Читать книгу Прогулка за Рубикон. Части 1 и 2 - Вилма Яковлева - Страница 4

Радости от возвращения не было.

Виктор подумал, что в мире нет ничего более тоскливого, чем безмолвие старого питерского двора в зимний февральский вечер.

Падал снег, расчерчивая черное небо чистыми, белыми линиями.

Он задрал голову и подставил лицо падающим сверху снежинкам. Светящиеся окна этажей уходили вверх, словно огоньки святого Эльма на мачтах призрачных кораблей. Еще выше, в темном квадрате неба, медленно кружила чайка.

Мимо него, разбрасывая мокрый снег, проехала машина. Свет фар заскользил по квадрату двора, создавая на стенах домов прохладные косые тени, открывая ему что-то очень знакомое и только свое.

Внезапно со стороны улицы раздалась автоматная очередь.

Потом вторая. Пули со знакомым Виктору тошнотворным визгом зарикошетили от стен. Пригнувшись, он вернулся в подворотню и встал за небольшим выступом.

Недалеко от него, на другой стороне улицы, стояла машина. От нее безмятежно шли два человека, вооруженные короткими автоматами. В только что выехавшей со двора машине сидели три неподвижные фигуры. Раздались контрольные выстрелы.

Стоящая на другой стороне улицы машина резко развернулась и, подобрав людей с автоматами, скрылась за поворотом.

На то, что осталось, медленно ложился снег.

Виктор пошел обратно к дому. За скрипучей дверью подъезда было темно. Он пошарил по стене и, найдя выключатель, зажег свет. Голая электрическая лампочка осветила обветшалую желтизну стен и облупившийся свод. Тянуло холодом и безразличием.

Несколько минут он постоял на лестничной площадке, вдыхая пыльную тишину. Потом быстро взбежал по лестнице на последний этаж и открыл дверь своей квартиры.

Это была однокомнатная квартира под самой крышей, плохо прогреваемая центральным отоплением, поэтому в углу стояла небольшая железная печка с трубой, воткнутой в старый дымоход.

Не снимая ботинок и пальто, он прошел на кухню и бросил на стол коричневый пакет. Из него вывалились курица гриль, пакетики с кетчупом, куски ржаного хлеба и бутылка водки.

Из кухни двери вели в единственную комнату. Темно-зеленая тахта, накрытая старым клетчатым одеялом, стол, придвинутый к стене, стул, недопитая бутылка виски и батарея винных бутылок на журнальным столике, кресло в форме ракушки, прижившееся в квартире еще в 60-х, пепельница на подоконнике с двумя смятыми окурками, книги на полу возле шкафа вперемешку с одеждой и скомканными простынями. Все было покрыто толстым слоем пыли.

Из окна открывался вид на серые крыши, царство водосточных труб и телевизионных антенн.

Первым делом Виктор разжег огонь в печке. Потом разгрузил кресло от книг и уселся с едой возле телевизора.

На Первом канале вещал Горбачев, пародируя ленинские надежды на торжество идей коммунизма. На Втором несколько молодых парней ерничали обо всем, что приходило им в голову. Потом пошли картинки. Ликующие толпы, листовки, летящие на мостовую, народные трибуны, похожие на городских сумасшедших. Время от времени камера выхватывала из толпы тупо-восторженные лица.

От огня шло тепло. Вкус виски за три года практически не изменился, а недопитое вино пахнуло уксусом. Поев, он выключил телевизор и вылил содержимое винных бутылок в раковину.

На журнальном столике лежала груда нераспечатанных писем. Первым он распечатал письмо Ильи, лежавшее на самом верху.

Привет из Баку! Сижу в казарме и читаю подобранную днем листовку с современным азербайджанским фольклором: «Русские – в Рязань, татары – в Казань, армяне – в Ереван, евреи – в Биробиджан! Цвети родной Азербайджан!»… В прошлом году я писал тебе о событиях в Тбилиси. Думаю, что здесь заваривается еще круче.

В город стекаются еразы – беженцы из Нагорного Карабаха. Из них формируют боевые дружины и натравливают на армян и русских, на единоверцев-лезгинов и даже на бакинскую интеллигенцию. Один русский, спасая сою жизнь, простоял в метро на коленях всю ночь. В том метро, которое он сам и строил. Потом, правда, его отпустили, дав пинок под зад. Повезло парню. Через месяц здесь начнется настоящая бойня, если что-то не произойдет. А что, собственно, тут может произойти, кроме бойни? Ничего.

