Читать книгу Кощеево седло. Всеслав Чародей – 3 - Виктор Некрас - Страница 8

Княгиня Бранемира Глебовна была в отчаянии. Хотя по её виду человек, который её плохо знал, ни за что бы не смог сказать ничего подобного.

Да даже и многие из тех, кто знал княгиню хорошо, не сказали бы. Вот и бояре не замечали ничего.

Внешне всё было хорошо. Княгиня была спокойна, держалась прямо и не единой слезинки не видели ни боярышни – сенные девушки, ни даже чернавки-холопки ни разу за истекший с пленения Всеслава Брячиславича месяц. Княгиня говорила с ними без небрежения, приветливо, но и с привычным княжьим отстоянием, ни в чём ни разу не нарушилась княжья порода, стать древнего рода словенских князей и волхвов. И только изредка, всего пару раз за прошедший месяц, прорывалась в голосе княгини горечь и сухость.

Но это всё было внешне.

В душе же Бранемиры Глебовны бушевал ураган.

Прошёл уже целый месяц!

Месяц!

Месяц, а про мужа ни слуху, ни духу, ни вести, ни навести (умом она понимала, что судовая рать Ярославичей всего седмицы с две как воротилась в Киев, да пока пиры приветственные да отвальные на радостях от того, что одолели-таки «ворога» – весть должна была донестись до неё на днях). И неясно, что делать, и где искать помощи против Ярославичей и воротившегося в Новгород Мстислава – тоже неясно. Ясно было только то, что Мстислав не оставит Полоцк в покое.

Бранемира закусила губу, отворотясь от опротивелого окна, в котором опять виднелось то же самое – утоптанный двор княжьего терема, высокий заплот из островерхих палей с прорезанной в нём брамой из неподъёмных дубовых стволов и водная ширь Двины за воротами.

– Госпожа княгиня! – вкрадчивый голос из-за спины показался ударом грома. Бранемира вздрогнула и оборотилась, вдруг поняв, то мало не прижалась спиной к стене, к подоконнику, словно её окликнуло какое-нибудь чудовище, вроде Змея Горыныча либо свейского Йормунганда.

– Госпожа княгиня, – повторила Вайва, теремная холопка из литвы, с тщательно скрываемым весельем косясь на госпожу. Весело тебе, сука! – подумала в ярости княгиня, но внешне по-прежнему осталась невозмутима. Вайва в последнее время изменилась, стала какой-то чрезмерно нахальной, но повода для наказания пока не давала. – Госпожа княгиня, приехал наместник…

– Кто?! – холода в голосе Бранемиры хватило бы, чтобы заморозить всю Двину в летний полдень. – Наместник?!

– Ой, прости матушка, – тут же повинилась холопка, нагло низя взгляд и поглядывая на госпожу искоса. – Я хотела сказать, посол новогородский приехал, боярин Ратибор Тужирич.

На какой-то короткий миг княгиня испытала ослепительное желание разбить об голову Вайвы стоящую на столе крынку из-под топлёного молока, так, чтобы осколки брызнули в стороны вперемешку с остатками молока, жира и пенки со стенок, чтоб кровь брызнула из разбитой головы. Так ясно вдруг представилось, что пальцы свело и пришлось пересиливать себя, чтобы не дёрнуться за крынкой к столу.

Видимо, Вайва что-то почуяла, глянула испуганно, почти даже попятилась, но княгиня совладал с собой и молча двинулась к двери. И только когда проходила мимо холопки, чуть замедлила шаг, ожгла ей щёку оплеухой. Вайва только молча склонила голову.

– И запомни, змея, – уже оборотясь от двери, сказала княгиня. – Никакого наместника в Полоцке нет, ни киевского, ни, тем более, новогородского. И никогда не будет, пока жива я и мои дети. И вообще, не пора ль тебе укоротить язык… что-то смела слишком стала.

Вайва смолчала. Держась за пылающую от оплеухи щеку, она смотрела на госпожу исподлобья и взгляд был – не понять.

Боярин Ратибор Тужирич, худощавый и высокий середович с заметной проседью в голове, усах и бороде, прошёл в гридницу, бросил по сторонам весёлый взгляд, словно ища что-либо смешное, а не найдя, насупился, поклонился княгине и уселся на приготовленное для него место на лавке рядом с высоким резным креслом. На этом кресле ранее принимал гостей князь Всеслав, а сейчас уместилась княгиня Бранемира Глебовна. Она всё ещё прерывисто дышала после сорванного на холопке гнева, хотя со стороны это было почти не заметно.

