Читать книгу Кощеево седло. Всеслав Чародей – 3 - Виктор Некрас - Страница 6

– Да, – сказал рыжий гридень Несмеян, наливая мёд в чаши и незаметно усмехаясь тому, что было в его молодости. – Так всё и было.

– Да, – эхом повторила Божена, неотрывно глядя на текущий из жбана в чаши мёд. – Так всё и было.

Несмеян покосился на жену – Купава молча и едва заметно улыбалась. Встала из-за стола, принесла от печи тяжёлую глиняную сковороду, в которой шкварчала яичница с грудинкой, поддела её ложкой и разложила по глубоким мискам – себе, мужу и Божене. Окинула взглядом стол – всего ли в достатке. Свежие, недавно с грядки, огурцы, зелёный лук с каплями воды на перьях и белой головой, которая так и просилась с хрустом откусить, сладкое медовое печево на плетёном блюде, горка печёной репы на другом, ветряная рыба из Двины и моря, квасной запах из одного жбана и медовый – из другого. Удовлетворённо кивнула и вновь присела за стол.

Божена же, меж тем, снова подняла голову и посмотрела на Несмеяна. Он потупился.

– Так получилось, Божено… – сказал он через силу. – Да… он – там, а я – здесь. Он попал в полон, а я – бежал. Так было надо…

– Перестань, – тихо сказала Божена, ковыряя ложкой густой гороховый кисель, и Несмеян мгновенно умолк, словно ему запечатали рот. – Перестань, Несмеяне. Не надо оправдываться. Нет на тебе вины. Я всё понимаю… войские дела… княжий приказ.

Купава положила руку ей на плечо, мягко сжала.

– Может, и жив ещё, – сказала она тихо.

– Может, и жив, – вновь эхом отозвалась Божена.

– Должен быть жив! – твёрдо заявил гридень, пристукнув кулаком по столу, так, что вышитая скатерть чуть сдвинулась и сморщилась на столе, колыхнув посуду и мёд в чашах. – Его в полон взяли, а не убили! Найдём!..

– Да как найдёшь? – слабо возразила Божена. – Где? Кто найдёт?

– Я найду! – для Несмеяна в этот миг не было трудностей. – В Киев поеду, а коль надо – и в Царьград!

Божена потупилась, пряча благодарные слёзы, а Несмеян в этот миг и впрямь верил, что сможет найти друга и побратима хоть за тридевять земель. В конце-то концов, будет же княгиня Бранемира с воеводами Бронибором и Бренем хоть что-то делать для того, чтобы спасти князя или хоть облегчить его судьбу, тогда можно будет и о судьбе побратима вызнать – он всё ж таки не кто-нибудь, а сын воеводы Бреня и воспитывался вместе с князем Всеславом Брячиславичем.

Чаши они подняли разом, глотнув пряного мёда:

– Да будет так!

Простились у ворот, и Несмеян долго смотрел вслед уходящим женщинам – жена друга была с холопкой ради всякого дорожного приключая. Потом, когда они скрылись из глаз, гридень затворил ворота, несколько мгновений бессмысленно потыкался по двору туда и сюда, словно не зная, за что взяться (а за что и браться-то было? – вечер на дворе, того и гляди стемнеет), шагнул к крыльцу. И в этот самый миг в калитку постучали.

Постучали сильно, властно, словно имели право войти и без стука.

Несмеян несколько мгновений стоял у крыльца, замерев, и глядел на ворота, словно не мог понять, что происходит. Потом медленно двинулся к воротам.

Калитка отворилась сама, не дожидаясь, пока он дойдёт. Без скрипа отошло в сторону воротное полотно – в проёме калитки, опираясь плечом о верею, стоял человек.

Мужчина.

