Читать книгу Кощеево седло. Всеслав Чародей – 3 - Виктор Некрас - Страница 9

– Значит, он сбежал, – медленно, с расстановкой сказал тысяцкий Коснячко, вприщур глядя на Бориса. Вой в ответ только потерянно кивнул, даже не пытаясь что-то возразить. – Как это могло случиться? Он что-то заметил?

– Видимо, этот калика – стреляный воробей, господине, – хмуро ответил Борис. – Почуял что-то… или узнал кого-нибудь. Если он давно в Киеве, он многих должен был знать.

– И где его искать теперь? – так же хмуро спросил Коснячко.

– А зачем его искать, господине? – Борис усмехнулся. – Воротится сам, тогда и найдём.

– Воротится? – непонимающе переспросил тысяцкий.

– Конечно, воротится, – вой поднял голову и глянул, наконец, Коснячку прямо в глаза, довольный тем, что тысяцкий не понимает того, что для него, Бориса, было ясно как день. – У нас же оборотень и его дети в полоне, воевода, неужто не понимаешь? Думаешь, они это просто так оставят?

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом тысяцкий согласно наклонил голову.

– Он небось сейчас уже с вятшими в Полоцке сговаривается, требует, чтобы они дружину сюда послали, – докончил Борис Микулич.

– Сколько можно говорить? – хмуро бросил Колюта, и в его голосе ясно послышалось раздражение. – Я в Полоцке уже седмицу живу, а пока что ничего, опричь слов, не слышал! Пустых слов!

У воеводы Бреня на гладко выбритой челюсти вспухли желваки, он свирепо зашевелил усами – видно было, что слова дурного вестника (о смерти своего сына Брень Военежич достоверно узнал именно от Колюты) показались воеводе обидными. Бронибор Гюрятич сердито насупился, глядел исподлобья, словно собираясь сказать: «Что себе позволяет этот гридень?!». Но оба воеводы промолчали – гридень Колюта, хоть и выглядел сейчас не как гридень, а скорее, как калика, был таким же приближённым к Всеславу Брячиславичу воем, был их ровней. К тому же, он сейчас лучше остальных соображал в киевских делах, знал, что именно надо делать, а они, полочане – нет.

Вятшие Полоцка смолчали в ответ на упрёк. Ответил хозяин дома, рыжий Несмеян, который до того только молча сидел на баляснике высокого крыльца, покручивая усы:

– Не кипятись, Колюто, не надо. Мы не меньше твоего хотим вызволить господина из полона. Но ты же сам знаешь, горячку в таком деле пороть невместно.

– Ну да, – сцепив зубы, процедил Колюта, и Несмеян невольно залюбовался им. Колюте доходил уже шестой десяток, но его возраст был совсем не виден – жилистый и крепкий, что твой кожаный ремень, он не мог сейчас и мгновения сидеть спокойно, словно за воротами Несмеянова двора его ждали враги с кривыми ножами. Какой он калика? Воин! – Кто и знает-то как не я.

– Понятно, что сразу открыто напасть мы не можем, – глухо прогудел Брень Военежич. Воевода сидел на походном стольце, закинув ногу на ногу, пытливо разглядывая всех троих – и умостившегося на баляснике Несмеяна, и Колюту с Бронибором на ступеньках крыльца. Летняя вечерняя духота выгнала вятших из Несмеянова дома на двор, под звёздное небо. Шумно вздыхали в стае коровы, чесался и фыркал на заднем дворе Несмеянов боевой конь, сонно хрюкали в хлеву свиньи. Потрескивал дрова в костре на глиняной проплешине посреди двора. – Надо сперва вызнать доподлинно, что, да как. С княжичами повидаться…

Вятшие переглянулись.

Брень поддел носком сапога из травы сухое полено, толкнул его в огонь, поморщился от метнувшегося в лицо дыма. Полено с треском взялось огнём, языки огня лизнули наполовину прогоревшие дрова.