Покосилась на плесковича, сжала зубы, почувствовав, как чуть заметно шевельнулись под кожей на челюсти желваки, но внешне постаралась не показать – многовато чести будет Мстиславлю холую, чтобы полоцкая княгиня из-за него гнев показывала.

Хорошо ещё, что плескович не в княжьем терему живёт, а занял пустующий уже третий год терем полоцкого епископа Мины, а то бы давно уже вывел княгиню из себя своим вездесущим присутствием.

Ратибор всё же что-то видимо почуял, повёл глазами на княгиню, на бояр и гридней, рассевшихся на лавках в гриднице, остановил взгляд на Бранемире Глебовне, глядел несколько мгновений, ноздри раздул, но смолчал. Попробовал бы что сказать – небось уловил как на него смотрят Всеславли гридни, вмиг бы рот заткнули наглецу, осмелившемуся вякать без княгининого дозволения.

Несмеян Рыжий, подумав так, только холодно усмехнулся, и нарочно чуть пошевелился, чтобы ощутить на поясе гибельную и привычную тяжесть меча – не одного ворога довелось повалить узорным клинком, авось и ещё не одного доведётся. Встретился взглядом с понимающим взглядом воеводы Бреня, чуть опустил голову. Воевода не одобрил бы ссоры и поединка просто ради ссоры и поединка. Для дело – иное. Для дела – можно и нужно.

Но через миг все эти мысли разом вылетели у Несмеяна из головы – отворилась дверь, и в гриднице возник (иного слова не подберёшь!) коренастый муж в свите крашеного сукна, снял красноверхую шапку, выступил на середину гридницы. Пригладил бороду, оглядел сидящих на лавках.

И почти тут же новогородский посол зашевелился, вцепляясь в пришедшего взглядом. Будь он псом, у него бы сейчас шерсть на загривке дыбом поднялась, рычание было бы слышно даже в резных кленовых сенях, а то и дружинным воям на теремном крыльце.

Плесковский тысяцкий Найдён Смолятич ответил своему давнему ворогу открытым взглядом и поклонился княгине:

– Гой еси, Бранемира Глебовна!

– И тебе поздорову, Найдёне Смолятич, – ответила княгиня, чуть прищурив глаза. Она уже понимала, о чём пойдёт речь, и отчасти жалела, что разговор будет таким открытым, при Ратиборе. С другой стороны, может, этому Ратибору все дела княгини и полоцкого княжества покажутся поперёк горла, что ж теперь, ради него прятаться и скрываться в своём-то дому?! – Поведай нам, с каким делом ты приехал к нам в Полоцк?

– Милости твоей прошу, княгиня, для себя и людей своих, – прямо рубанул Найдён. – Дозволь в городе твоём поселиться!

По гриднице словно шелестящий ветерок прокатился. Многие догадывались, что так будет, а некоторые и вовсе знали, с чем плескович приехал, а только чтобы вот так, в открытую…

– Мои люди и мечом, и копьём владеть навычны, а значит, тебе пригодятся, в любых твоих делах. Возьми нас к себе на службу!

Шелест превратился в лёгкое гудение – гридни и бояре переговаривались уже вполголоса, но тут княгиня чуть шевельнула рукой, и вятшая нарочитая чадь Полоцка умолкла.

В воздухе повисло какое-то странное напряжение, словно перед грозой. Казалось, ткни пальцем прямо перед собой – и грянет молния, загрохочет гром.

– А чего ж… – спокойно, словно сомневаясь в чём-то, произнесла Бранемира Глебовна. – Почему бы и не принять добрых воев да хороших людей? Места в городе хватит на всех…

И гром грянул.

– Госпожа княгиня! – почти выкрикнул Ратибор Тужирич, вскакивая. И почти сразу же за его криком раздался многоголосый взрыв голосов – гридни и бояре вскакивали с мест, кричали, хватаясь за оружие. Несмеян и сам не заметил, как оказался посреди гридницы, рука лежала на рукояти меча, а глаза, не отрываясь, глядели на Ратибора Тужирича. Плесковский боярин побледнел, – если бы за его спиной не было лавки, то он бы сейчас пятился назад до самой стены, пока не прижался бы к ней лопатками.

