Читать книгу Пушкин. Побег из прошлого - Виктор Юнак - Страница 6

Василий к вечеру сильно устал, но был доволен: няня с помощью управляющего Михайлы Калашникова организовала мужицких детей, игравших с незнакомцем в снежки. Лепили снежных баб, дурачились. Поначалу крестьянские дети вели себя с барчуком очень скованно и осторожно – мало ли, что ему взбредет в голову. Но дети есть дети – спустя некоторое время, все сдружились с Васей и чувствовали себя с ним на равных.

А потом Василий, уставший, вспотевший, в мокром зипуне, которым его одарил Калашников, вошел в комнату Арины Родионовны и спросил:

– А где папа?

Старушка, сидела в стареньком кресле с чулком в руках в окружении дворовых девушек, занимавшихся рукоделием и мелким ремеслом. Вдоль одной стены – длинная и широкая деревянная лавка, на которой и сидели сенные девушки, а перед ними в ряд стояли прялки с куделью и веретенами, коклюшки для плетения кружев. Перед креслом – небольшой столик, покрытый скатертью крестьянской домотканой работы, на стене висели расшитые холщовые домотканые полотенца. На столе и в старинном крестьянском шкафчике – самовар и кофейник, посуда, поднос, шкатулка для хранения чая; у печи – связка ключей: ведь няня была хозяйкой этого дома в пору михайловской ссылки Пушкина.

– У папы с барином важная беседа, не велел прерывать, даже вечерять отказались, – ответила Арина Родионовна. – А мы с тобой сейчас как раз и пойдем в столовую, отведаем, чего бог послал, да баиньки ляжем.

– Ну-ка, девки, бегите к повару, – велела она одной из швей, та молча встала, и вышла.

– Я без папы не лягу.

– О, а я тебе такую сказку расскажу. Какую даже ангелу моему, Сашеньке, не сказывала в твои годки-то.

Рядом с комнатой няни была просторная комната, которую занимали родители Пушкина во время своих приездов в деревню, поэтому она и называется спальней родителей. Сейчас же она пустовала. Комната, как и все помещения в этом доме, была довольно скромно обставлена – кровать, диван, столик, бюро, стулья…

Здесь и велел Пушкин няне расположить гостей. Пока Василий ужинал, Арина Родионовна самолично взбила перину и постелила чистое белье.

Мальчика от перенесенного стресса (а разве не стресс – перенестись на двести лет назад, такое и не каждый взрослый выдержит), долгого гуляния не свежем воздухе и хорошего ужина явно клонило ко сну. Но он сопротивлялся желанию, хотя часто зевал и потирал кулаками раскрасневшиеся глаза.

– Вот и любо! Вот и молодец! Ложись, и слушай, что я тебе скажу.

Арина Родионовна зажгла две свечи в светильнике. Вася разделся, оставшись в трусах и майке, чем необычайно удивил няню.

– Ой, батюшки! И что же это на тебе за портки такие смешные да короткие?

– Это не портки, это трусы.

– Трусы? Небось, снова в европах изгаляются. Надобно у Александра Сергеевича спросить. Чтой-то я такого не слыхивала и не видала. И тебе в них не холодно?

– Ха! Так я же поверх трусов, штаны еще надеваю.

– А, ну ладно, коли так.

Она перекрестила мальчика, накрыла теплым пуховым одеялом, взяла в руки спицы, недовязанный чулок и, удобно устроившись в кресле, начала свой сказ:

– Ты засыпай, а я святочную тебе расскажу.

Василию было немного страшновато: в большой комнате царила полутьма, кроме свечей, лампадка горела в углу под иконой, обрамленной вышитым рушником. Но тихий, ласковый голос старушки его успокаивал.

– У одной крестьянки было два сынка. Старшой, Данила, и послушен был, и умён, батюшке в хозяйстве помогал он день-деньской. А меньшой сын, Ванюша, был, баловник, проказник и неслух. Ни минуточки на месте никогда не посидит, всё резвится да шалит. Раз, проснувшись спозаранку, тесто ставила крестьянка. Но надо же такому случиться: меньшой проснулся и хвать кота за хвост, а опосля побёг за ним и опрокинул ей горшок. Мать осерчала не в шутку, кричит Ванюше вдогонку: «Что ты наделал, посмотри! Лукавый тебя забери!» Только мать это сказала: глядь, а сынок-то и исчез, как не бывало. Мать глазам не поверила, стала кликать сына, по углам шарить. Нет его нигде и всё тут!

