Читать книгу Запутанные нити. РАК: умереть нельзя измениться - Вилена Смирнова - Страница 5

Сижу в машине с Дишкой, собираюсь. Надо идти домой и что-то сказать маме. Надо в принципе куда-то идти и в принципе что-то сказать, и сделать, и успеть… Теперь в мою жизнь вошло это тревожно-гнусное «успеть». Успеть вылечить, успеть дожить, успеть успеть…

Меня накрывает волна гнева. Не просто гнева, а раскаленной белой ярости. Я со всей дури бью себя по коленям и начинаю рыдать. Даже выть. Громко и с чувством. И кричу. В замкнутом пространстве машины мой крик рикошетит от потолка и обрушивается мне на голову. И мне кажется, что он не закончится. У меня внутри много крика. Сквозь мою бессвязную речь про то, что кто-то за меня решил и «зачем», и «я ЭТО не выбирала», просачивается-проскальзывает один взгляд Диши. Я умолкаю, когда он с силой железными пальцами стискивает мое колено.

– Я тебя не отдам – слышишь?! Не отдам – только живи!!! Я ни за что никому и ничему тебя не отдам!!!

Теперь кажется кричит он. На самом деле говорит он тихо и пронзительно, его слова гудят у меня в голове и в желудке. Но он кричит, потому что я не выдерживаю этой громкости. В области сердца какой-то клин вбивается-впечатывается.

– Я вытащу тебя – слышишь?! Только живи, умоляю! Я все смогу, только живи! Веришь мне?

Я киваю, и мой крик закончился, будто испугался. Слезы хлещут как прорвавшаяся плотина. У меня оказалось много слез. И чувствую себя разделенной. Кто-то сидит и рыдает, а кто-то посреди черепной коробки фиксирует: «Что там? Шок-ступор, отрицание, гнев, вина… Ба! Да я перескочила две фазы горя…» И пока я рыдаю, этот кто-то размышляет, будет возврат к первым двум или сразу помчимся к принятию?

Диша меня уже укачивает, что-то быстро-быстро говорит, поправляет волосы, улыбается, обещает.

– …. у нас столько планов, маленькая моя. Как же так? Мы же столько еще с тобой собирались сделать, в стольких местах побывать. Ну как же? Мы обязательно будем там, где хотели. Это только начало, понимаешь, начало… Ты меня вытащила, я жив-здоров, и я тебя вытащу – я все смогу.

Да. У меня было много планов на ту жизнь. Я не знаю, реализуются ли они. Я теперь ничего не знаю. Я вижу, что мои планы резко скорректировались. И мне надо с этим согласиться. Или хотя бы сделать вид.

– Диш, я в негодовании. Мне отвратительно от того, что придется пройти именно так. Я реально не понимаю – я не давала согласия на такой способ. Это слишком. И я хочу знать – зачем мне так идти? За каким таким смыслом этот экстрим?

Диша убеждает, увещевает – мол, все еще непонятно, возможно, все еще не так как кажется.

– Ты же ведьма, – смеется, – все рассыплется, вот увидишь! Все не так… ну, сколько раз такое проходили. И это пройдем. Ну, значит, так надо.

А кто-то сидящий в глубине черепной коробки потирает руки: «Интересно-интересно, и куда это выведет?» И разворачивается усталая потрепанная ясность – все так.

Ляльке решено пока не говорить. Они с мальчиком собираются в театр, а потом уедут на дачу. Пока в ее жизни все будет как прежде.

Мама держится. Я знаю – это «пока». Оно угадывается в терпеливо-выдержанных интонациях. В сохранении невозмутимости лица и духа. В подборе слов и их аккуратной расстановке.

Слова в этой ситуации вообще, как хрустальные: их не берут и не подбирают – к ним прикасаются. Их едва передвигают и смотрят издалека – как они там на той дальней полке смотрятся? Пока.

Я держу интонацию. Не обрушиваю свое внутреннее знание. Уже не кокетничаю с ожиданиями. Мне с ними сейчас тесно. Буду гнать.

Мама спрашивает, почему я молчала об этом. Я знаю ответ, он какой-то неудобный и дурацкий в целом. Но другого все равно нет.

– Я очень не хотела вас беспокоить. Я вас знаю – вы бы стянули столько внимания и тревожности, что мне было бы не по себе. Я рассчитывала, что разберусь сама.

Мама только всплескивает руками. Рассказываю ей про «шрам», и она вдруг:

– Это ты сама себе в джунглях «операцию» сделала. С Аяваской своей. Вот и шрам.