Читать книгу Прогулка за Рубикон. Части 1 и 2 - Вилма Яковлева - Страница 5

День был теплым, над морем плыли перистые облака, вокруг разливался тихий далекий свет, приближающий дома на другом берегу залива.

Вивиан подъехала к высокой кованой ограде, за которой стояли охранники, одетые в одинаковые неброские костюмы. Один из них тщательно осмотрел багажник ее машины, другой зашел сбоку, со стороны водителя.

– Мэм, стоянка забита машинами, будьте осторожны.

Вивиан сняла солнцезащитные очки и протянула охраннику удостоверение.

За деревьями можно было разглядеть одноэтажное кирпичное строение, справа от него, судя по зеленовато-голубому мерцанию, находился бассейн, слева под огромным навесом располагалось нечто вроде ресторана. Оттуда доносилась приглушенная музыка.

Вивиан поставила машину на стоянку, вытащила ключ зажигания и пошла по направлению к кирпичному зданию.

Весенний корпоратив журнала WMW был в полном разгаре. По аллеям парка бродили уже порядком подвыпившие журналисты, репортеры, фотографы, манекенщицы. Группа колумнистов заняла все пространство между бассейном и кустами рододендронов. На невысоком подиуме трио певцов заливалось тихими трелями.

Около бассейна ее схватила за руку секретарша главного редактора Карен.

– Слава богу, ты здесь! Когда тебя нет, шеф ко мне придирается, – губная помада оставила след на двух ее передних зубах. – Тебя ждут в бунгало, там уже пьют под предлогом разговора о делах.

– Ничего, пусть подождут. Я целый час простояла между Каннами и Антибой. А потом еще час колесила вдоль побережья. Фред ничего толком не объяснил. Он просто сказал, что этот клуб находится где-то там. Как библейский Египет.

– В этом он весь.

– Что это за девичий эскорт? – Вивиан показала рукой на группу манекенщиц.

– Эти девочки будут сниматься для нашего журнала. Они из лучшего дома моделей здесь на юге. У нас не корпоратив, а бал-маскарад.

– Такое впечатление, что эти девицы ночь напролет учились ставить ноги.

– И раздвигать. Никакие они не манекенщицы. Самый обыкновенный эскорт с продолжением.

– У тебя помада на зубах.

– Ой! – Карен вынула из сумки зеркало и слегка приоткрыла губы. – Черт! Это все из-за новой помощницы шефа Пентал Бунофф. Вот дешевка! – Карен закатила глаза и дала волю воображению. – Она крутит им, как хочет. И мной тоже. Я вся издергана этим райским отдыхом. И все из-за нее. Да, – она вдруг резко сменила тему разговора, – шикарно выглядишь!

– Неужели? Все утро пыталась убрать мешки под глазами.

– У тебя слишком закрытое платье. Шеф сказал, что раз мы перенесли корпоратив из Лондона в Ниццу, то надо одеться легко и чувственно.

– Я испортила мини-юбку, пытаясь сделать ее еще короче.

– Нет, действительно…

– Этот день можно было бы вообще пропустить.

– Ты что? Я целую неделю выбирала что надеть, вся расфуфырилась, – Карен повернулась на каблуках, придерживая взметнувшиеся полы платья. – Моя задница не выглядит слишком большой? Скажи, что я вовсе не толстая.

– Ты не толстая, – Вивиан вытянула руку и придирчиво посмотрела на свет свои ногти, покрытые перламутровым лаком. Сквозь пальцы она увидела рыжего растрепанного парня с сумкой через плечо, размахивающего руками, как крыльями ветряной мельницы.

– А вот и Фред, – обрадовалась Карен.

Фред с трудом отдышался:

– Что это вы, дамы, приуныли. Ну-ка быстренько улыбнулись. Ку-ку!

– Готовимся к радостной девиации? – Вивиан потрепала Фреда по голове, после того как он неловко поцеловал ей руку, и кивнула в сторону манекенщиц, – прямо парад отощалых девиц.

Фред обнял женщин за талию и повел вверх по аллее. Дойдя до бунгало, он умоляюще сложил руки на груди.

– Вив, дорогая, мне надо с тобой поговорить.

