Читать книгу Теща - Виктор Улин, Виктор Викторович Улин - Страница 31

Как назло, в расплату за изумительно теплую весну и хорошее начало лета, с первых дней сентября зарядили дожди.

Мы жили недалеко друг от друга, но когда из школы приходилось идти по лужам, путаясь в полах душных болоньевых дождевиков, когда Костины «велосипеды» делались непроглядными из-за дождевых капель, возможность милых бесед потерялась.

Хотя теперь мне кажется, что все происходило не из-за общего неуюта природы, а из-за Костиного раздерганного состояния.

Лишь один день случайно порадовал и почти напомнил прежнее.

Дождь прекратился вечером, за ночь все просохло и наутро сделалось почти таким, как было летом.

И возвращаясь из школы, мы с Костей свернули посидеть в скверике.

Там было полно девиц, не смирившихся с наступлением осени: в коротких юбках и с сияющими голыми ногами.

Друг поправил очки одним пальцем, привычным жестом, и заговорил очень тихо, но очень бурно.

–…Леш, ты посмотри вон на эту, ногастую…

Я повертел головой.

Все девицы были как на подбор ногастыми. Да и вообще мне, страждущему абстрактно, ногастость не представлялась важным признаком.

– Да не та… Вон, видишь, в сером плащике и как будто без юбки, закинула ногу на ногу.

Теперь я ее заметил. В самом деле, девица надела столь короткую юбку, что ее не виднелось из-под плаща, и сидела, покачивая коричневой туфлей, вызывающе и невинно.

– Ты… – сбиваясь, заговорил Костя. – Ты посмотри, как верхняя нога легла на нижнюю.

– А которая у нее верхняя и которая нижняя? – не понял я.

– Нижняя – которая на земле. А верхнюю она положила сверху.

– А, теперь ясно.

–…Ты посмотри, как растеклась верхняя ляжка по нижнему бедру! Оцени форму!

Я вздохнул.

Голые ноги девицы сияли на расстоянии вытянутой руки, но оставались недоступными.

–…Какую форму, по-твоему, имеет женское бедро в сечении?

Я молчал, опять не понимая вопроса.

– Почти круглую, когда женщина стоит, – сам себе ответил друг. – Но когда садится и бедро принимает горизонтальное положение, оно приобретает форму бруса.

– Форму чего?!

– Бруса. Ну балки такой, прямоугольного сечения. Ты посмотри – сверху оно и сейчас круглое. Там, где лежит на нижнем, набегает. А снизу – в той части, где не видно – почти плоское.

– Ясно, – кратко ответил я.

Я понял одно: Костя вдруг сделался прежним и его понесло.

Я уже не задавал вопросов, он говорил сам; мне оставалось лишь слушать поток его речи.

–…Ты знаешь, какая у женщины кожа? Очень разная, это только кажется, будто везде одинаково гладкая. На самом деле все зависит от места… Вот возьми, например, эту ногу. Погладь ее сверху от колена – чистый шелк. А проведи по обратной стороне – она вовсе не гладкая… Так же ягодицы. Нежная кожа сверху и шероховатая там, чем сидит…

Я слушал, и слушал.

– А грудь… Грудь. Грудь!!! Это вообще самое великое чудо! Она никогда не бывает одинаковой. Кожа такая тонкая, что видно, как жилочки сбегаются к соску….

Облизнув губы, он пояснил:

– Правда, это у матери видел, с ней все было в темноте.

Девица в сером плаще переложила ноги по-другому.

– Сверху грудь кажется атласной… Но ты ее возьми и подними – и увидишь, что снизу она тоже шероховатая и даже чуть более темная. И еще… Грудь потеет, как и все прочее, но никогда не нагревается; она всегда остается прохладной, даже если становится влажной.

Костя перевел дух и опять поправил очки.

–…И вообще, Леша… Женское тело – это такая приятная вещь, что…

Длинноногой сидеть ей надоело, или пришло время идти по делам. Она встала, сверкнула трусиками из-под не сразу одернутой юбки и быстро зашагала прочь.

Я отметил, что мой друг как-то сразу сник.

–…Но…

Я молчал, почему-то боясь следующих Костиных слов.

– Знаешь, Лешка, – сказал он с такой горечью, что мне стало жутко. – Вроде все так здорово – я вот теперь все это знаю не теоретически. Но стало как-то ужасно. Раньше было лучше, если честно.

Мне хотелось задать прямой вопрос, но я не решился.

– Лучше, – повторил Костя. – Лучше получать меньше, но ни от кого не зависеть, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я, хотя ничего не понимал.

– Всему свое время. Вот я раньше жил – имел, что имел и был счастлив, как малосольная пиписька. А сейчас, когда ее… посношал… мне опять кого-то хочется по-настоящему. А где? кого? Такую же искать? что-то не тянет. Наши девчонки… Ну, вот, например, ту же Горкушку я могу хоть завтра отодрать на третьем этаже около кабинета химии. Но не хочу. Зачем мне это нужно? И вообще, на таких, которые дают кому ни попадя, мне смотреть страшно, я в них все болезни вижу известные и еще сто неизвестных.

Костя помолчал, провожая глазами парочку четвероклассниц в бантами в косичках.

– И потом ты ведь знаешь, у меня возраст… В моей старой школе был случай, один пацан справлял день рождения, пришла девица, сама на все согласилась – а потом подала заявление. Ему уже исполнилось сколько надо, а ей еще нет. Он попал под статью и сидит теперь в колонии, причем во взрослой, и его там имеют все подряд, потому что так заведено. Искать девчонку постарше, какую-нибудь студентку? Но нахрена я ей нужен? Не нужен я ей ни на хрен.

Я кивнул еще раз.

– А я не могу уже без этого, не-мо-гу, понимаешь?!

– Понимаю.

– Да ни черта ты не понимаешь, не можешь ты еще понимать.

Костя встал и пошел, даже не поглядев, иду ли я следом.