Читать книгу Кощеево седло. Всеслав Чародей – 3 - Виктор Некрас - Страница 15

Снегопад ударил неожиданно.

Низкие снеговые тучи безмолвно подкрались, прижимаясь к верхушкам высоких сосен, вынырнули на простор серого зимнего неба – и повалили густые крупные хлопья, застилая белым ковром по-осеннему неопрятную, какую-то съёженную и отверделую от холода землю.

Снега хотелось давно.

Природа, словно обиженная кем-то ни за что ни про что, в этом году долго дождила, хмурилась и морозила без снега. И люди уже начинали ворчать, что мол, это боги кару наслали на Ярославичей за клятвопреступление.

А что, может и так, – усмехнулся Всеслав Брячиславич, кутаясь в кожух.

Полоцкий князь (или правильнее ныне было бы сказать, былой полоцкий князь? – нет!) стоял на открытом гульбище своего берестовского терема, ещё отцом покойным строенного, и глядел на идущий снег. Первый в этом году снег. С удовольствием глядел.

Озябшая земля куталась в густое и толстое белое одеяло.

Наступала зима.

Холод настойчиво заползал под наброшенный на плечи кожух, заставляя вздрагивать, но князь не уходил. Глядел и глядел в небо, заплывшее снежной мутью.

Опускать глаз тоже не хотелось.

Да и что он там увидит, на дворе терема-то?

Воев – так то не его вои, не полочане. Киевские вои, сторожа – как бы не сбежал полоцкий чародей, не оборотился волком.

Иногда Всеслав горько жалел, что Великому Владыке не угодно было даровать своему потомку звериное обличье. И впрямь хорошо было бы…

Тогда, перед Немигой, после того, как Ярославичи вырезали и сожгли Менск, ему удалось. Ведь всю дружину оборотил волками!

Ныне – нет.

Не чувствовал в себе князь таких сил.

Хотя это и не мешало киевским воям глядеть на него с опаской и спать вполглаза – все слышали зловещие и страшноватые слухи о полоцком оборотне.

Мало ль что он ныне никого не трогает – на то и сила креста, да сила оружия. А только дай слабину, так волком перекинется и всей страже глотки перервёт. А после – поминай как звали, в кривской земле лесов столько, что на двадцать таких оборотней хватит.

Великий князь Изяслав Ярославич поступил с поверженным ворогом вроде бы и по чести, невзирая на собственное нарушение слова. Не убил Всеслава сразу, прямо там, у Орши, не посадил полонённого князя в поруб, выделил ему его же терем, родовой терем полоцких князей. Даже прислугу дал.

Правда, терем постоянно сторожило не меньше полусотни воев, так это просто разумная предосторожность. Сам Всеслав, доведись ему, поступил бы так же.

Угнетало только одно – то, что полоцкий князь до сих пор, уже после почти полугодичного заточения в загородной усадьбе, ничего не ведал о судьбе своих сыновей, тоже попавших в полон вместе с ним. Рогволода и Бориса.

Прислуга словно воды в рот набрала – полочанин несколько раз пытался заговорить с ними, но холопы только мотали головами в ответ, а в глазах их стыл страх. Словно запугали их, альбо немые были.

А может и немые – слышал Всеслав Брячиславич про такое. У ромейских базилевсов да и вообще у знати в порядке вещей было набрать слуг с отрезанными языками, чтоб не болтали лишнего. Может, и тут наловчились уже…

И в том была ещё одна причина, по которой Всеслав не мог бы бежать даже если бы у него и были силы перекинуться волком. Какое там бежать, когда не ведаешь, где твои сыновья и что с ними?

И всё же порой Всеслав даже рад был, что попал в полон именно к Изяславу. Хотя к кому ж ещё, как не к великому князю. Альбо уж так-то сказать – рад был Всеслав, что великим князем ныне сидит старший Ярославич, привыкший чтить обычаи и княжье достоинство – своё и чужое. Невестимо ещё, чем бы всё оборотилось, будь великим князем, к примеру, Всеволод.