При встрече взгляд невольно первым делом цепляется за одежду, за внешний вид – не зря в народе говорят, что встречают по одёжке. Того, кто пришёл к Несмеяну сегодня, по этой народной мудрости следовало бы выгнать взашей. Он был одет в лохмотья, такие, что и глазу стыдно было остановиться – посконина, дыра на дыре, никакой вышивки альбо оберегов, опричь деревянных да костяных. Густая клочкастая борода, лохматая седая грива волос. И даже поршни на ногах – рваные, зашитые на скорую руку суровой смоляной дратвой.

Несмеян на мгновение замер, разглядывая пришедшего приблуду, а в следующий мигу узнал его (хоть и видел всего раз в жизни, и тот раз был целых четыре года тому), и, улыбаясь, шагнул навстречь.

Но его приветственный возглас пропал сам собой, едва пришедший калика качнул головой, словно останавливая Несмеяна, шагнул сквозь воротный проём и затворил калитку за собой. А потом усмехнулся:

– А вот теперь – здравствуй, Несмеяне!

– И ты здравствуй… – гридень на миг замешкался, но память поспешно подсунула на язык назвище, – здравствуй, Колюто.

– Ты очень правильно сделал, что сначала пришёл ко мне, а не куда-либо ещё, – убеждённо сказал Несмеян, отпивая пиво из чаши. – А уж соваться в княжий терем и вовсе было бы непроходимой глупостью с твоей стороны.

Они сидели в терему Несмеяна, только теперь вместо Божены за столом был Колюта, а Купава ушла во двор – ни к чему женщине вникать в мужские дела, не женское дело – война и государские дела. И чем меньше ты, женщина, знаешь об этих делах, тем лучше для тебя. Да и для дел этих – тако же.

– Не понимаю, – мотнул головой Колюта, разомлевший от тепла, сытости и медовой чаши. – Что изменилось? Разве княгиня против нашего дела?

– Княгиня Бранемира – женщина, – глубокомысленно сказал Несмеян. Помолчал мгновение, словно оценивая то, что сказал, весело фыркнул и продолжил. – И как всякая женщина, она ненавидит войну, которая может отнять у неё мужчину, детей, дом… Но она – знатная женщина! И понимает, что от одной ненависти к войне сама война никуда не денется, и от того, что она сядет в углу, зажмурится, заткнёт уши и будет говорить – я не хочу, чтобы была война… от этого война не исчезнет.

Колюта кивнул, по-прежнему ничего не понимая.

– Поэтому княгине Бранемире Глебовне некуда деваться, опричь того, чтобы помогать нам, – заключил Несмеян с кривой усмешкой. – Только мы, вои, гридни и бояре кривской земли, можем воротить ей её мужа, можем воротить князя на полоцкий престол.

– Но тогда почему? – спросил сбитый с толку Колюта.

– А почему ты не пошёл сразу на княжий двор? – внезапно спросил Несмеян.

– Ну… – озадаченно протянул калика, который, похоже, и сам толком не понимал, что именно толкнуло его прийти сначала к Несмеяну. – Не мог же я в лохмотьях – да на княжий двор…

– Ну да, – поддержал его Несмеян насмешливо. Тряхнул рыжим чупруном, отбрасывая его за ухо. – Как же… ещё что придумаешь? Ну ладно, положим, ты опасался, что на княжьем дворе тебя не узнают. А к воеводе Бреню почему не пошёл? Он-то тебя опознал бы? К Бронибору-тысяцкому, в конце концов?

Колюта вновь мотнул головой – метнулась сивая, годами не стриженая грива, которой позавидовал бы любой конь.

– Ладно, – скривил он губы. – Считай, что чутьё мне помешало.

– Вот это уже правильный ответ, – Несмеян вновь наполнил чаши. И заговорил, глядя на Колюту остановившимся взглядом. – Когда Ярославичи схватили князя в Орше… нам пришлось сражаться за Витебск. Нельзя сказать, что там было большое кровопролитье… в конце концов, княгиня Бранемира договорилась о мире с князем Мстиславом, пришлось даже уступить ему обратно Новгород. И пришлось согласиться на то, чтобы у нас в Полоцке сидел соглядатай от Мстислава. С дружиной.