– Только не сейчас, мои биоритмы сбились, как кегли в боулинге. И меня ждет шеф.

– Я подожду тебя в баре.

В дамской комнате Вивиан тщательно изучила каждый сантиметр своего отражения в зеркале. Потом открыла сумку и вынула туфли на высоком каблуке, которые добавили к ее собственным ста семидесяти семи сантиметрам еще пять.

Подойдя к двери бунгало, она услышала голос шефа, требующего поднять градус заголовков.

В плетеных креслах, расставленных вдоль стен, расположились человек двадцать – редактора, руководители отделов, их заместители и помощники.

Шеф, лысеющий толстяк с розовыми щеками, убегающими к ушам, кинулся ей навстречу, держа в одной руке бокал виски, в другой – сигару величиной с дирижабль.

– О, наконец-то! У меня хорошие новости, твоя серия статей о Карабахе произвела фурор. Это сравнимо, пожалуй, с успехом «По ком звонит колокол». Ее признали лучшей серией военных репортажей за прошлый год. Наш журнал прошел во всех вечерних новостях. Коллеги, поздравим Вивиан Белчер.

Раздались аплодисменты.

– Спасибо, – Вивиан огляделась по сторонам – оставалось всего одно свободное место возле Джона, перегородившего своими длинными ногами проход.

– Сюда!

Вив села и одарила всех лучезарной улыбкой.

Началось бурное обсуждение планов. Вив взяла со столика последний номер журнала и, пролистав его, нашла свой репортаж из Сомали. Половину страницы занимала фотография изящной сомалийки в окружении вооруженных повстанцев с похотливыми взглядами.

Джон наклонился к ней и прошептал на ухо:

– Два балла по шкале Бофорта.

– О чем ты?

– Твоя грудь колышется морской волной.

– Надо подтянуть лямки лифчика.

– Зачем! Лучше его снять. Шеф сказал, что, если в следующем году ты не получишь Пулитцеровскую премию «за выдающуюся подачу сенсационного материала», он устроит темную всему попечительскому совету Колумбийского университета. Он даже кресло приготовил, куда ты должна будешь опустить свою Пулитцеровскую задницу, а мы все встанем вокруг и пропоем осанну.

– Хватит меня донимать этой премией! Мне вообще-то безралично, есть она, нет ее… Но хотелось бы знать, зачем мы тут вообще собрались? Почему нельзя выпить без всех этих разговоров?

– Надо решить вопрос, кого послать в Россию. Эта нескучная страна опять села в лужу. Судя по всему, выбор падет на тебя.

Шеф положил свою сигару поперек бокала и, глядя на Вивиан, произнес целую речь:

– Все войны и революции начинаются одинаково, – его тонкие словно нарисованные усики задергались, – с очередей. В России уже скупают соль и мыло. Скоро эта «империя зла» развалится. Республики рвутся на волю. Нас особенно интересует Литва, Латвия и Эстония. Они первыми объявят о своей независимости. Особенно интересна Латвия. Какие будут мнения? Мнение уже есть. Я хочу, чтобы в Латвию поехала Вивиан. Правда, ей необязательно соглашаться, мы и так последнее время злоупотребляли ее самоотверженным отношением к делу.

– Я – против, – встрял Джон. – Она вносит слишком большое смятение в наше сонное королевство. Пусть читатели от нее отдохнут. Кроме того, в Карабахе ее чуть не убили. Мы потратили кучу денег, чтобы ее оттуда вытащить.

Вивиан ткнула его в бок:

– Вы потратили не свои, а мои деньги, – и уже громче добавила. – Раз у меня есть выбор, я подумаю.

– Думай. Только недолго. Латвия не Карабах. Тихое местечко на берегу холодного моря. В начале мая там примут декларацию о независимости. Поедешь сначала туда, потом в Россию. Коммунистам недолго осталось. Как только Ельцина изберут президентом…

– Этого пьяницу? – раздался чей-то голос. – Он же замаскированный коммунист.

Шеф задергал головой, пытаясь определить, кто это ему возражает. Не найдя виновника, он снова засунул в рот сигару и прошепелявил:

– Ельцин, не Ельцин, какая разница?.. Главное, что всякая масштабная политическая инициатива в этой стране заканчивается массовым самоистреблением нации. А это тема для Вивиан.