Изяслав хочет, чтобы всё было как завели деды, как отец его завещал, чтобы порядок был и спокойно было. Хочет докняжить сколь ему судьба отвела в спокойствии, и чтобы сынов его престолами и доходами не обошли.

Святослав прям и честен как стрела, как прямой мечевой клинок. Этот готов и к потрясениям, и к спокойствию. И воевать и править он будет именно так – прямо и честно. Если доведётся ему, – тут же добавил внутри Всеслава кто-то донельзя умный.

А вот Всеволод себе на уме и непонятно чего он хочет в действительности. Переяславского князя, третьего из ныне живущих Ярославичей, Всеслав порой боялся. Книжника, молчальника – боялся. Единственного из троих.

И так ещё посмотреть – а кто ныне в этой, проигранной Всеславом войне, выиграл больше всех?

Не Всеволод ли?

Только он сумел усилиться за счёт общего страха перед полоцким оборотнем, добившись для своего пока что единственного сына престола в двенадцать лет. И какого престола!

Залесье.

Ростов.

Богатейший волжский торговый путь.

Всеслав вновь не удержался от злорадной усмешки, отнеся её к великому князю – вот должно, покусал локти Изяслав, когда сообразил.

Поёжился (мороз всё-таки его донял, да и обедать было пора) и, медленно поворотясь, ушёл с гульбища, провожаемый неприязненными взглядами воев.

Кормили Всеслава в полоне тоже неплохо – с великокняжьего стола. И ел полоцкий князь без опаски – не был в его представлении Изяслав Ярославич способен на такую подлость, чтобы отравить пленного, да ещё князя. Да и хотели бы убить – убили бы прямо там, в Орше… стоило для того везти через полстраны.

Вот и сегодня – на столе уже красовалась серебряная, деревянная и поливная посуда, тянулся тонкий дразнящий запах жареной куропатки.

Около стола безмолвно застыл мальчишка-холоп, доселе незнакомый. Вчера Всеслав ради развлечения, невеликой радости полоняника, устроил прежнему выволочку за опрокинутую тем по недосмотру чашу с медовухой, и явившийся на крики тиун (тоже глядел на полочанина с опаской!) тут же пообещал найти нового слугу. Нынешний холоп глядел безмолвно и спокойно, отрешённо как-то, словно был где-то не здесь.

Всеслав чуть заметно вздохнул – и этот таков же, хоть по виду чистый кривич. Даже рубаха вышита на кривский навычай… хотя это-то и неудивительно – ныне таких рубах по всему Киеву, после погрома-то менского… награбило христово воинство зипунов в кривской земле. И не только в Менске.

Князь сел за стол, протянул руку к кувшину с вином, но мальчишка опередил его на какое-то мгновение – кувшин словно сам оказался у него в руке, пахучая багряная струя плеснула в резную каповую чашу, пощекотала княжьи ноздри тонким запахом вина. Князь, стараясь не выказывать удивления (доселе присланные Изяславом холопы не спешили услужать пленному полочанину, ограничиваясь тем, что накрывали на стол и убирали грязную посуду), глотнул вина и подвинул куропатку ближе. На мальчишку он не глядел вовсе: велика важность – холоп великого князя. Хоть и кривич. Ныне не гнушается, так после, дня через два, нос задерёт.

И замер, пригвождённый к месту голосом холопа.

– Княже… Всеслав Брячиславич…

Мальчишка говорил негромко, но его голос громом отдался у Всеслава в ушах. Казалось, загреми средь предзимья гром – полоцкий князь не был бы так поражён.

Остолбенение прошло быстро, и Всеслав молниеносно развернулся к мальчишке.

– Ты?!..

Но холоп ещё быстрее князя вскинул палец к губам.

– Тсссс, княже.