Колюта вытянул губы трубочкой, словно собирался присвистнуть и в последний миг передумал.

– Ни хрена себе, – процедил он, наконец.

– Вот так, – кивнул Несмеян. – И потому нельзя было тебе идти сразу на княжий двор – этот чужак живёт там же, и сразу бы тебя увидел и наверняка догадался бы, кто ты такой. Потому как дураком его вовсе не назовёшь…

– Кто он такой? – Колюта напрягся, словно перед прыжком.

– Ратибор Тужирич, плесковский боярин, – Несмеян поморщился. – Он на Черёхе против нас бился, ему давно место тысяцкого в Плескове блазнит, а нынешний тысяцкий Найдён Смолятич на нашей стороне. Да ещё и сына у Ратибора наши убили. Так что его на нашу сторону не переманить, и Мстислав Изяславич про то знает, потому именно его сюда и прислал.

– И что, он за месяц успел везде своих людей поставить? – Колюта поднял брови.

– Да нет, конечно, – Несмеян снова долил в чаши пива. – Ты вот что. Оставайся у меня. Завтра в город воротится от шелонян воевода Брень, и тогда я сразу его позову сюда. Тут ратиборичи нас не выследят. Княгине я тоже про тебя завтра расскажу, но к ней на двор соваться так и так нельзя, а самой ей сюда приезжать тоже не к лицу. Всё одно через Бреня Военежича решать доведётся.

– Добро, – подумав, согласился Колюта. – Я и сам бы лучше не придумал.

Несмеян несколько мгновений помолчал, потом спросил в лоб:

– Ну как там наш Брячиславич? Что слышно по Киеву?

– Да мало что слышно… – с неохотой ответил Колюта и залпом выцедил пиво из чаши. – В Берестове его держат, в терему полоцких князей, под стражей. По-княжески содержат, а только его мало не сотня воев сторожит. Княжичей увёз к себе Святослав, они у него в Чернигове, тоже почти без утеснения, только под стражей. В его же терему живут.

– Черниговский князь – витязь, – с уважением сказал Несмеян, приподымая в руке жбан. Покачал им в воздухе, прислушиваясь, одобрительно кивнул (пива в жбане было ещё достаточно) и вновь наполнил чаши. – Однако и он нарушил слово.

– В Киеве говорят, что он не знал про клятвопреступление, – сумрачно возразил Колюта. – Всё замыслили Изяслав с Всеволодом.

– Ладно, там разберёмся, – гридень махнул рукой. – До всех черёд дойдёт. А что остальные, кого с Всеславом Брячиславичем взяли?

– Боярин Бермята тоже под стражей живёт, на дворе у тысяцкого Коснячка, – вспомнил Колюта. – Больше ни про кого не слышал…

– С ними вместе в полон попал ещё гридень Витко, сын воеводы Бреня, – встревоженно напомнил Несмеян, чуть приподымаясь на лавке. – Неужто про него ничего не слышал? Он побратим мой.

– А, слышал! – Колюта покачал головой. – Убили побратима твоего, Несмеяне. В Берестове и убили, когда с лодей выходили. Он бежать пытался… мне вои знакомые рассказывали.

Несмеян на мгновение словно окостенел, замер, глядя прямо перед собой.

Молодой вой, русоволосый сын воеводы Бреня потянул из налучья лук.

– Покинь! – прошипел Всеслав неожиданно сам для себя – его словно накрыла чья-то могучая воля, он понял – стрелять сейчас нельзя ни в коем случае. – Оставь лук, Витко!

Парень замер. Сквозь храп коней слышно было только, как стало чуть громче сопение медведя. Зверь не двигался.