Еразы селятся в зачищенные от армян квартиры, и знаешь, что они в первую очередь делают? Взламывают паркет, насыпают землю и сажают зелень. Они же крестьяне. В городе им нечего делать.

Граница взломана, и у боевиков полно оружия. А нам запрещено стрелять. В расположение части приходят русские и армяне, просят оружия, чтобы защитить свои семьи. А мы не даем.

Ты знаешь, я симпатизировал армянам и помогал им создавать карабахскую армию. Теперь вот плачу по счетам.

В Карабахе я познакомился с английской журналисткой. Ну и баба, скажу тебе! Моталась по всем фронтам. Я влюбился в нее с первого взгляда. Но она исчезла так же внезапно, как появилась. Потом, правда, прислала свой журнал. На его обложке была моя фотография. И подпись: «русский Рэмбо».

Два дня назад Виктор узнал, что Илья погиб. Он вынул из ящика стола фотографию, где они оба были сфотографированы после окончания училища, и долго на нее смотрел.

Следующее письмо было от Володи.

Привет из застенков! Как говорится, от сумы и от тюрьмы… А дело было так.

У Дома правительства в Кабарде собралась толпа, чтобы поорать за самостийность. Мордатые активисты, наколотая молодежь, экзальтированные женщины. Ну и жидкая линия заслона – бледные от испуга, прыщавые русские мальчишки, в огромных касках на тощих шеях.

Я был от спецназа и внимательно следил за толпой. Две женщины вдруг стали медленно оседать на землю. Те, кто стоял рядом, отчаянно закричали. Я бросился вперед и кончиками пальцев достал человека, прятавшего что-то в кармане штанов. Потом, перебирая пальцами, забрал ворот его одежды в кулак и повалил на землю. В кармане был нож. Люди все поняли и расступились. Кто-то стал оттаскивать раненых женщин. Держа обмякшее тело провокатора за шиворот, я потащил его к линии оцепления. Но тут из Дома правительства полетели шашки с «черемухой». Бойцы заслона сняли каски и принялись надевать противогазы. Они все делали так, как их учили. И в этот момент какие-то люди бросились на солдат и стали бить их железными прутьями по незащищенным бритым головам. Цепь распалась. Я увидел, как один из нападавших бьет молоденького солдата ножом, пытаясь просунуть клинок под бронежилет. Я выхватил из-за пазухи пистолет и выстрелил, не целясь, на удачу, и, конечно же, попал.

Потом я снова попал. На этот раз под следствие. Оказывается, я не имел права стрелять. Если ты читаешь мое письмо, значит, ты в России. Помоги выбраться.

Третье письмо было от Егора.

… Нас вывели из Германии и бросили на снег в Закарпатье. Живу в палатке. Ощущение надвигающейся катастрофы… Речь не о Германии, и не о союзных республиках, рвущихся на волю. Что-то неладно в самой России… Я вспомнил уход из Афгана, когда нас после торжественной встречи на границе, словно преступников, согнали на специальные площадки, оцепленные автоматчиками, расформировали, разогнали по дальним гарнизонам. Лучшие боевые части. Теперь я понимаю – почему… Сейчас все, буквально каждая мелочь работает на развал Союза. Следующая остановка – Россия.

Хотя, что я ною. У каждого поколения своя война.

За окнами началась какая-то возня. Возле расстрелянной машины суетились люди. Стоял милицейский газик, сверкая голубой мигалкой.

Как и Штирлиц, Виктор считал 23 февраля своим праздником. Надо было его как-то отметить. Он накинул пальто, сбежал вниз по лестнице во двор и вышел на улицу.

Его опять поразил вид города. Из-за неубранного мокрого снега все кругом напоминало холодное зимнее болото. Казалось, небо висит на верхушках деревьев.

Возле автобусной остановки торчал наскоро сбитый из досок киоск. На полках были разложены сигареты, пиво, водка, леденцы в развес и бумажные пакеты, из которых торчали толстые серые макароны.

На стенке киоска ветер лениво трепал грубо приклеенное объявление: «Свидетелей перестрелки 19 февраля сего года с применением гранатомета на перекрестке улиц Герцена и Гоголя просим обратиться в районное отделение милиции».

Виктор купил банку пива и открыл ее с сухим треском.