И верно. Как бы ни была велика нынешняя радость Всеслава, а шуметь не след.

И тут только понял полоцкий князь, как он истосковался по людям – по живым людям, которые говорят, которые готовы его слышать. Ибо глядящие с ненавистью вои киевского князя и молчаливые, торопливо отворачивающиеся холопы надоели Всеславу хуже горькой редьки. А тиун, единственный, кто удостаивал пленника словами, бесстрастно цедил их сквозь зубы, ограничиваясь несколькими десятками вежливых, пристойных княжьего сана выражений – и только-то.

– Сядь, – Всеслав указал мальчишке на лавку около стола.

– Никак не возможно, княже, – мотнул головой холоп. Оглянулся на дверь и ещё понизил голос, хоть и так говорил почти что шёпотом. – А ну как кто войдёт, а я встать не успею…

И опять мальчишка был прав – войти к князю мог правда только тиун, да и тот прежде обязан был постучать… а вот возьмёт да нынче не постучит… отговорится срочным делом. Бывало такое уже пару раз, и хоть сносил после тиун под глазом могучий синяк от княжьего кулака, а всё равно глядел с холопской наглостью, которой и у хозяина его никогда не замечалось.

– Ну так хоть стань так, чтоб я тебя видел, – велел полочанин.

– Это можно, княже, – мгновенно согласился мальчишка.

– Зовут-то тебя как? – всё ещё не мог опомниться и перейти к делу князь.

– Бусом отец и мать звали, а ныне больше всё Белоголовым кличут, – охотно откликнулся мальчишка. – Ты бы ел, господине.

Есть Всеславу теперь не хотелось вовсе, но тут опять было не поспоришь – прознает тиун, что полочанин не обедал как следует, встревожится, начнёт рыть, искать – что произошло. Лишний повод для подозрений давать не стоило.

– Кривич? – спросил князь, кивая на рубаху Буса.

– Кривич, господине, – охотно подтвердил холоп. – Меня недавно тиун здешний перекупил у прежнего хозяина моего…

– Из Менска альбо деревни какой?

– Я плесковский, княже, – мотнул головой Белоголовый, сдул волосы с глаз. – Когда ты с ратью к Плескову приходил, наши мужики да с трёх соседних вёсок ещё острог разорили боярский… Ты разрешил крещёных бояр зорить.

Всеслав прекрасно про то помнил. И столь же прекрасно знал, что некрещёных бояр на Плесковщине – раз-два и обчёлся.

– А после, когда твои отступили, – мальчишка нарочно не сказал «ты отступил», чтобы даже так ничуть не унизить князя, – наместник плесковский велел вёски наши разорить. В отместку. Вот я в полон и попал… невестимо и живы ль родичи мои…

– Скорбишь на меня за то? – начал было князь – как ни крути, а виновен оказывался он.

– Нет, княже, – мотнул головой Бус. Решительно так отверг – не похоже, чтоб врал альбо льстил. – Не виню тебя, не то не стал бы ныне с тобой говорить.

Не врал Белоголовый.

– Ко мне той осенью много сбегов с Плесковщины пришло, – вспомнил Всеслав. – Может, и из твоих кто был… вот выберемся отсель – и поищешь…

Он осёкся.

Ты выберись сперва, – опять сказал внутри него кто-то ехидный.

Всеслав вздрогнул.

Он долго – слишком долго! – ждал чего-то подобного. И вот теперь на него навалилось что-то странное. Какие-то сомнения, никогда ранее ему, полоцкому князю, потомку Велеса, не свойственные.

А ну как это ловушка, и мальчишка этот подослан великим князем? И, доверясь ныне этому холопу, он собственными руками выдаст своих людей в Киеве Изяславу? Ибо люди-то были, как не быть. На мгновение Всеславу ясно вспомнился твёрдый взгляд и сухое лицо плесковского гридня Колюты, былого старшого Судислава Ольговича.