Витко Бренич спрыгнул с седла на боярском дворе, и слегка дрогнул в душе, глядя на высокое резное крыльцо двухъярусного терема, широкого раскинувшего пристройки. Воя пробирала холодная дрожь – сватовство впервой, вот и дрожишь, как осиновый лист.

Боярин молчал, и Витко снова начал бледнеть. Как выяснилось – не зря.

– Вот что, гости дорогие, – сказал, наконец, Путислав Гордятич. – Ешьте-пейте, да дорогу обратную знайте. Дочка у меня одна и за Витко… – он помедлил, вспоминая отчество Витко (всё-таки соблюдал обрядность старый боярин), – Виткоа Бренича я её не отдам. Есть у меня дорогой товар, да твоему, Несмеяна, купцу, он не по пенязям. Есть у меня и редкий диковинный зверь, да только твой охотник ещё снасть охотничью на него не обрёл.

И не выдержал-таки, боярин сорвался:

– А коль ещё раз явитесь – псов спущу! – рыкнул он так, что и Витко, и Несмеян невольно попятились к двери.

И вторая золотая гривна легла на шею онемелого от счастья Витко, и второй синий плащ облёк плечи нового гридня.

Ножами подрезали дёрн, отворотили в сторону. Стали на колени с двух сторон от земляной ямки, протянули левые руки навстречь друг другу. Славута тонким ремешком связал их в запястьях прямо над ямкой, и Витко так же быстро резанул ножом по рукам. Кровь тёплой струйкой текла по запястьям, смешивалась, стекала в землю, щедро питая серую нарочанскую супесь.

А от ворот навстречь уже летели вершники городовой стражи. Подскакали, окружили, обдавая пылью и запахами конского пота, горячей кожи и нагретого железа.

– Так это же Витко! – подивился кто-то мгновенно, и гридень враз признал побратима, рыжего Несмеяна. – Никак стряслось что?

– Коня! – прохрипел Витко сухим потресканным ртом. – Скорее ко князю!

– Несмеян! Витко!

Вновь те же самые двое гридней, русый и рыжий, неуловимо чем-то схожие меж собой и такие разные, возникли перед князем.

– Снять колокола и паникадила!

В ночи звучно многоголосо гремели цикады. Несмеян швырнул в Волхов камешек, несколько мгновений глядел на разбегающиеся круги. Взял второй.

– Покинь, – негромко сказал Витко, не подымая головы.

Друг сидел на большом камне у самой воды.

– Чего? – переспросил Несмеян.

– Не надо, – тихо сказал Витко. – Смотри, как хорошо.

Ночь и впрямь стояла хорошая – тишина, ни ветринки, и вода в Мутной-Волхове – не шелохнётся.

Свежесрезанными прутьями орешника огородили посреди двора небольшую площадку, и с двух сторон на неё ступили двое полуголых воев. От крыльца – Витко Бренич цепко ощупывал босыми ногами жёсткую короткую траву, играл могучими мышцами на груди и плечах. От ворот – тот самый Вадим Козарин, весело щурясь навстречь клонящемуся к окоёму солнцу и короткими движениями головы разминая шею.

– Брось, Чурила, – Витко махнул рукой. – Тут, в Берестье, всей рати-то – сотни две воев, не больше. Сначала их запугаем как следует, а после и само Берестье возьмём, если Перунова воля на то будет. Вспомни, как два года тому Мстислава крутили в лесах – ещё меньше войска было.

Пятеро воев пали враз. Несмеян прянул назад, полосуя воздух сразу двумя клинками, и оказался в стороне от своих – его окружили.

Отбиваясь, он видел, как рубится, прикрывая княжичей, Витко, как валятся под переяславскими копьями вои.

Видел, как окружённый со всех сторон, друг опустил меч – и коротко мотнув головой, велел сделать то же самое бледным, как смерть, княжичам – не порубили бы кияне и переяславцы вгорячах наследников полоцкого стола.

Их скрутили вмиг.

– Вот, значит, как, – с трудом выговорил Несмеян занемелыми губами.