Читать книгу Жернова. 1918-1953. Книга восьмая. Вторжение - Виктор Мануйлов - Страница 24

Еще не рассвело, когда Восьмой мехкорпус стал разворачиваться в четыре колонны. На левом фланге вперед двинулся полк подполковника Трегубова. Разведки все не было. Но издалека вечером слышались выстрелы пушек и трескотня пулеметов. Потом все стихло. Ничего хорошего эта стрельба и последовавшая за ней тишина не предвещали. Затем взлетели вверх, но совсем невысоко, три ракеты: две красные, одна зеленая. И еще раз. Но сколько подполковник ни ждал, никто от разведроты так и не прибыл. Не может быть, чтобы вся рота погибла. Просто не может быть. Послал на разведку два танка и пять мотоциклов. Вот уж скоро утро, никого. Как корова языком слизнула. Однако ждать разведчиков времени не было, и полк двинулся по маршруту, проложенному на карте в штабе дивизии.

Танки полка катили друг за другом с интервалом в двадцать метров. Впереди шли две тридцатьчетверки, за ними восемь БТ-7. Прикрывал авангард двухбашенный Т-35 с зенитным пулеметом над одной из башен. Подполковник стоял в башне еще одной тридцатьчетверки, но уже из второй роты, а уж за ним тянулся весь полк. В том числе грузовики с пехотой и артиллерией.

Миновали одно село, за ним другое. Едва выехали за околицу, подполковник Трегубов увидел на обочине дороги броневик из разведроты. Двое ковырялись в моторе, из люка высовывался кто-то чумазый. Заметив комполка, он вытянул вперед руку с красным флажком, перегораживая движение.

– Останови, – приказал подполковник механику-водителю.

– Товарищ подполковник! – крикнул чумазый. – Разведка напоролась на танки и бронетранспортеры противника. И артиллерию. Сразу же за селом Початки. А там речка и берега болотистые. Мост деревянный, для телег только, может, еще для легких танков. На той стороне немецкая оборона. Доложил старший сержант Шишкин.

– Какая еще речка? Откуда вы ее взяли?

– На карте нету, а на местности она имеется, товарищ подполковник.

– А где командир роты?

– Ранен. Оба танка сгорели. И броневушки. Нашу вот тоже подбили. Мы поначалу отошли в сады. Ракеты давали. Там дорога, товарищ подполковник, узкая и обсажена тополями. Не развернешься. А немец с той стороны из пушек и минометов лупит. От роты почти никого не осталось…

– А наших не встречали из первого батальона? Два танка и мотовзвод…

– Никак нет, товарищ подполковник. Может, заблудились…

Сзади послышался вой сирены штабного бронеавтомобиля.

Подполковник Трегубов обернулся. К его танку подкатывала бронемашина члена Военного совета корпуса бригадного комиссара Попеля. Открылась дверца. Попель, худощавый, взъерошенный, выбрался из машины, замахал руками, будто пытаясь заглушить танковый рык, потом полез на танк Трегубова.

– В чем дело? Почему стоим? – закричал он.

– Разведка только что донесла: за селом Початки на северной стороне безымянной речки у немцев организована противотанковая оборона. Берега речки топкие, для танков не проходимые. Мостов на моем направлении нет. Требуется доразведка местности, товарищ бригадный комиссар.

– Какая к чертям собачьим доразведка! Вы срываете наступление, подполковник! Испугались? Труса празднуете? Разведка ему донесла… У страха глаза велики! Вперед! И только вперед!

– Возду-уух! – понеслось по колонне.

Вдали, над самой дорогой, показались самолеты, освещенные еще невидимым солнцем. Они шли на высоте метров пятьсот, затем начали падать вниз, в черноту, все ниже и ниже, казалось, вот-вот заденут колесами верхушки тополей. Над дорогой стали взметываться в пыли и дыму огненные кусты. Грохот разрывов и дудуканье пушек накатывались ураганом, который невозможно остановить.

Подполковник посмотрел на комиссара Попеля: тот был бледен, как мел. Но продолжал стоять на броне танка и остановившимися глазами следить за приближающимися самолетами.