Дверь ларька приоткрылась, и на него пахнуло густым кислым запахом. Он повернулся к ларьку спиной. Слева от него образовалась небольшая полоска света, осветившая груду тряпья. Виктор подошел ближе. В намятом ногами грязном снегу валялся окоченевший бомж. Из приоткрытого рта торчали черные пеньки зубов.

Пробормотав про себя: «Нельзя же так», – он пошел к ближайшему телефонному автомату. Но телефонная трубка была сорвана.

Чертыхнувшись, он перешел улицу и зашел в кооперативное кафе «Меж двух океанов». Когда-то это была бутербродная с водкой в розлив. Теперь здесь на правах арендатора хозяйничал его однокашник Сева. Он усовершенствовал интерьер: поставил шесть столиков со стульями, чтобы народ мог выпить не только стоя, но и сидя.

Войдя в кафе, Виктор подошел к стойке бара и потянул на себя телефон. Бармен удивленно уставился на него из дальнего угла, где убирал посуду.

Виктор набрал номер милиции и скорой. Потом подозвал бармена:

– Подбери челюсть. Где Сева?

– Господин Попандопуло? Он у себя.

Виктор обогнул стойку бара.

Сева сидел в маленькой комнате без окон и подкалывал бумаги. Увидев Виктора, он по-женски всплеснул руками:

– Никак живой!

– Я-то живой. Но что у вас тут творится? Мертвяки по обочинам валяются. В магазинах ничего нет. Вообще ничего. Купил по дороге курицу гриль за немыслимую цену.

– Ты что, с неба свалился?

– Я всего неделю в России. Рассказывай.

– Что рассказывать? Горбачев открыл задвижку, и страну заливают канализационные стоки. Власть в городе захватили бандиты. Каждый, кто выходит из тюрьмы, получает вотчину для кормления. Спекулянты скупают все подряд и ждут, когда поднимутся цены. И все это называется рынком. Какой, на хрен, рынок! Какие предприниматели? Только что он был последней скотиной и вот… ворочает миллионами. От милиции никакого прока. Те же бандиты.

– Да-а… Поговорим об этом потом. Мне нужна еда, водка и хорошее вино.

– Оkay, оkay! Могу предложить кур, рыбу, все мороженое, но за качество ручаюсь. Рис, макароны. Картошка замерзла. Цены у меня кооперативные. Но тебе полагается скидка.

– Скидки не надо. Давай!

Сева принялся суетливо укладывать продукты в пакет, продолжая говорить:

– Мяса в городе нет. Прошел слух, что завезут мороженое мясо с европейских складов НАТО. И действительно завезли. С просроченным сроком годности. А нормальное мясо, привезенное из Вологды, зарыли недалеко от города. Кто-то создал дефицит, чтобы превратить натовское мясо в деликатес.

– Кто?

– Как кто? Бандиты. Кто же еще?

– Я могу позвонить?

– Конечно.

Набирая номер телефона, Виктор увидел в окно, как к киоску подъехала скорая. Появились носилки.

В трубке раздался знакомый женский голос:

– Я у телефона.

– Свет, это я.

Трубка надолго замолчала.

– Ты вышла замуж? – прервал молчание Виктор.

– Да. Я не могла больше ждать. И не хотела. Я три года жила возле пустого места, где должен был быть ты. Это нечестно! Ты безжалостный разрушитель чужих жизней. Прощай.

– Постой, постой, – Виктор с ужасом подумал, что если разговор прервется, то навсегда, – эти три года я мотался по пустыне.

– Вот и отлично! – в голосе Светы прозвучала злость. – У меня тоже есть своя пустыня. Только она в душе, – в трубке раздались прерывистые гудки.

За дверями послышалась брань. Сева втянул голову в плечи.

– Кто это? – спросил Виктор.

Сева обреченно махнул рукой.

– Крыша приехала. Только умоляю тебя, не вмешивайся. Ты уедешь, а мне тут жить. Получу несколько синяков, ничего страшного. Я сам, сам.

Виктор пожал плечами, налил себе коньяка и сел в кресло, прислушиваясь к разговору в зале. Это была типичная разборка.

– Ну, ты меня достал, – голос говорящего был сиплым, – где деньги?

– Сколько вам надо? – голос Севы дрожал.

– 10 тысяч.

– Сколько?!

– Десять.