Вив уважала шефа. Все предыдущие редакторы один за другим гибли в кровавых битвах с советом директоров. Но шеф выстоял. Тираж журнала вырос до пятисот тысяч. Никому другому не удавалось так ловко связать в целостный образ голодающих сомалийцев и весеннее дефиле в Париже. Он умел преподносить желтизну под видом борьбы за мораль и нравственность, а двусмысленность под видом искусства. Он влезал во все, заставляя переписывать материалы по нескольку раз. Но благодаря ему журнал имел неизменный успех.

Секрет успешного репортажа Вивиан усвоила сразу: как и в любой истории он заключался во внимании к деталям. Шеф ей постоянно повторял: можно даже не понимать, что происходит на самом деле, но детали должны быть прописаны тщательно, понимание придет позже.

Когда в прошлом году ее выдвинули на Пулитцеровскую премию, шеф скакал от счастья. Когда же она ее не получила, он в раздражении чуть было не разгромил свой кабинет.

Вивиан родилась в Аберестуите, в небольшом курортном городке Уэльса, который стал студенческой Меккой благодаря университету и национальной библиотеке. Заинтересовавшись Средневековьем еще на ступени бакалавриата, она двумя годами позже написала докторскую диссертацию, в которой проследила путь монахов из монастыря в Гластонбери в аббатство Аберестуит со священным Граалем и перевернула все представления ученых об этой священной чаше. Но академическая карьера ее не привлекала. Она занялась журналистикой и уже через год взорвала журналистский мир Уэльса своими репортажами. Валлийские домохозяйки присылали ей горы писем. Еще через год она получила приглашение в известный лондонский еженедельник WMW, что изначально расшифровывалось как world monitor weekly, но звонкая аббревиатура, как это нередко бывает, прижившись, обрела самостоятельность и большую популярность.

«Все журналисты образованны наполовину, – сказал ей шеф при первой встрече. – А репортера можно сделать из кого угодно. На тебе и попробуем. И запомни, если ничего не происходит, это тоже новость. Но надо сделать так, чтобы ее читали, вырывая журнал друг у друга из рук. Понятно?»

«Понятно», – сказала она и подумала, что ее будущий шеф идиот.

«Даю тебе на выбор: изменение климата, озоновый слой, глупость правительства, болезни, банковские кризисы, мусор, терроризм, горячие точки… Пардон, последнее не для тебя».

Она выбрала горячие точки. Шеф оказался прав. Все время что-то происходило, но надо было суметь это преподнести. Ее статьи читали. Даже самую заурядную резню она превращала в захватывающую драму, а человеческую жизнь, даже самую никчемную, – в увлекательную историю.

Каждая ее поездка к месту событий оформлялась отдельным контрактом. Это была привилегия. Ей неплохо платили. Даже очень хорошо. Теперь она могла устроить свою жизнь с большим комфортом.

Однако работа в горячих точках изменила все ее представления о жизни. Как говорила она сама, война очень быстро избавляет от невинности.

Вивиан выглянула в окно. У бассейна кривлялся певец в костюме с бахромой, в сапогах и с волосами, собранными в хвостик. Подул ветер, и до нее долетела любовная итальянская песенка.

В это время зазвонил телефон. Шеф взял трубку. Джон облегченно вздохнул.

– Чем вы тут еще занимались до меня? – спросила Вивиан.

– Шеф долго и нудно нас воспитывал. Оказывается, первыми газетчиками были ветхозаветные пророки. Это они первыми начали разгребать грязь, – Джон с хрипом втянул воздух и откашлялся. – Еще он сказал, что краткости изложения надо учиться у Библии.

– И каким был первый библейский репортаж?

– Он состоял всего лишь из двух слов: «Каин плакал».

– Блестяще! Что еще? – Вивиан с трудом подавила зевок.

– То, что журналистика – вторая древнейшая.

– Тут шеф повторяется. Я всегда считала журналистику первым проявлением социальной шизофрении.

– Слушай, – Джон склонился к Вивиан и коснулся ее волос губами, – я давно хотел спросить… Этот русский Рэмбо в Карабахе… На обложке нашего журнала… По-моему, его звали Илия. Что у тебя с ним было?

