Читать книгу Воображая город. Введение в теорию концептуализации - Виктор Вахштайн - Страница 21

Яркий пример влияния «возвращенца» на резидентальное сообщество можно найти в романе Г. Г. Маркеса «Сто лет одиночества».

Город Макондо вначале представляет собой «небольшое селение с двумя десятками хижин, выстроенных из глины и бамбука на берегу реки» [Маркес 2002: 4], основанное Хосе Аркадио Буэндиа и двадцатью его друзьями, последовавшими за ним со своими семьями из портового города Риоачи вглубь континента. Особо подчеркивается, что «добраться до города в те времена было почти невозможно» [там же: 9], а потому Макондо развивается как герметично замкнутое социальное образование, в котором неоспоримым является авторитет Основателя:

Хосе Аркадио Буэндиа, словно некий молодой патриарх, давал советы, как сеять, как воспитывать детей, выращивать скот, и помогал каждому, не гнушаясь и физической работой, лишь бы жизнь общины шла хорошо. Дом семьи Буэндиа был самым лучшим в деревне, и другие старались устроить свое жилье по его образу и подобию [там же: 14].

Дом – внешнее выражение статуса резидента. Маркес не указывает на то, какое именно место занимает дом Буэндиа в селении, однако сама планировка города намеренно эгалитарна:

Хосе Аркадио Буэндиа, самый толковый человек в деревне, распорядился так построить дома, что никому не приходилось тратить больше усилий, чем остальным, на хождение за водой к реке; он так разумно наметил улицы, что в жаркие часы дня на каждое жилье попадало равное количество солнечных лучей… Это было по-настоящему счастливое селение, где никому еще не перевалило за тридцать и где пока никто не умирал [там же: 15].

Изменение привычного уклада жизни поселенцев начинается с появления «пришлых»:

Макондо совсем преобразилось. Люди… так расхвалили выгоды его расположения и плодородие окрестных земель, что очень скоро скромное селение превратилось в оживленный городок с лавками, мастерскими ремесленников и бойким торговым путем [там же: 41].

Таким образом, в Макондо сложились основные условия становления резидентальной дифференциации: относительно замкнутое пространство сообщества и приток новых обитателей. Следующий этап ознаменовало принятие новоприбывшими определения места и ценностей резидентов, наиболее авторитетным из которых остается Основатель:

Новые поселенцы питали к нему огромное уважение и без его совета не закладывали ни одного фундамента, не ставили ни одного забора, даже доверили ему размежевание земли [там же: 42].

С появлением новоприбывших жена Хосе Аркадио Урсула настаивает на расширении дома, который после перестройки снова становится «самым большим из всех, какие когда-либо строились в Макондо» [там же: 58]. Резидентный статус семьи укреплен.

Появление в городе представителя центральной власти – коррехидора – не изменяет сложившейся на принципе резидентности системы отношений («власть дона Аполинара Москоте, кроткого правителя Макондо, имела чисто фиктивный характер» [там же: 63]), хотя и знаменует собой окончание периода автономного существования селения. Между тем вырастает первое поколение «коренных» жителей Макондо и его резидентальная история вступает в фазу развития вторичной резидентности, размежевания «старых» и «новых» семей. Это, в частности, обнаруживается при распределении приглашений на торжественный бал в доме Буэндиа:

Урсула составила весьма ограниченный список приглашенных, в него вошли только семьи основателей Макондо. Отбор, по существу, был кастовый, хотя и обусловленный дружескими чувствами: ведь удостоенные приглашения считались друзьями Буэндиа еще до похода, завершившегося основанием Макондо, их сыновья и внуки с детских лет были товарищами Аурелиано и Аркадио, а дочери – единственными подругами, которых допускали к Ребеке и Амаранте [Маркес 2002: 63].

Ни приток новых поселенцев, ни развитие резидентальной дифференциации на стадии вторичной резидентности не изменили заложенной Хосе Аркадио эгалитарной схемы организации пространства, сохраняемой каждой следующей волной новоприбывших. Новым поселенцам приходилось дальше ходить к реке за водой, и различия между резидентным (первые двадцать хижин) и нерезидентными кварталами сохранились, но схема распределения земли оставалась неизменной.

Впервые схема зонирования Макондо меняется усилиями сына Основателя – Хосе Аркадио – младшего. Он ушел из деревни еще совсем молодым человеком, большую часть жизни провел путешествуя и, вернувшись, застал поселок сильно изменившимся. Он, как сын Основателя, должен был стать прямым наследником «идеи Макондо», но его память не содержала в себе необходимого опыта жизни в нем: «…Хосе Аркадио забыл обо всем – морская жизнь перегрузила его память своими многочисленными событиями» [там же: 93]. Он отвергает сложившиеся традиции жизни в Макондо, женится на своей сводной сестре, изгоняется из семьи, выбирая новое место жительства – на окраине города, напротив кладбища.

Кладбище – настолько же символически насыщенное место, как и дом. Уорнер полагает его основным эвокативным (пробуждающим воспоминания) символом сообщества. Но для «резидента, лишенного памяти» всякое место – в том числе и символически значимое – всего лишь территория. А потому

Хосе Аркадио распахал свой участок, двинулся на соседские поля; с помощью волов валил изгороди и превращал в развалины строения, пока не присвоил себе все лучшие угодья в окрестности… Он ссылался на то, что захваченные им земли были распределены Хосе Аркадио Буэндиа во время основания Макондо, а он готов доказать, что его отец уже тогда был сумасшедшим, так как отдал в чужие руки участки, принадлежавшие на самом деле семье Буэндиа [там же: 115].

С этого первого «публичного акта забвения» и разрушения резидентальной регионализации начинается трансформация идеи города. Макондо – именно как основанное семейством Буэндиа селение Макондо – погибает еще до своего физического разрушения. Оно перестает существовать в тот момент, когда последние оставшиеся в нем уже не могут вспомнить, в честь кого названа центральная улица города.

Здесь можно сформулировать два предположения. Во-первых, резидентальные различия универсальны: дифференциация на тех, кто пришел раньше, и тех, кто пришел позже, обнаруживается и в общежитских комнатах, и в государствах иммигрантов. Во-вторых, формирующиеся во времени резидентальные различия объективируются в пространстве, организуя социальные взаимодействия. При этом не само по себе неодновременное прибытие людей на некоторую территорию проводит различия между ними (в том числе и пространственно оформленные различия), но тот субъективно значимый смысл, который с этой территорией соотносится, закрепляется в ценностно-нормативных конструктах и воспроизводится в рутинизировавшихся социальных практиках. Таким образом, территория, общее пространство взаимодействия, является одновременно и исходным условием развития резидентности, и своего рода экраном, на который проецируются резидентальные различия.