– У меня нет таких денег! Просто нет…

– Хватит цацкаться с этим мудаком, – это уже был другой голос, – вывезем его в лес и отмутузим.

Виктор услышал глухие удары.

– Не надо, я вас очень прошу. У меня желудок больной.

– А нам пох…й.

– Поймите меня, я же делаю все, что могу…

– Нам пох…й. Сегодня, какое число?

– Я решу… дайте время. Я вас очень прошу…

– Я спрашиваю: какое сегодня число?

– Двадцать третье. Зачем?! Люди вы или звери?

– Молчи, тварь! Не надо считать всех дураками. Короче, даю тебе два часа. А дальше я не контролирую. Все!

– Вы же знаете, что мне некуда идти.

– Бесполезно. Ровно через два часа. Ты что думаешь? Что нас можно вот так просто обвести вокруг пальца. Я не пойму, ты что, считаешь себя самым умным, а зря. Заработал, поделись. А ты как думаешь? – говорящий обратился к одному из своих, и тот, видимо, согласно кивнул головой. – Вот видишь, никто с тобой не согласен. Странно, деньги были, и вдруг их нет. Интересно, куда они делись. Надо работать по-честному, это мне еще отец говорил. А ты все норовишь отмазаться. Это неправильно. Мы же не забираем у тебя последнее.

– Почему несколько дней нельзя подождать?

– А потому!

– Но всему должно быть объяснение.

– Вот з…бал! Я что, нанялся на твои вопросы отвечать. Хорошо, отвечу… Потому что… – сиплый, видимо, не смог подобрать нормальных слов, –… потому что в этом деле вырисовывается босый х…й. Ты уже два месяца е…шь нам мозги. Извини, братан, сегодня или все будет прощено, или за все воздастся. Такой вот выдался день. У тебя есть время один час пятьдесят пять минут.

Опять послышались удары.

– Не нравится ему, б…ь такая.

– Я вас прошу, перестаньте, я вас умоляю. Это же и ваше кафе.

– Это теперь только наше кафе.

– Я вас умоляю!

– Ты ошибся, ты очень сильно ошибся… Вот тебе, сука. Убью нах…й. Ты милый еще ничего не видел в этой жизни.

– Я знаю. Извините, пожалуйста. Не надо бить. Умоляю.

– Ах ты б…ь! Ведь ты знал, что будет двадцать третьего. Ребятам нужны деньги, ведь сегодня праздник. Понимаешь ты, сука, праздник. Надо купить водовки, б…дей пригласить. А ты нам подачку суешь? Нехорошо! Так, значит, по-хорошему мы договориться не можем. Что ж, будет по-плохому. Через один час пятьдесят минут. Только попробуй слинять. Из-под земли достанем. А теперь налей нам в честь праздника.

В кабинет Сева вернулся весь в крови. У него был разбит нос и губа. Он грузно опустился в кресло и заплакал.

– Я больше так не могу… У меня ничего не получается…

– Откуда взялось это дерьмо?

– Оттуда! Из бешеной матрешки. С рылом вместо лица, – Сева грустно улыбнулся собственной шутке. – Знаешь, сколько я плачу за крышу? Пятнадцать процентов с оборота. Без гарантий. Пришли трое. Вначале речь шла о пятистах баксах в месяц. Ну и пошло, поехало. Недавно дал деньги на учебу сыну смотрящего. Сынок у него, я тебе скажу… Шляется по клубам, наркоманит, хочет работать в КГБ.

– Вот что! Уезжай. Вали в свою Грецию, туда, где чисто и тепло. Я продам твой бизнес, обещаю не продешевить. Эти гады сами его и купят.

Сева размазал кровь по отекшему лицу.

– Осталось полтора часа. Я не знаю, где достать деньги.

– Не надо ничего доставать. Теперь мой выход.

– Что ты собираешься им сказать? – Сева задрожал, как осиновый лист.

– Этого никогда не знаешь наперед. Я, может, вообще ничего не скажу. Только погляжу на них.

– Этих на испуг не возьмешь. Не стоит рисковать.

– Нет такого стоящего дела, из-за которого не пришлось бы рискнуть.