– Ничего, – Вивиан ладонью отодвинула его лицо подальше от себя. – Похоже, ты вчера здорово порезвился в «Манон».

– Да, мы там все хорошенько поддали! Я же тебя приглашал.

– Я это оценила.

– Неужели тебе никто не нужен?

– На сегодняшний вечер или вообще?

– Вообще.

– Мужчины – не решение проблем. Они сами создают проблемы.

– Верю. Фил ходит с подбитым глазом и всем говорит: «Как, вы еще не получали по роже от Вивиан?»

– Ему еще повезло…

Шеф закончил говорить по телефону и, сделав недовольную гримасу, повернулся к Вивиан.

– Мне жаль прерывать твою интимную беседу. Решение о поездке в Латвию, а потом в Россию надо принять уже завтра. Все, расходимся.

У дверей бара Вивиан столкнулась с Фредом, который тут же увлек ее к стойке и усадил на вертящийся табурет.

– Что будешь пить?

– Мартини.

Вивиан сощурила глаза, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь густое облако сигаретного дыма. От столика к столику бродил скрипач, проникновенно наигрывая «Вернись в Сорренто». Посреди бара толпились пьяные редактора. У стойки бара тоже было не протолкнуться.

– Так что тебе от меня надо? – спросила она у Фреда.

– Ты единственная женщина в мире, которая может убедить шефа. Мне нужна командировка.

Вивиан бросила на него насмешливый взгляд и ласково потрепала по рыжим волосам.

– Опять твои безумные фантазии! Ты хочешь остаться здесь и написать статью о влиянии холодных ветров мистраля на сексуальные пристрастия жителей средиземноморского побережья Франции, угадала?

– Нет!

– Так куда ты хочешь ехать?

– В Боснию… – в глазах Фреда мелькнуло беспокойство. – Понимаешь, есть возможность… Потрясающий сюжет… Мата Хари второй мировой… Англичанка из хорошей семьи. Ее звали Анна Тремайн. Работала на немецкую военную разведку, – он заволновался, как мальчишка, поймавший большую рыбу. – Не помнишь? Наш «ДаблЮ» уже писал о ней в 60-м, даже в двух номерах… Тогда это была сенсация!

Выдав все это скороговоркой, Фред напустил на себя важный вид, делавший его еще более трогательным. Вив это всегда забавляло.

– Ладно, поговорю, – она неопределенно махнула рукой. – Но имей в виду, в Боснии скоро начнется война.

– Материал сумасшедший! Я могу доказать. Подожди, мне нужно сбегать за камерой.

Фред выбежал из бара.

Вивиан взболтала в бокале мартини, решая, что с ним делать.

– Эй, – услышала она за спиной. – Эй ты, крошка с обложки.

Перед ней появился незнакомый парень в шикарном белом костюме и с пустым стаканом в руках. Он потерял равновесие и чуть было не провалился ей между ног. Она выпрямила его ударом ладони в лоб.

– Еще одна корпоративная галлюцинация?

Парень облокотился на стойку бара и попытался заглянуть за вырез ее платья.

Вивиан скрестила ноги и, выкатив колено, обхватила его руками.

– Ну и что ты мне хочешь сказать?

– Я… восхищен, – последнее слово пропало в булькающих звуках.

– И твое восхищение можно потрогать руками? – Вивиан выпустила из рук колено, и ее юбка скользнула чуть выше.

Парень что-то восторженно промычал и, подавшись вперед, резко потянул вниз молнию ширинки.

Вивиан привстала на стуле, перегнулась через стойку бара, взяла нож для колки льда и положила его рядом с собой.

– Эй, эй, что ты задумала?

Вивиан ослепительно улыбнулась.

– А ты не понял? Почему бы тебе не отвалить!

– Хм… ладно. Теперь ясно кто ты… Мне говорили, – он оттолкнулся от стойки и нетвердой походкой направился в сторону туалета.

Вивиан с облегчением уставилась на пустое место рядом с собой.

Фред вернулся через десять минут с небольшой телекамерой и огляделся по сторонам.

– Пойдем за столик. Дело вот в чем… – он осекся, собираясь с мыслями.