– Они в Чернигове у Святослава, – Колюта задумчиво поскрёб щёку кончиком согнутого пальца. – Повидаться… повидаться, я думаю, с ними можно. Для того надо к ним кого-то от княгини послать. От её имени… Думаю, Святослав Ярославич не станет противиться тому, чтобы посланец матери с сыновьями повидался.

– А к князю…

– К князю не допустят! – сразу же отверг калика. Усмехнулся криво и язвительно. – Они его слишком боятся…

– Боятся… – Бронибор привычно играл бородой, наматывая пряди на палец и разматывая снова. – Боятся, а в поруб не посадили.

– Он – князь, – не слишком уверенно возразил Несмеян, качнув левой ногой над полом крыльца. Правую, согнув в колене, он поставил на балясник перед собой. – Может, уважить решил его Изяслав…

– Судислав Ольгович тоже был князем, а Хромцу это ничуть не помешало, – тут же отверг Колюта. – Хотя Изяславу Ярославичу до отца… как мне до Царьграда пешим ходом. С другой стороны, великий князь хочет, чтоб во всём порядок был, всегда… чтобы люди понаписанному жили… а так не бывает.

Ненадолго смолкли.

Да, так не бывает. Хотя бы потому что на всех и на каждого не угодишь, а все люди разные, и каждому хочется своего. Обязательно найдётся тот, кто вылезет за стены законов и правил.

Вернее, не так.

Наоборот.

По законам и правилам живут единицы, большинство же – как боги на душу положат, а то и вовсе – как левая пятка пожелает.

Потому и нужны они, эти законы и правила, – тут же возразил сам себе Несмеян. – Не будь их, давным-давно бы потонули люди в крови и неправде, а то и вовсе погибли бы все.

Гридень легко соскочил с балясника, исчез в сенях. Воротился с ночвой, на которой исходили мясным соком куски баранины с ледника, переложенные луком, чесноком, брусничным и смородинным листом, просочился между Колютой и Бронибором и как-то враз оказался у самого костра. Огоньки как раз погасли, остались только рдяные уголья, между которыми островками лежали большие плоские камни. Несмеян разложил мясо на раскалённые камни, зашипело, потянуло дымком, сладким мясным запахом. Гридень присел на корточки рядом с огнищем, сыпанул на угли репу.

Вообще, такое угощение – обычная забота холопа, но разговор был не для чужих ушей, и оба холопа Несмеяна, умаясь за день, уже угомонились и спали в клети, а жена с маленьким Жихорем и чернавкой уехала в Моховую Бороду ещё три дня назад, потому хозяину пришлось беспокоиться об угощении гостей самому.

Зато если кто со стороны посмотрит, сможет заглянуть на гриднев двор – ну сидят четверо мужиков, ну жарят на углях мясо и пекут репу, сейчас, небось, пиво пить начнут, да о бабах говорить. Обычное дело.

Несмеяну на миг стало тошно.

До чего дошло?! Они, вятшие Полоцка, отай говорят о важных делах! Не на собрании в детинце, не в гриднице у князя, а у гридня на дворе, под яблонями. Ночью. Таясь даже от собственных слуг.

Так, глядишь, скоро и от самих себя прятаться начнём, станем каждый сам по себе, моя хата с краю, – с неприязнью невестимо к кому подумал Несмеян, шевеля ивовой веткой рдеющие уголья.

– Дружину? – недоверчиво переспросил тысяцкий. – Ты думаешь, они решатся в открытую нарушить ряд? Его ж только что заключили!

– Нет, конечно, – Борис Микулич поморщился. – Но людей они пошлют обязательно. Захотят связаться с княжичами… и с оборотнем. Тем паче, что князь наш Всеслава в поруб не посадил, стойно тому, как его отец – Судислава. Они обязательно попытаются.

Подумал и добавил:

– Я бы точно попытался.