Виктор встал в проем дверей и принялся рассматривать сидящих за столом. Их было трое. Один – высокий с покатыми бугристыми плечами, выпирающими из-под рубашки, с одеревеневшим непроницаемым взглядом. Его он сразу окрестил Циклопом. Второй – качок-коротышка, с лицом, напоминающим задницу откормленной свиньи. На узкий лоб сползала рыжая челка. Хряк. Третий – среднего роста, сухой, голова полностью обрита, изгиб густых усов к углам рта, и скулы, как голая кость. Дракула.

Хряк вытянул губы и щелкнул языком:

– Пыхнем? У меня тут косяк припасен.

– Да нет, – ответил Дракула. – Сначала дело сделаем. Я вот что спросить-то хотел, – он плюнул в открытую форточку, но попал чуть ниже на стекло оконной рамы. – Что, если денег не будет?

– А ты пойми, кретин. Пораскинь мозгами. Если денег не будет, Вась-Вась на нас обидится. Праздника не будет. А нам вместо свежих б…дей придется Варьку драть. Чур, в этот раз я первый, а то после такого шланга как у тебя, там делать нечего.

– А ты закинь ее ноги себе на плечи.

– Ох, и не люблю я эту жидовню, – Циклоп презрительно посмотрел в сторону служебной двери.

– Он грек. Как его… Попандопуло. Надо же!

– Все они греки.

Виктор оторвался от дверного косяка и подошел к столику. На него уставились три пары глаз.

– А где этот..?

– Я за него.

– А ты кто такой?

– Я только что купил его долю в этом кафе.

– Гони деньги.

– Какие деньги? Я посмотрел документы. Из-за ваших поборов пришлось снять деньги с оборота. Размер убытков примерно пятьдесят тысяч долларов. Так что не я вам, а вы мне должны. Думайте быстрее, где достать деньги. Даю вам два часа.

– Во как… – Хряк поперхнулся.

– Вот так…

Циклоп привстал со своего стула, опираясь на огромные кулаки с татуировкой на угрожающих фалангах.

– Слышь ты, урод. Ты че гонишь-то? Я не понял…

– Сейчас поймешь.

Виктор лениво взял со стола солонку и коротким резким ударом переломил Циклопу переносицу. Лысый вскочил на ноги и вытащил нож. Виктор обрушил на него стул.

– А ты – сиди! – приказал он Хряку. – А ты, – он повернулся к лысому, – убери нож, а то руку сломаю.

Лысый поднялся и разразился матом:

– Мент поганый.

Виктор сел, вынул пистолет и положил его на стол.

– Сейчас вы покажете мне свои паспорта и отвезете к своему Вась-Васе. Итак, я жду.

В ответ раздалось невнятное хлюпанье.

– Нет документов? Это плохо, – Виктор взял со стола пистолет и подошел к лысому. Тот прижался к стене и сплюнул длинной слюной. Виктор ударом кулака свалил его на землю и быстро обыскал. Потом повернулся к Хряку:

– Повезешь меня в свою контору.

– Я никого никуда не повезу, гадом буду.

– Будешь! Не повезешь – отправишься к чертям. Доедем – будет тебе шанс на девочек и водку.

Офис находился в старом особняке, обнесенном высоким забором. Хряк провел его мимо внешней охраны и нескольких внутренних постов в большую прихожую с двумя симпатичными секретаршами и коренастым охранником.

– Василий Васильевич у себя?

– У себя, но он занят.

– Конечно, занят! – Виктор схватил Хряка за шиворот и бросил в дверь кабинета. Дверь с треском распахнулась. В проеме дверей было видно, что сидевший за столом человек начал выбираться из кресла, держась толстыми пальцами за подлокотники.

Виктор вошел. Хряк быстро отполз обратно к дверям.

– Охрана! Вызовите охрану! – человек за столом опрокинул кофейную чашку, и коричневая жижа растекалась по бумагам. – Пошел вон! Кому сказано! Вон отсюда!

Почувствовав легкое движение воздуха за спиной, Виктор резко обернулся и ударом ноги вышиб коренастого охранника обратно в прихожую. И закрыл дверь.

– Ты кто такой! – прохрипел хозяин кабинета.

– Я продаю свою долю в кафе «Меж двух океанов».

– Виктория!

Одна из секретарш вбежала в кабинет и, таращась от страха, встала рядом с Виктором.

– Позови охрану снизу и позвони бригаде, тупая корова. Как он вообще сюда попал?!

Хозяин кабинета наконец-то выбрался из-за стола.