– Лезьте в танк, комиссар, – крикнул подполковник Трегубов, ныряя в люк. Вслед за ним полез комиссар. Люк захлопнулся, ураган взрывов и стрельбы пронесся мимо, по броне шарахнуло осколками. Но надвигалась новая волна.

Танк стал сползать в кювет, затем, ломая фруктовые деревья, попер в сторону от дороги.

– Стой, – заорал Трегубов, обеими ногами надавив на плечи механика-водителя. – Застрелю, мать твою…!

Танк остановился.

– Разворачивайся!

Тяжелая машина развернулась на месте, встала пушкой к дороге. По всей ее длине, что мог видеть подполковник Трегубов, метались взрывы, кое-где горели машины, расползались в сторону от дороги еще неповрежденные танки и бронемашины, садили в небо башенные зенитные пулеметы.

Едва улетели самолеты, начался артиллерийский и минометный обстрел. Впечатление такое, что немцы видят колонну, следовательно, ведут прицельный огонь.

Корпусной комиссар Попель выбрался наружу, побежал к своему броневичку, петляя, падая и вновь поднимаясь.

– Все, кто меня слышит! – кричал в микрофон подполковник Трегубов, хотя знал, что услыхать его могут лишь командиры батальонов, имеющие рации. – Я четырнадцатый! Отойти в сады! Артиллерии – занять позиции для стрельбы! Корректировщиков – вперед! По одному взводу танков от каждого батальона – вперед! Пехоту – вперед! Будем стоять на месте – всех перебьют! Огонь по самолетам!

На дороге пылали яркими факелами несколько танков БТ и бронемашин. Жиденькие цепи красноармейцев спускались к речушке, с опаской поглядывая на саманные хатенки с соломенными крышами, стоящие на взгорке. Над ними черным перстом торчала колокольня. Оттуда, скорее всего, немцы корректируют огонь своих батарей.

Прикатил на мотоцикле командир артиллерийского дивизиона капитан Ершов.

– Товарищ подполковник, я приказал ставить орудия на правом фланге. На взгорке. Оттуда хороший обзор. Может, переберетесь туда? Открою огонь через десять минут. Там же организую узел связи. Судя по всему, мы тут застряли. Воля ваша, но надо сперва разобраться, с кем мы имеем дело.

– Хорошо, поехали к вам, – согласился подполковник Трегубов, подошвой сапога нажав на плечо водителя: трогай мол!

Ему нравился капитан Ершов, такой степенный и основательный. Он всегда все делал обстоятельно и не спеша, а получалось быстрее многих. В его невысокой коренастой фигуре с круглой головой, светло-русыми волосами и серо-голубыми глазами угадывалась крестьянская жилка.

Артиллерийский дивизион, состоящий из четырех гаубичных батарей, рассредоточился по опушке густого лесного массива, покрывающего невысокие холмы. Артиллеристы зарывали свои пушки, копали ровики для прислуги и снарядов, натягивали маскировочные сети.

– Их орудия расположены по краю лощины, – говорил капитан Ершов. – Их всего-то штук шесть-восемь, не больше. Но стреляют они попарно. Потом меняют позиции. В это время стреляют другие. Мои разведчики засекли их тактику. Сейчас связисты закончат протяжку линии, и начнем пристрелку. А минометчики где-то в садах. Доберемся и до них.

* * *

На всем протяжении фронта своего наступления Восьмой мехкорпус наткнулся на подготовленную оборону противника. Против нее выставили всю свою артиллерию, вызвали авиацию.

Перед фронтом полка подполковника Трегубова появилась девятка тихоходных ТБ-3 в сопровождении девятки же «ишачков». Навстречу им немецкие истребители. В воздухе закрутилась карусель. Бомбардировщики отбомбились, развернулись, поползли назад. Два из них тянули за собой дымные шлейфы. Заговорили батареи капитана Ершова.

Прикатил связной из штаба дивизии, привез приказ незамедлительно атаковать противника и, не считаясь с потерями, захватить село. Затем продолжить наступление.

Подполковник Трегубов, выматерившись, послал за начальником штаба капитаном Гавриловым.

Гаврилов, невысокого роста, жилистый, с выпуклой грудью, прочитав приказ, с недоумением воззрился на командира полка.