И вдруг слышит, будто в бане громко плачет Ваня. Мать, отчаянно крестясь, шепча молитвы, кинулась к бане. Но и там нету мальца-сорванца. И тут снова слышит, будто в риге Ваня горько плачет. Бросилась туда, пока добежала, плач послышался у пруда. Мать остановилась, стала молиться: «Господи, где мальчик мой? Прости мне все мои согрешенья, не лишай на старости утехи. Спаси мое дитятко!»

И тут Василию даже жутковато стало. Казалось бы, стольких ужастиков он насмотрелся и по телевизору, и в интернете, но, оказалось, что самая обычная сказка, правда, рассказанная необычной старушкой, может так напугать десятилетнего мальчишку. Какое уж тут заснуть, тут бы не расплакаться.

– Мать не устает просить господа, бьет поклоны до самой земли, а на челе ее холодный пот крупицами выступил. Даже лишний раз вздохнуть боится. И вдруг глядь – малец ее здесь! Но он был не в шутку перепуган, жаловался матери: «Матушка, где меня только не носило: в баню, в ригу, к пруду. Я боялся упасть. А кругом огни-огни, много огней, а злобные глазищи бесов так и рыщут за мной. Страшно мне стало, к худшему уже приготовился. И вдруг огни враз потухли. Вижу, голубком слетел с небес добрый ангел, и запел мне чудную песню, а затем принес меня к тебе».

Василий успокоился и вновь закрыл глаза.

– Мать принялась родное дитя обнимать, целовать, хвалу и славу господу воздавать. И с тех пор зареклась поминать чертей лукавых. И стали они с тех пор дружно всей семьёй жить да поживать… А тебе, Васенька, спать уж пора.

Арина Родионовна глянула на мальчика, а он уже и в самом деле засопел. Она встала, поправила одеяло, затушила свечи, прикрутила лампадку и тихо вышла из спальни, вернувшись в свою комнату.

В этот момент к ней и заглянул Пушкин. Они заговорились с Романовым до позднего вечера, а потом вдруг Михаил вспомнил про сына.

– Я думаю, им нянюшка моя занимается. С ним все в порядке будет. Но пойду, все же проверю.

– Где малец, мамушка?

– Так спит уже, друг мой. Сказочку мою послушал и заснул.

Пушкин подошел к няне, нежно обнял ее и поцеловал в щеку. Затем со спокойной душой вернулся в кабинет, где дожидался его Романов.

Главная няня русской литературы вообще появилась в доме Пушкиных в качестве няньки старшей сестры и младшего брата поэта – Ольги и Льва. А за маленьким непоседливым Сашей поначалу смотрели две другие женщины и дядька Никита Козлов, провожавший потом гроб с телом поэта в последний путь. И все же только ее Пушкин звал своей няней, ей посвящал стихи, ее образы, рассказываемые в сказках и небылицах, Пушкин использовал затем в своих произведениях. Арина Родионовна воспитывала всех подопечных барских детей по-русски. Она умела задушевно рассказывать были и небылицы, страшные истории, сказки, знала народные поверья, сыпала пословицами и поговорками. Ее любили слушать не только дети, но и вся домашняя прислуга. Именно в этот период юный Саша впервые услышал и про избушку на курьих ножках, и сказку о мертвой царевне и семи богатырях. Ведь до начала общения с ней Пушкин практически не говорил по-русски, а слышал один лишь французский язык. Вплоть до своего поступления в лицей, Пушкин жил под одной крышей с Ариной Родионовной.

Однако особая близость между Пушкиным и Ариной Родионовной Яковлевой сложилась как раз в описываемое время, во время его двухгодичной ссылки в село Михайловское Псковской губернии, начиная с июля 1824 года. И постаревшая няня с радостью его встретила. В Михайловском Арина Родионовна не просто стерегла усадьбу, но и вела все господские дела. Они вместе коротали вечера. Няня усаживалась к столу со своими вечными чулками или с прялкой и под бойко бегающее в ее руках веретено сказывала свои сказки – певуче, просто, что, по свидетельствам самого поэта, получалось у нее превосходно. Он часто приходил в ее маленький домик, стоящий рядом с господским, порождая легенды о том, что Пушкин даже жил не у себя, а в «домике няни». В письме знакомому Пушкин писал в декабре 1824 года: «… вечером слушаю сказки моей няни…; она единственная моя подруга – и с нею только мне не скучно».