– Не надо никого звать и никуда звонить, – спокойно сказал Виктор. – Это бесполезно. Если я применю оружие, здесь камня на камне не останется. Так как насчет кафе?

За дверью послышался топот ног. Перепуганные охранники застыли в дверном проеме, не зная что делать дальше.

– Закройте дверь! – приказал им хозяин кабинета и жестом предложил Виктору сесть. – Твое предложение?

– Семьдесят тысяч долларов, – Виктор не стал садиться. – Пятьдесят тысяч возмещение убытков и двадцать за бизнес.

– Ты шутишь?

– Отнюдь! Договоримся так: деньги в течение завтрашнего банковского дня ты перечислишь в фонд помощи афганским инвалидам «Мухтар». Вот здесь указан банк и номер счета, – Виктор протянул визитную карточку. – Жду один день. Пугать меня бесполезно. Родственников, друзей, постоянных женщин у меня нет. Единственный близкий мне человек, которым я дорожу, – командир воздушно-десантной дивизии. Такой вот выдался у тебя день. А сейчас выведи меня отсюда.

В кафе «Меж двух океанов» был занят только один столик.

– Эй, капитан Шевардин, есть разговор, – сидевшие за столиком люди в упор смотрели на него.

– Мужики, дайте хоть пожрать спокойно, мне вообще после ранения нервничать нельзя.

– Не о теле надо думать, а о душе, – один из сидевших за столом разлил водку по стаканам. – Не откажи старым воякам.

Виктор сел за столик.

– За что пьем?

– Не гони. Надо многое обсудить. Нам только что звонил один из наших и рассказал, как ты тут всех построил.

– Кто такие – ваши?

– В Питере и Москве сидят, по квартирам.

– Ну, так что?

– Мы хотим взять на себя ответственность за страну, которая сползает к хаосу.

– Это серьезно.

– Куда уж серьезней. Мы хотим стать той силой, которая наведет в стране порядок.

Говоривший не был оратором и остановился, чтобы перевести дух. Виктор терпеливо ждал.

– Мы будем создавать вооруженные отряды. Мы соберем деньги с тех, кто наворовал, а потом этими же деньгами заткнем им глотку. Надо разобраться с золотом партии, которое утекает из страны. Надо разыскать счета и вернуть деньги на родину. Это будет объединение кадровых офицеров спецслужб, «Гвардия России». Привлечем отставных бойцов из спецподразделений, а также ветеранов войны в Афганистане. Мы хотим, чтобы ты возглавил наш штаб.

Виктор почесал затылок.

– Честно? Думаю, что ваши отряды превратятся в бандитские шайки.

– Понимаем. Мы изучили опыт генерала Де Голля. Он блестяще справился с ОАС, не прибегая к полиции и суду.

– И кто же у нас тут в стране Де Голль? Тот, что с пятном на лбу? Или, может, тот, с е…ными инициалами. Де Голль сформировал спецотряды из озверевших корсиканцев. И они действительно расправились с оасовцами без суда и следствия. Но потом их самих пришлось усмирять. То, что вы предлагаете, возможно только при полном контроле ситуации со стороны сильной власти. В противном случае ваша гвардия превратится в сборище наемных убийц.

– Значит, не договорились?

– Не договорились.

В конце 1970-х Виктора снабдили хорошими документами, продуманной легендой и забросили в Родезию. Он прошел тренировочный лагерь родезийского спецназа «Вафа-Вафа», окончательно лишившись своего прошлого и создав его заново.

Ему поставили задачу детально разобраться в методах подготовки отборных частей родезийской армии, которая считалась лучшей в Африке и едва ли не лучшей в мире.

Из трехсот кандидатов в родезийский спецназ отбирали не больше тридцати. Виктор прошел отбор с первого раза.

Начались тяжелейшие тренировки. Полоса препятствий оказалась на порядок сложнее, чем в Советской Армии. Он карабкался по острым скалам, плавал в полном обмундировании, лазал по канату, протянутому над водой. Туда и обратно. В воде были крокодилы. Его учили не быть съеденным. Он бегал с мешком, наполненным песком, сначала по пересеченной местности, потом по воде, потом в гору. Потом по кустарнику, где было полно змей. Часть тренировок проходила под «живым огнем». Один день в неделю все надо было делать только бегом с полной нагрузкой.

