Читать книгу Zona O-XА. Книга 1. Чёрная дыра - Виктор Грецкий - Страница 16

– Ну, ещё парочку самоловок поставим и шабаш, – сказал дядя Толя, втыкая очередной кол в песчаное дно бухты Серебряная.

Озеро затихало в ожидании приближающегося отдыха. Солнце уже скрылось за верхушками вековых сосен и елей, плотным частоколом обступивших водную гладь озера со всех сторон, будто говоря ему: – За нами как за каменной стеной.

Они стояли так близко от серебристой поверхности воды, что порой их мохнатые лапы нежно касались теплой глади озера, спрятавшегося в далекой тайге на краю самой неведомой и загадочной страны планеты Земля со странным названием Россия, что с венгерского можно было вполне перевести как – привет, гад.

Мелкое (а именно так называлось это озеро), даже в самую холодную летнюю погоду успевало прогреваться до температуры воды в районе сочинского побережья.

Саньку нравилось это озеро, хотя настоящие рыбаки, которые выходили из тайги, всегда неся с собой по двадцать – двадцать пять кило рыбы, считали его просто тратой времени и нервов.

Озеро было действительно мелким. Большая часть дна его была песчаной, что говорило об отсутствии там рыбного изобилия, так как кормиться рыбке, как известно, на песке особенно нечем. Немногие же глубокие места (или как здесь их называли ямы) пугали даже старожил таёжной рыбалки. Там могло случиться такое, что, напрочь, отбивало охоту у всех, даже один раз услышавших про это, не говоря уже о тех, кто самолично в этом участвовал.

В общем, озеро пользовалось еще той репутацией. Однако, дядя Толя (родной дядька Санька), несмотря на всё это, любил Мелкое. И любил он его за его песчаное мелководье и неописуемую красоту, которой было окружено это место.

Представьте себе только! Небольшая по таёжным размерам водная гладь (в диаметре всего лишь метров восемьсот) сверху, с того места, где на холме находилась избушка рыбаков и охотников, чем-то очень напоминавшая красивые девичьи груди, была со всех сторон окружена могучими столетними таёжными елями.

Благодаря им, и ещё, совсем небольшим размерам озера, его водная гладь, практически, всегда сохраняла спокойствие и как бы манила рыбака слиться с нею!

Огромные, золотистого цвета кувшинки, которыми было усеяно всё мелководье, заставляли неотрывно смотреть на себя, как бы гипнотизируя и приговаривая при этом: – А ведь ты даже можешь прикоснуться к нам, а не только смотреть издали со своего холма! Сядь же в лодку и плыви скорей сюда. Тебе будет хорошо с нами!

На поверхности озера всегда бурно протекала жизнь: шмели, оводы, слепни, мошка и комары, казалось, соревнуясь друг с другом, кто первый попадёт в рот проворному окуньку, тучами носились над водной гладью. Из воды то и дело выпрыгивала рыбёшка, ловя свою глупую пищу, или же сама, спасаясь от прожорливых травяночек, которых на Мелком было такое количество, что они свободно попадались на удочку на хорошего жирного червя, если последнего тут же не заглатывал прожорливый окунь.

Безразмерными, доходившими до самого берега, кругами означала себя крупная рыба, которая, кстати, не интересовала дядю Толю совсем, так как ещё в свой первый приход на Мелкое, послушав про это озеро рассказы, он дал себе слово – на ямах не рыбачить.

– В остальном, здесь беду ждать не откуда, – говаривал дядька, – уж больно райское место.

Вот на этом самом райском месте, в вечерний час и заканчивался очередной рыбацкий день двух неутомимых рыбаков-энтузиастов, которые ради того, чтобы посмотреть на эту красоту, готовы были шагать пешком по тайге тридцать с лишним километров, не считая ста километровой поездки на маленьком таёжном мотовозике по узкоколейной железной дороге. И того от ближайшего рабочего посёлка их отделяло полторы сотни верст, а до районного центра, где была ближайшая мало-мальски приличная больница было ещё три раза по столько.

Но в сторону лирику, вернёмся к нашим героям. Поставив последнюю самоловку, рыбаки отправились в избушку готовить ужин и отдыхать. Спать оставалось совсем немного, так как северные июньские ночи были названием риторическим. Солнце, не успев скрыться за верхушки столетних елей, тотчас же стремилось выскочить из-за них в том же самом месте, где закатилось.

Восход и закат отделяли считанные часы. А для настоящего рыбака, которыми дядя Толя и Санёк себя, несомненно, считали, было делом чести – не пропустить вечернюю и утреннюю зорьки. Потом можно было хоть весь день спать или купаться на мелководье, но зорьки – это святое.

Однако, природа и биочасы делали своё дело, и спать всегда хотелось, именно, на зорьке, особенно утренней. И особенно трудно вставал всегда дядя Толя, потому как имел привычку – хряпнуть вечерком под ушицу русской водочки за три шестьдесят две (другие алкогольные напитки он не признавал).

В избушке пришлось делать «невынужденную паузу». Котелок, который был у них и чайником и кастрюлей для приготовления ухи, оказался занят. Пришедший на отдых в их логово Борода (так звали местного грибника и рыболова, промышлявшего на Глубоком – соседнем озере) с удовольствием воспользовавшись их посудой, готовил себе из исключительно белых грибов суп.