– Они толкают нас на самоубийство, – произнес он.

– А ты что предлагаешь? – спросил Трегубов.

– Я предлагаю под прикрытием огня артиллерии начать возводить переправу для танков. Село атаковать со стороны восточной окраины ротой пехотинцев. Наверняка мы имеем дело либо с разведкой, либо с прикрытием флангов наступающей группировки. Их задача – оседлать дорогу. Скорее всего, противник на нашем направлении и не собирается атаковать. Больших сил немцев здесь быть не может. Если, конечно, исходить из немецкой тактики, которую они испробовали в Польше и других местах…

– Пока мы построим переправу, нас с тобой поставят к стенке за неисполнение приказа! – вспылил Трегубов. – Или разбомбят. Да и снарядов у артиллеристов не хватит, чтобы прикрывать строительство переправы.

– Пусть лучше нас двоих поставят к стенке, чем мы с тобой поставим к стенке весь полк. А пока отвести танки к садам и там их замаскировать. Иначе немецкая авиация оставит от нас рожки да ножки.

– Чепуху ты городишь, Гаврилов. Если бы я тебя не знал, то решил бы, что ты… А впрочем, пусть будет по-твоему. Как говорится, черт не выдаст, свинья не съест. Тогда так: ты займись пехотой. Ты прав: роты для обходного маневра и удара по селу хватит. А я всем остальным.

Едва были отданы соответствующие приказы, как Трегубова вызвали на наблюдательный пункт дивизии. А там распоряжался все тот же член военного Совета корпуса бригадный комиссар Попель. Трегубов только начал докладывать о предполагаемых действиях своего полка, как Попель вскочил и, лапая рукой кобуру пистолета, заорал:

– Да я вас, подполковник, расстреляю сейчас собственной рукой за неисполнение приказа командования! Марш к своему полку! Немедленно атаковать всеми силами и в течение часа захватить село. Не-ме-длен-но… мать вашу так и растак! Кру-у-гом! К своему полку… бегом ма-аршшш!

Подполковник Трегубов вздернул голову, повернулся кругом и покинул НП дивизии. Его жгла обида на дивизионного комиссара Попеля, но более всего досада на своего начальника штаба: насоветовал, а отдуваться командиру полка.

Он развернул танки веером и сам повел их в атаку. Забираясь в люк «тридцатьчетверки», увидел дивизионного комиссара Попеля, выбирающегося из штабного бронеавтомобиля. А рядом с ним начальника особого отдела.

На подходе к речушке первые же машины провалились в топь и сели на днища. Только тогда немцы открыли огонь из пушек и минометов. Танки воют, разбрызгивая гусеницами жидкую грязь, все глубже погружаясь в трясину. Остальные задом полезли наверх, огрызаясь огнем из пушек.

Снова заухали гаубицы капитана Ершова.

Пришлось отойти в сады, оставив полтора десятка танков в трясине.

Налетели «юнкерсы». С воем и визгом кидались вниз, ссыпая мелкие бомбы. Снизу по ним стреляли из всего, из чего можно: из винтовок, ручных пулеметов, даже из танковых пушек. Один врезался в землю. Остальные, опорожнившись, ушли.

И тогда стали слышны выстрелы на правом фланге, – там, где яблоневые сады подступали к самому селу. Это рота, посланная в обход Гавриловым, атаковала немцев с тыла. Саперы кинулись к мосту, неся на плечах бревна от разобранного сарая. Две танкетки сумели миновать старый мост, вслед за ними пошла пехота. Третья танкетка застряла в проломе. Артиллеристам удалось сбить колокольню. Под прикрытием артогня и дымовой завесы саперы рядом с деревянным мостом наводили переправу. По ней еще несколько танков переправились на ту сторону. Ворвались в село. Немцев нет: удрали. Но не все. Захватили двоих, спрятавшихся в сарае. Допросили. Оказалось, что оборону держала одна пехотная рота, противотанковая и минометная батареи. Всего-навсего. Трегубов зубами скрипнул от досады. «Тридцатьчетверки» стальными тросами тащили из трясины застрявшие в ней танки.

Попеля нигде не было видно.