Самыми тяжелыми были марш-броски в африканском кустарнике. Каждые двадцать минут наступало ощущение, что сил больше нет. Как только он начинал думать об отдыхе, нагрузку увеличивали. Через каждые три часа наступала потеря ориентации во времени и пространстве. Болело все. Легкие горели. Понос выворачивал внутренности наизнанку.

Когда бутылки с водой становились тяжелыми, наступал момент истины.

В 1980 году к власти в Родезии пришли черные. Армия перестала существовать, проиграв войну, не проиграв ни одного сражения. Он уехал в ЮАР. После проверки его зачислили офицером в элитный батальон наемников – знаменитый 32-й батальон «Буффало».

Через год его пригласили на работу в Национальное разведывательное агентство ЮАР National Intelligence Agency (NIA).

В ночь с 5 на 6 июня 1986 года юаровские коммандос подорвали в порту ангольского города Намиб три советских сухогруза и кубинский транспорт. Он успел сообщить о готовящемся теракте, тем не менее вина за случившееся была возложена в том числе и на него. Его отозвали в Союз.

Летом 1987 года радиостанция УНИТА «Голос Черного петуха» сообщила о сбитом транспортном самолете, который пилотировали советские летчики. Летчиков взяли в плен и превратили в предмет торга. Их таскали по лесам и демонстрировали на пресс-конференциях для западных журналистов в качестве доказательства «советско-кубинской» агрессии. Ребят надо было спасать.

Сделать это не мог никто, кроме него.

 Пока он был в Союзе, его биографию нарабатывал в Европе другой человек. Поэтому он смог вернуться в ЮАР. Летчики были освобождены без силовой операции только благодаря его контактам в NIA.

Забирая летчиков, он случайно стал свидетелем грубой зачистки деревни озверевшим от потерь ангольским спецназом и чуть было не пристрелил советского военного советника, ворюгу и алкоголика. Полгода военный прокурор разбирался с этим делом. Его оправдали, но на военной карьере можно было поставить крест.

Наконец он вернулся домой.

После буша российский лес казался сказочным. Снег, мороз, водка, белые женщины на улицах. Особенно хорошо было в первые два дня, пока он жил у матери в старинном городке под Псковом и ничего не действовало на нервы.

Но потом он понял, что вернулся в смертельно больную страну.

Зазвонил телефон. Виктор поднял трубку.

– Виктор? Это Анатолий. Есть разговор. Могу зайти прямо сейчас.

– Заходи, я жду.

Анатолий был знаком Виктору по Анголе, они несколько лет обменивались шифровками, но виделись всего два раза.

Сначала они поговорили о прошлом, избегая каких-либо политических оценок. Виктор разлил по стаканам водку.

– Вафа васара. Чокаться не будем.

Анатолий сжал в кулаке стакан.

– Это что-то на языке шона?

– Да. «Кто умер – тот умер, кто остался – тот остался».

Они выпили водку одним глотком.

– Перейдем к делу, – Анатолий бросил в рот кусочек черного хлеба. – У меня к тебе предложение. Ты, наверное, знаешь, что многие наши кооперативы получили право на проведение внешнеторговых операций.

– Знаю.

– Это была глупость, но что сделано, то сделано. Теперь все хотят знать, кто есть кто. Кому можно доверять, кому нет. Контора[6] знает все или почти все. Но она не может выйти на рынок. Мы предлагаем тебе продавать нашу информацию как свою. Будешь делать вид, что занимаешься частными расследованиями.

– Почему я?

– Работа опасная. У тебя нет семьи. О том, где живет твоя мать, знаем только мы.

– Чтобы пригласить ее на мои похороны?

– Ты лучший из тех, кого мы знаем, и тебе доверяют.

Виктор представил, как может выглядеть его личное дело: «Истинный славянин, характер стойкий, выдержанный. Отличный спортсмен, мастер спорта по дзюдо и плаванию. Капитан войск специального назначения ГРУ. Владеет английским, французским и португальским языками. Может объясниться на африкаанс. Места службы засекречены».

Анатолий вывел его из задумчивости:

– Деньги большие. Очень большие.

Виктор скривился:

– Деньги мне не нужны. Мне только что сказали, что надо о душе подумать. Я не хочу, чтобы портрет нашего поколения был составлен из пороков.

– Брось! Сейчас бизнес делают все, начиная от генерального секретаря партии, продающего вверенную ему страну, и кончая ночным сторожем, меняющим на водку то, что ему поручено охранять. Контора не исключение. Уже с Афгана она занимается всякими делами. А сейчас особенно.