– Ну, всё приехали, блин, теперь не жрамши придётся спать ложиться, иначе, точно на зарю промахнём, – вздохнул Санёк, глядя на вкусно пахнувший супчик Бороды и зная, что последний ни за что не предложит вместе с ним отужинать. Уж очень прижимистый был этот Борода, татарин по национальности, невесть как оказавшийся в этих местах.

Поговаривали, будто он бежал сюда из острога, долгое время скрывался, а потом после очередной оттепели его и искать-то перестали. Сейчас он уже осмелел и мог позволить себе выходить на люди. Зла он ни на кого не держал и был очень спокойным мужичком.

– Чё, котел-то наш упёр, – зло бросил Санёк, – голодными теперь, что ли, нам ложиться? Ведь не успеем после тебя, зорька уж скоро.

– Э, мальчик, однако, в будке таёжников всё общее, – протянул татарин, подмигивая дяде Толе.

– Сам ты мальчик, – опять зло бросил Саня, который смерть как не любил этого обращения, воспитывался с семи лет без отца и считал себя с седьмого класса уже состоявшимся мужиком по полной форме, что могла подтвердить учившаяся с ним вместе, до шестого класса, Люська – второгодница, которая на вопрос: – А трахалась ли ты с… всегда, гордо подняв голову, честно заявляла: – Да, девочки, это мой очередной трофей. Теперь вы уже и пана атамана Грецьяна – Таврического можете считать мужчинкой. Так Люська обзывала Саню, с момента первой с ним интимной встречи.

Он, кстати, уже в седьмом классе перегнал ее по учёбе, так как Люська осталась в шестом на третий год и в очередной раз с упорством достойным африканского носорога заявила, что школу она всё-равно ни за что не бросит, так как с первого класса испытывает величайшую тягу к знаниям. Шёл ей в ту пору уже шестнадцатый год.

– Ага, – лукаво по-азиатски щурясь, ответил, татарин, – я та, мальчик. И пусть тот, кто скажет, что я девочка, первым кинет в меня камень.

– Не кинет, а бросит, – буркнул уже не так зло Санёк. – Хреново классику знаешь.

– Э-э-э, ещё хорошо, что ва-а-а-бче знаю. Знаешь, когда последнюю книжку читал? Два год назад.

– Во-во, поэтому и чешешь постоянно по Бендеру, что читать тебе больше нечего, – хмыкнул дядя Толя.

– Э-э-э, – опять пропел Борода, – если такой умный, пачму свежий книжка не принёс Бараде?

– А кто ж тебя знает, где ты есть? – удивился дядя Толя. – Я тебя уже сто лет не видел, хотя ты всегда в пяти километрах от меня, мог бы в любой день прийти сюда к нам. Ведь знаешь же, когда мы здесь?

– Знаю, канечно, знаю, пачму не знаю, канечно знаю. Даже знаю, дарагой, что у тебя сегодня день рождений, понимаешь!

– Во, блин, точно дядь Толь! – ухмыльнулся племяш. – Забыли мы с тобой. День то уже прошёл, осталось двадцать минут, – сказал он, глянув на часы.

– Дядя Толя почему-то недовольно крякнул, покосившись на Бороду и буркнул: – Зря ты, Толик (татарина оказалось тоже Анатолием звали) это… зря, говорю, вспомнил. И выпить нет. Что за день рождения без водки. Не осталось водки, понимаешь? – Как-то странно в нос пробасил он последнее слово. – Да и не хотел я отмечать в этом году, поэтому и ушёл на озеро… – Ну, в общем, давай потом… потом как-нибудь.

– Э нет, не зря, – промычал татарин, начав ковыряться в своем безразмерном мешке. – Я может этого дня, тёзка, ждал всю жизнь. А ты потом, потом…

– А вот и джин, – и с этими словами он стал вытягивать что-то из своего мешка.

– Какой еще такой джин, – вдруг, насторожился дядя Толя.

Санёк тоже почувствовал что-то не ладное, ибо родился под знаком Рыб и покровительством Нептуна, способствующего развитию (у тех, за кем он присматривал) исключительной интуиции.

– Э-э-э деревня, – татарин, наконец, достал бутылку с прозрачной жидкостью из мешка. – Вот такой джин.

– Что это? – подозрительно спросил дядя Толя.

– Вах-х-х, вах-х-х, вах-х-х, Анатоль, нельзя быть таким подозрительным водка это, обычная водка, только американская.

– Откуда у тебя и здесь? – уже не выдержал Санёк?

– Американцы вчера прилетали, – многозначительно подняв палец вверх, сказал Борода. – Велели тебя с днём рождения поздравить и передать это, – ухмыльнулся он.

– Да, ладно, дядь Толь, – понял все Санёк. – Баба тут к нему одна ходит, я знаю. Вот, наверное, бражки ему и принесла. Бутылка-то заморская, а, глянь, какая пробка.

Пробка была действительно из-под шампанского.

– Ай-я-яй, какой внимательный мальчик, – прищурился гость. – Всё замечает, ну, настоящий разведчик.

Внутри у Сани что-то тревожно ёкнуло, он понял, что приход татарина к ним совсем не случайность, а какая-то непредвиденная ни им, ни его дядей закономерность в этой цепи событий последних дней, над которой он так ещё и не успел пока, как следует, подумать.

Дядя Толя одобрительно заулыбался: – Ну, разве что бражка, тогда другое дело.

Другое дело продолжалось почти сутки до пятницы тринадцатого июня, потому как мешок у Бороды был действительно большой. А на озере за это время произошло такое, что научило всех его обитателей хранить обет молчания всю оставшуюся жизнь.