Князь закусил губу, глядя на Буса остановившимся взглядом, задержав на весу около самого рта косточку с недоглоданным мясом. А мальчишка уже глядел на Всеслава с закипающим слезами отчаянием – понял княжью трудноту.

– Ты не сомневайся, господине… – начал он, но Всеслав его перебил.

– Как называлась ваша вёска?! – спросил отрывисто, одновременно стараясь вспомнить, ЧТО рассказывал ему о сбегах тысяцкий Бронибор. Расселение сбегов было поручено тысяцкому и никому иному оно поручено быть не могло – ибо сбегов надо было наделить землёй, а земля – общая, всего кривского племени. И кто, кроме тысяцкого, главы города Полоцка, может наделить землёй в полоцкой волости?

– Славутиной, – без малейших колебаний ответил Белоголовый. – Только мой отец не в самой вёске жил, на отшибе. Неклюдом его звали.

От слов Буса повеяло чем-то смутно знакомым, но князь всё ещё боялся поверить.

– Ещё кого с той вёски назвать можешь? – замирающим голосом спросил он.

– Урюпу помню, самого Славуту-войта, Улыбу, дочку Урюпину…

Всеслав улыбнулся, и Бус оборвал слово на половине.

– Ну так и я тебя порадую, Белоголовый, – Всеслав глядел уже без настороженности. – Жив Славута-войт. И иные многие живы… за Мяделем живут, в Полоцкой волости им землю вече отвело…

– Княже… – задохнулся холоп, пожирая Всеслава преданным взглядом.

– Поможешь мне, Белоголовый? – спросил князь в лоб, решась, наконец.

– Всё, что хочешь, господине! – метнулся Бус. – Прикажи умереть, Всеславе Брячиславич!

– Ну так слушай, – Всеслав невольно глянул в сторону двери. – Умирать не понадобится. Пойдёшь на Подол…

Тиун Судила ждал Буса почти что у самой двери. Дождался, пока холоп затворит за собой дверь и больно вцепился в руку выше локтя.

– Ну?!

– Хрен гну, – грубо ответил Белоголовый и тут же скривился от боли – тиун вывернул руку за спину.

– Не крути, Белоголовый, – хрипло сказал он, брызгая слюной. – Про что князь у тебя спрашивал? Ай забыл, почто тебя к Всеславу посылали?!

– Про что спрашивал, про что спрашивал, – проворчал сквозь слёзы Бус. Ответил совершенно честно. – Спрашивал, что с землёй его сотворилось, да про сынов своих спрашивал – где они, мол? Да про княгиню свою!

– А ты что?

– А я что, князь, что ль?! – почти выкрикнул холоп. – Почём я знаю, где чего творится?!

– Поручения какие давал? – не отставал Судила.

Тошно было на душе у Буса. Князь ему доверился – ему, подосланному. Поманил Судила холопа сладкой мечтой о воле, вольную посулил, коль поможет, к оборотню полоцкому в доверие войдёт. Ибо не верили ни Судила, ни старшой сторожи берестовской, Тука-гридень, ближник великокняжий, что смирился Всеслав, и что нет у него в Киеве своих людей.

Да только вот после того, ЧТО сказал ему Всеслав Брячиславич про родных, не мог Бус предать доверившегося ему полоцкого князя.

– Никаких поручений, – ответил Белоголовый, сам искренне веря в сказанное.

Тиун несколько мгновений глядел мальчишке-холопу в глаза, словно пытаясь понять, где и в чём обманывает его этот проныра, потом толчком отшвырнул его от себя. С глухим хлопком разлетелась на куски пустая сулея из-под греческого вина.

– Иди! – всё так же хрипло сказал Судила. – Завтра опять пойдёшь к оборотню. И смотри у меня – станет какие-нибудь поручения тебе Всеслав давать – не смей отказываться!

Бус собирал с пола обломки кувшина, низко наклонив голову – не увидел бы тиун его довольную улыбку.