Выкрик Ратибора словно пробил дыру в плотине, и долгое терпение полоцкой знати, наконец, прорвалось бурным потоком.

Бранемира Глебовна чуть прикрыла глаза, пытаясь отрешиться от царящей в гриднице безлепицы. Горло перехватило, было трудно дышать, в глазах плясали разноцветные пятна. Княгиня поняла, что ещё немного, – и она потеряет сознание. Рука словно сама по себе поднялась к горле, терзала серебряную запону у горла, теребила алую вышивку на вороте.

Внезапно она почувствовала, словно бы на шею ей легли огромные и тёплые ласковые ладони, погладили по затылку, тепло их было слышно даже сквозь плотную, шитую жемчугом и серебром кичку, грудной женский голос негромко сказал в самое ухо (как же они все его не слышат?!) что-то непонятное, но такое спокойное, что Бранемира разом взяла себя в руки. «Благодарю тебя, мати Мокоше!». Глубоко вздохнула, открыла глаза и рывком поднялась на ноги, разом, одним взглядом, охватив всю неподобь в гриднице.

Шум и крик внезапно прекратился, бояре и гридни отступили, переводя дух, и только Несмеян Рыжий остался стоять посреди гридницы, неотрывно глядя на Ратибора.

– Спокойнее, господа полоцкие, кривская чадь нарочитая, – чуть нараспев произнесла княгиня, утишая последние шумы. Вновь оглядела гридницу, спокойно села в кресло, возложила руки на подлокотники и закинула ногу на ногу, качнув в воздухе острым носком сафьянового сапожка, вышитого серым речным жемчугом. Взгляд её остановился на Несмеяне, княгиня едва заметно кивнула, разрешая говорить.

– Ты! – Несмеян порывисто шагнул к Ратибору, и плескович всё-таки попытался попятиться. Край лавки ударил его под колени, Ратибор плюхнулся на зад, но, тут же опомнясь, вскочил и сам шагнул навстречь Несмеяну, выпячивая челюсть – не годилось ему здесь и сейчас ронять честь своего князя. – Ты как смеешь прерывать госпожу?! Кто дал тебе право говорить?!

Глухой ропот вновь пронёсся за спиной Несмеяна – полочане вновь подали голос.

– Я великим князем прислан и с его голоса говорю! – процедил Ратибор, но княгиня тут же оборвала его спокойным голосом:

– Ты, Ратиборе Тужирич, прислан сюда не от великого князя, а от новогородского князя Мстислава. И ты не воображай, что наместником здесь сидишь, а то недолго ведь и путь указать.

Ратибор поворотился к княгине, глянул непримиримо:

– Ты не можешь принять в своём городе Найдёна и его людей, госпожа княгиня!

Бранемира несколько мгновений разглядывала плесковича, словно какую-то заморскую диковинку, только что выложенную перед ней агарянским альбо греческим гостем, потом едва заметным движением головы указала Несмеяну воротиться на место, и вновь сказала:

– А ты попробуй мне запретить, Ратиборе Тужирич, – в её спокойном и даже ласковом голосе вдруг явственно прорезался холод – словно стальное лёзо высунулось из мягкой шерстяной кудели. – Ты сюда для чего Мстиславом прислан? Приглядывать, не замышляю ли я чего против Ярославичей?! Вот за этим и приглядывай. А люди эти… они моему мужу присягнули, они его руку в бою держали, мне ли их не принять от мести-то вашей, от гнева Мстислава Изяславича… да и от твоего, боярин Ратибор!

– Но, госпожа… – попытался было возразить Ратибор, но его голос тут же потонул во вновь поднявшемся ропоте кривской нарочитой чади. По мнению полочан, княгиня слишком многое спускала наглому плесковичу, до сих пор не указав смахнуть ему голову в придорожную яму, волкам на поживу. Несколько мгновений Ратибор Тужирич пытался ещё что-то сказать, но понял, что не достигнет ничего. Махнул рукой и отворотился.

Встретился взглядом с Найдёном Смолятичем и на миг аж задохнулся от подступившей ненависти. И на миг пожалел, что он сейчас здесь, а не у себя в Плескове – мог бы и тысяцким стать.

Впрочем, моё от меня не уйдёт, – тут же подумал Ратибор, всё ещё меряясь взглядами с Найдёном. – Буду и тысяцким плесковским ещё, придёт время.