– Ну, то, что князь не в порубе… нам же легче, – Брень воротил разговор на прежнюю дорогу.

– Он в терему своём живёт, в Берестове… – кивнул Колюта. – Но там воев на страже – чуть не половина дружины княжьей.

– А почему они Брячиславича в Берестове держат? – озадачился Несмеян. – Если уж не в порубе, так в Киеве ж рядом с детинцем двор Брячиславль, можно же там. И охранять проще.

– Не проще, – покачал головой Колюта. – Около детинца слишком людно, сам знаешь, какова Гора. За всем не уследишь. А Берестово – великокняжье село ещё с Владимировых времён, на каждом дворе хозяин с дедов-прадедов навык князю великому служить и киевской господе. И каждый новый человек сразу на виду, потому – людей не так много, как в Киеве самом.

– Сложно будет проникнуть… – Несмеян покачал головой, не отрывая глаз взгляда от подрумянивающегося мяса. – Что там стоит поблизости? Самое умное – сделать подкоп на Брячиславль двор.

– Поблизости, – задумался калика. – Поблизости… там пустырь поблизости, усадьба заброшенная. Как раз в прошлом году три десятка лет сравнялось, как хозяева от печенегов погинули. От жилья стены одни, но поправить можно. Камыша на Днепре много, за день управимся.

– Если мы просто так там появимся и копать начнём, это верный провал, – сказал Несмеян. – Надо, чтобы там кто-нибудь поселился, из небедных киян. Как думаешь, Колюто?

Он поддел ножом кусок мяса, перевернул его, придирчиво поглядел на подгорелую корочку, и только потом поднял голову и глянул на Колюту, сумрачно подпёршего голову кулаками.

– Есть один купец, я с ним из Киева выбрался, Крапивой кличут, – неохотно ответил калика. – Ему власть Ярославичей не больно по душе, он из наших. У него даже как-то козарин один донской жил, который хотел помочь сбежать Ростиславлей княгине и княжичам. Но он тоже на подозрении, раз я на его лодье из Киева ушёл. Уходил-то с шумом…

– Значит, надо, чтобы этот участок ему продал кто-то известный, не наш, – подытожил воевода Брень. – И лучше, если тоже из купцов – подозрений меньше.

– Есть такой… Исаак Гектодромос, – Колюта покривился.

– Чего косомордишься? – тут же спросил воевода.

– Да больно уж он на руку нечист, – калика передёрнул плечами. – Всем подряд торгует, и живым товаром в том числе. И кривичами в эту зиму поторговал, большую мошну нажил…

– Тем больше поводов его потрясти, – жёстко сказал Несмеян, опять переворачивая мясо.

– Потрясём, – кивнул Колюта. – Сам же и займусь. Людей для подкопа у Крапивы найдём, у него челядь водится. Отберём таких, кто землю копать согласен и помалкивать. Либо на Подоле найду.

– Копать… – задумчиво протянул Брень. – Скоро зима. Земля промёрзнет… как копать-то?

– Да морозов больших хоть сажень пройти, – мотнул головой Несмеян. – Там, в Русской земле теплее, земля промерзает меньше, да и вода – дальше. Копать можно смело. Только вот землю куда девать потом…

– Придумаем, – подытожил Колюта.

– Ты думаешь, он воротится сам? – по-прежнему недоверчиво спросил Коснячко. – Этот калика? Он же не может не понимать, что…

– Что мы теперь его знаем? – закончил за него Борис.

– Ну да. И воротится?

– А как иначе? – пожал плечами Борис. – Ему просто придётся. Он тут, в Киеве, все ходы и выходы знает, он тут как рыба в воде. Без него им в таком деле никак.

– Без меня в таком деле никак, – криво улыбнулся Колюта. – Ваши люди без меня в Киеве на второй день попадутся.

– Ну уж и на второй, – не удержался Несмеян, вызвав понимающие усмешки и калики, и обоих воевод.