Дальше дело завертелось веселее. Дивизия перла почти до самого Луцка, сметая все на своем пути, стараясь держаться как можно ближе к противнику, чтобы затруднить работу его авиации. С немецкими танками почти не встречались. Зато то и дело натыкались на противотанковую артиллерию, подавить которую удавалось ценой огромных потерь. Но, не доходя Луцка, дивизия встала: закончилось горючее. Да и боеприпасы тоже подошли к концу: осталось по десятку снарядов на танк, по одному диску на пулемет. Но что еще хуже – дивизия осталась без пехоты и артиллерии: и те и другие в результате действия авиации противника практически лишились своего транспорта.

Подполковник Трегубов приказал слить горючее в несколько танков, с их помощью развел машины под прикрытие деревьев, приказав их закопать в землю и замаскировать, создав таким образом круговую оборону. Вскоре появились немецкие танки. Они ударили во фланг корпусу, отрезав левофланговую дивизию. Но немцы дорого заплатили за попытку нахрапом раздавить неподвижные танки. Их подпустили вплотную, буквально на пятьдесят-сто метров, чтобы бить наверняка. И только тогда открыли огонь. И как же они красиво горели, как же они метались под кинжальным огнем, пытаясь вырваться из неожиданной для них ловушки.

Увы, снарядов хватило на час боя. Подвоза никакого. Да и откуда, если все тыловые дороги блокировала немецкая авиация? Она и довершила разгром. И дивизии не стало.

Лишь немногие вырвались из огненного кольца пешим порядком, взорвав свои танки и бронемашины. Среди вырвавшихся не оказалось ни подполковника Трегубова, ни майора Павла Михайловича Ершова. Остатки полка вывел к своим начальник штаба полка капитан Гаврилов.

То же самое случилось и с другими дивизиями Восьмого мехкорпуса. Потеряв половину машин при прорыве хорошо организованной противотанковой обороны немцев, мехкорпус наконец-то схлестнулся с их танками. Эти встречные бои показали, что наши командиры не умеют маневрировать на поле боя, что каждое танковое подразделение действует в строго очерченных приказом границах, и если какое-то из них попадает в трудное положение, рассчитывать на помощь соседей не может, зачастую по причине отсутствия радиосвязи и боязни отступить от начальной установки на ведение боя. Поэтому каждый полк дрался сам по себе, артиллерия – сама по себе и часто без пехотного прикрытия. А вскоре танки встали, израсходовав горючее, встали где попало и как попало, подвергаясь беспрерывным атакам немецких самолетов. Своих же самолетов в небе видно не было.

И все же слабо организованное наступление Восьмого мехкорпуса остановило продвижение немцев на киевском направлении, заставив их бросить ему навстречу свои передовые части. И только тогда, когда от мехкорпуса не осталось ничего, подошли еще два наших мехкорпуса. И тоже с застрявшими где-то в тылу цистернами с горючим и машинами с боеприпасами. Были они, вместе взятые, значительно слабее Восьмого, но задачи перед ними ставились те же самые. И с ними повторилось то же самое, что и с Восьмым. Ценой гибели этих корпусов войскам Юго-Западного фронта удалось не только избежать окружения, но и навязать противнику встречные бои.

Жуков этими боями не командовал: он к тому времени вернулся – по вызову Сталина – в Москву.

А немцы долго не убирали русские танки, во множестве замершие вдоль дорог и среди полей, застрявшие в болотах, не отмеченных на картах. Их фотографировали хроникеры всех европейских газет и кино, мимо них бесконечным потоком двигались маршевые роты и батальоны, тыловые части, и это вселяло в многоязычную массу всеевропейского воинства уверенность, что война против большевистской России закончится быстро и каждый из них сможет получить в этих благодатных краях свой кусок земли с безропотными рабами из унтерменшей.

За пять дней боев выяснилось, что главное направление удара немцев не Украина, как предполагалось, а Москва и Ленинград. А тот факт, что начальник Генштаба своими действиями способствовал сдерживанию немецкого наступления на Юго-Западном фронте, вернул ему доверие Сталина.

Что касается жертв, принесенных для этого, так их никто и не считал.

Конец двадцать восьмой части