– Вопрос, конечно, интересный, – Виктор покрутил в руках стакан. – Надо подумать.

– Риск предлагаемой тебе работы не превышает 1:10. Это намного меньше, чем в Анголе.

– А как же мораль?

– Мы знаем, что можно, а что нельзя. Все заказы пойдут через тебя, все материалы ты сможешь предварительно прочитать. Ни один заказ не будет исполняться без твоего согласия. Я уверен, что наши нравственные оценки совпадут. Мы оба давали одну присягу, и эта присяга пока в силе.

– Пока?

– Может быть, нам скоро придется присягать только России, – Анатолий встал и принялся нервно ходить по комнате. – Внутри конторы идет идейный спор – спасать Союз или умело его развалить. Этот спор идет со времен Андропова. Кроме того, в конторе вызрел огромный пузырь конфликта интересов. Скоро он лопнет. Страна может развалиться в считанные дни. Демократы совсем очумели. Но не в них дело. Ты знаешь, что такое институциональные беспорядки? Это не толпа на улице. Это когда ничего нельзя сделать, потому что ничего сделать нельзя.

– Тут у меня состоялся интересный разговор в кафе, – Виктор коротко рассказал о полученном предложении возглавить штаб российских «барбузов». Анатолий равнодушно махнул рукой:

– Мы знаем этих ребят. Они не опасны. Но сама идея бороться с криминалом без суда и следствия буквально витает в воздухе. И вполне может материализоваться.

– А кто этот Василий Васильевич?

– Мелочь… Но за ним стоит очень сильный человек. Торгует оружием. Неплохо почистил оружейные склады в Германии. Ты должен его знать. Это Бальмонт. Вы, кажется, вместе учились.

– Да, было дело.

– О тебе тоже ходят разные слухи. Но это к делу не относится.

– Почему не относится? Давай, говори!

– Даже контора не знает, откуда у тебя деньги.

Виктор тряхнул головой:

– Все просто. На все заработанные в Африке деньги я купил алмазы и продал их в Брюсселе. Это не запрещено. Деньги положил на счет в один из брюссельских банков, и он исправно оплачивает мои счета.

– Похоже, кому-то твои деньги не дают покоя.

– Чтобы добраться до них, этот «кто-то» должен отвести меня в Брюссель и подвести к банковской кассе.

– Контора знает о твоей сделке с ангольскими алмазами. Она только не знает, как тебе удалось их легализовать.

Виктор не смог скрыть язвительной улыбки.

– Я не собираюсь ни перед кем оправдываться. Мы с тобой вернулись в совершенно другую страну, которая, как оказалось, нас никуда не посылала. Я это понял еще в Анголе из разговоров в штабе, из полученных за три года писем. Поэтому я провернул эту операцию с алмазами и создал фонд помощи инвалидам афганцам. Могу отчитаться о каждом долларе.

– Не надо отчитываться. Скажи, как ты их легализовал.

– Помнишь рейд ангольских правительственных войск в район рудника Бамако, контролируемого повстанцами? Там, по сведениям разведки, накопился большой запас алмазов. Так и оказалось. Часть этих алмазов я купил. Дешево купил. Потом вывез алмазы в ЮАР. Там вошел в долю с менеджерами одной небольшой алмазодобывающей фирмы. С их помощью я и отмыл камни за какие-то проценты. Они внесли мои алмазы в базу данных как свои, запечатали их в специальный контейнер и выдали мне сертификат с указанием страны происхождения, рудника, характеристик и т.д. В Брюсселе банк распечатал контейнер, сверил его содержимое с базой данных, с сертификатом и купил все. Дорого. В сто раз дороже, чем они стоили в Африке. Сделка зарегистрирована, поэтому вы и сумели ее проследить.

– Да, но ты не учел одного – твой альтруизм тут непонятен. Среди тех, кто кормится вокруг афганцев, есть очень серьезные ребята.

– Думаю, я им не по зубам.

– Так ты согласен работать с нами?

– Да.

– Хорошо. Офис мы тебе подыщем и оборудуем, секретаршу подберем, машину купим. Бухгалтер тоже наш, он будет приходить когда надо. Читать баланс мы тебя научим за неделю. Будешь подписывать лишь то, в чем сможешь разобраться. Охранника и шофера найдешь сам.