– Правильно, – Бронибор покивал, щурясь на рдеющие в очаге уголья. – Тебе ехать надо, Колюто… Но тебе придётся скрываться, тебя там теперь помнят. А чтобы тебя искали меньше, им нужно какое-то пугало. Кто-то такой, за кем они будут смотреть во все глаза и забудут про тебя.

– Боярин Бермята, – предложил Несмеян. – Надо потребовать, чтобы его освободили, и пусть живёт в Киеве, на полоцком подворье, ездит везде, с людьми говорит. Они на него и будут зубы точить.

– Ты и потребуешь, – подытожил Брень Военежич. – Поедешь в Киев, а заодно и в Чернигов, переговоришь и с теми, и с другими. Ты у нас человек известный, тебя в Киеве многие знают сейчас, ты на Немиге хорошо себя показал… покажешь, им что Полоцк не согнулся.

– Стоит ли заранее собак дразнить? – приподнял брови Несмеян.

– Надо, – Брень покачал головой. – Иначе они к Корочуну нам в Полоцк наместника пришлют и Глебовне укажут с престола убираться.

Все на миг примолкли, вспоминая, как седмицу тому в гриднице княжьего терема мало не дошло до крови от упрямства новогородского посла. Несмеян сжал зубы – руки и о сю пору просили рукояти меча. Но на Ратибора Тужирича опричь него, Несмеяна, и ещё один человек меч точил – Найдён Смолятич, бывший плесковский тысяцкий, он пусть Ратибору кровь и пускает.

Шипело и шкварчало на камнях мясо, шумно и часто дышала в хлеву овца, трещали в саду под яблонями цикады.

Несмеян потыкал в мясо ножом, удовлетворённо кивнул и принялся швырять грядину на ночву, ловко поддевая остриём ножа.

– Дошло мясо, господа полочане, – сказал он весело, – только рот разевай. Колюта, там позади тебя жбан с пивом стоит, разлей его по чашам.

Горячее полусырое мясо обжигало губы и зубы, холодное пиво приятно щипало язык и нёбо. Где-то на Нижней улице лаяли собаки, лай перекатывался от Замковой горы к верховьям Двины и обратно, другие отзывались из Задвинья. Комарья уже не стало, но у реки и на болотах длинноногие караморы будут зудеть над головой ещё долго, до самого листопада. С реки медленно наползал туман, сырость забиралась под плащи и свиты вятших, заставляя то и дело передёргивать плечами.

Несмеян выкатил палкой с углей репину, подхватил с травы, обжигаясь, несколько раз перебросил с ладони на ладонь, разломил пополам, захрустел угольком на зубах.

– Разогнались решать, – пробурчал, меж тем, Бронибор Гюрятич, дожёвывая мясо, и сделал крупный глоток. – Как ещё княгиня на то посмотрит.

– Согласится, куда ей деваться-то, – пожал плечами воевода Брень, отбросив в сторону обугленную кожуру репы и стряхивая с пальцев сажу. – Ей тоже эти наместники как нож вострый. Она всё уже заранее одобрила, только самой ей сюда невместно приехать, да и в терем тебе, Колюто, не след попадать сейчас – похоже, там у Ратибора уже уши есть.

– В княжьем-то терему? – недоверчиво переспросил Колюта. Воевода в ответ только сумрачно кивнул – княгиня уже рассказала ему про свою наглую холопку. Уж не позарилась ли Вайва на новогородское серебро?

– Ладно, – Коснячко, наконец, оставил в покое бороду, которую то и дело принимался мять в кулаке. – Стало быть, будем ждать гостей из Полоцка.

– Будем, воевода. Может быть, ждать их нам будет недолго. Там сейчас много тех, кто хочет воевать дальше. И плесковичи беглые, и новогородцы… и дружины княжьи, – Всеславля, Рогволожа… им только князя не хватает.