был обходительный. Нервишки тебе пощекотали автоматом или как? – тихим голосом пропела Рима.

Окунь встряхнул Сибиля:

– А теперь скажи, кто посмел сюда прийти и стрелять.

Дед испуганно заговорил:

– Темно, метель, ничего не видно, лица я не разглядел, да и голоса незнакомые. Сзади дуло приставили и не поворачивались лицом. Понял я одно, они не местные, не глининские ребята.

– Ладно, на, самогонки выпей и иди домой. Да, собаку мне чтоб нашел и привел ко мне, – вдогонку крикнул Окунь.

– Ладно, пошел я домой, к своей Марусе, чем с тобой самогонку хлебать, жаль, что ребята вас не пришили в бане, – приговаривал про себя дед Сибиль, довольный тем, что не сдал Колю.

После этого Окунь по-прежнему лютовал, но банные помывки, с разгульными выпивками и бабами он прекратил, видно, нервишки ему пощекотало хорошо.