– Показывай, что у тебя там, – Вивиан потянула камеру на себя.

Съемка была явно любительская, камера перемещалась от асфальтированной дороги на обнаженные ноги какой-то девицы в шортах, затем на ботинки полицейского. За границей фокуса были различимы гирлянды лампочек, развешанные на торговых павильонах вдоль дороги. За дорогой простирался неопрятный пустырь. Потом крупным планом пошли человеческие кости.

– Чтобы было понятней, я тебе покажу одну вещь, – Фред достал из кармана сложенный вчетверо замусоленный лист бумаги и развернул его. На нем были нарисованы квадратики, подписанные на кириллице, ровным почти каллиграфическим почерком. – Это захоронение расстрелянных партизанами предателей. Вот здесь должна была быть ее могила. Но ее там не оказалось. Там кости мужчины, а не женщины. А здесь, – Фред положил на стол папку с документами, – то, что мне удалось раскопать.

Вивиан нехотя открыла папку:

– Слишком темно, чтобы рассматривать документы. Как все это к тебе попало?

– Не скажу, – Фред наконец успокоился. – Пока не скажу.

Вивиан вытянула из папки маленькую выцветшую фотографию.

– А это кто?

– Это археолог, Карл Велберг, балтийский немец, до войны жил в Риге, работал на раскопках в Йемене, а во время войны организовал встречу агентов Абвера с йеменским Имамом. На встрече была и Анна Тремайн. Не знаю как, но они оба попали в плен к партизанам Тито. По документам, Анну Тремайн расстреляли, а Карла Велберга отпустили. После войны он осел где-то под Мюнхеном. Но с Анной непонятно, раз в могиле лежала не она…

– Мало ли где ее закопали.

– Но послушай, – Фред сделал обиженное лицо, – что я, по-твоему, должен делать? Все бросить?

– Не знаю. Боюсь, что эта история не будет иметь продолжения…

– Ладно! Поеду сам, во время отпуска и за свои деньги!

К ним неотвратимо приближался шеф. Он был явно не в духе. Фред нервно застучал карандашом по столу.

– Не нервничай, все будет хорошо, – Вивиан положила руку ему на плечо и прильнула к ней щекой. – Если хочешь, могу почесать тебя за ухом.

– Вот, ты опять надо мной смеешься, – Фред выглядел обиженным.

– И не думала. Я очень устала. Всю ночь проспала с открытыми глазами – смотрела на экран компьютера и спала. Считай, что ты уже в Боснии.

Шеф подошел к их столику.

– А-а… Двое мучеников, которые имеют честь называть меня своим редактором… Давайте выпьем чего-нибудь для бодрости. Вивиан, насколько я знаю, пьет мартини, а тебе, Фред, сок со льдом, верно? – шеф подозвал официанта и сделал заказ.

Фред начал подлизываться:

– Вы меня поражаете, шеф! Как это вам удается запомнить, что пьют ваши подчиненные?

– Я помню все. А вы не способны запомнить даже прописные истины.

Фред изобразил на лице виноватую улыбку:

– Где уж нам понять, чего вы от нас хотите?

– Я хочу всего лишь, чтобы вы подключали фантазию и соблюдали чувство меры.

– И все? А как насчет фактов? Если у нашего журнала и есть недостатки, то это отсутствие достоверных фактов. А вот фантазии у нас – хоть отбавляй.

Шеф продегустировал принесенное официантом вино и лишь потом позволил разлить его по бокалам.

– Думаю, – начал он, но отвлекся, чтобы попросить пепельницу, – думаю, сейчас не самое подходящее время заниматься твоим журналистским образованием, Фредди.

– Неужели я действительно так безнадежен?

– У тебя мыслишки рядового обывателя, который, в большинстве своем, безнадежный идиот, думающий, что журналист – это поставщик фактов.

– А это не так?

– Нет. Совсем не так, – шеф открыл пачку сигарет, вынул одну из них и задумчиво уставился на нее. – К черту факты! Кому они нужны? Правдивой журналистики вообще не бывает. Это придумано, я даже не знаю кем, чтобы морочить людям голову. Более того, вопреки распространенному мнению правда никому не интересна.

– Звучит цинично.

– Почему цинично? Правда per se[7] всегда прямолинейна, а это лишает образы всякого смысла, – шеф нагнулся, чтобы прикурить, огонек зажигалки высветил мясистые складки его подбородка и заискрился в гранях драгоценных камней запонок. – Но я не возражаю и против цинизма, если он позволяет увеличить продажи.

– Ты тоже так думаешь? – Фред посмотрел на Вивиан и подмигнул.

Вивиан не хотелось ввязываться в глупый спор.

– Реальная жизнь богаче вымысла, – лениво ответила она. – Но в ней много повседневности и нет интриги. Интригу приходится выдумывать.

– Теперь я понял, почему из всей неправды у тебя самая волнующая ложь. Глянцевые грезы вперемешку с кошмарным сном, – не унимался Фред.

– Ты понял меня слишком буквально, – Вивиан на секунду закрыла глаза и представила себя в гостинице на широкой мягкой кровати.

Шеф потянулся к Вивиан через стол и положил ладонь на ее руку.

– Никто в военной журналистике не пишет лучше тебя. Читатель словно бродит по глухим и бесконечным коридорам валлийского замка. Волнующий натурализм, тягучее и мучительное ожидание. Страх смерти сливается с окружающим миром и становится чувственным удовольствием. И главное, – он нежно погладил Вивиан по руке, – главное: никто не спрашивает, было ли все это на самом деле.

Вивиан улыбнулась и убрала руку.

– Кому мы адресуем свой журнал? – шеф уставился на Фреда как на студента, провалившего экзамен.

– Дуракам и лохушкам.

– Нет. Наш читатель живет в уютном мире и хочет, чтобы ему пощекотали нервы, – шеф взял бокал и закрутил темно-бордовую, чуть маслянистую жидкость воронкой, от которой вино растеклось по стенкам, оставив на них красные подтеки. – Можно заменить настоящие страхи игрой, привидениями, вампирами, маньяками, прочей нечистью. Многие журналы так и делают. Выстраивают дощатый павильон надо рвом с крокодилами. Кого этим напугаешь? Никого. Должно быть по-настоящему страшно. Надо так показать разорванную снарядом задницу, чтобы хотелось пощупать свою. Все ли на месте, – он втянул аромат вина крупными, хищными ноздрями и с удовольствием отпил пару глотков. – Эстетика страха, желание испытать все его волнующие оттенки – это наркотик, особенно для тех, кто живет в стране, где ничего не происходит.

– Но согласитесь, что все экстремальные журналисты – стервятники, – Фред задиристо повернулся к Вивиан. – Они слетаются на запах крови, но вместо руки помощи протягивают несчастным микрофон: быстрее, быстрее, мы в прямом эфире, у нас мало времени, а у вас его совсем не осталось…

Шеф настороженно посмотрел на Вивиан, но она ласково похлопала Фреда по щеке, словно давала конфетку за хорошее поведение.

– Очень мило. Но война – такой же товар, как и все остальное.

– Ты действительно считаешь, что людей привлекает жуть?

– Не знаю. Есть такое правило – чем дальше место события, тем должно быть страшнее, чтобы это событие стало новостью. Война на фоне картин повседневной жизни – это прежде всего драма. Она действует настолько гипнотически, что я могу незаметно прочитать мораль.

– Мораль! Да у меня до сих пор перед глазами стоит фотография, которую ты сделала в Карабахе, – женщина и ребенок, лежащие в луже крови, среди мокнувших в ней газет и окурков, – Фред повернулся к шефу. – Я за нее боюсь. Ее надо остановить.

– Не могу. Она уже взрослая девочка. Единственное, что я могу сделать, купить для нее страховку.

Вивиан расслабленно оглянулась по сторонам и попыталась пробудить в себе интерес к разговору, но не нашла ничего лучшего, как поиздеваться над Фредом.

– А сам ты чем занимаешься? Засовываешь микрофон в задницу личной жизни всяких там… дармоедов. Ты у нас журналист-проктолог.

Фред обиделся.

– А я-то думал, что превращаю скучную жизнь скучных персонажей в увлекательную историю, – он перехватил руку Вивиан, которая потянулась к его длинному носу.

– Ребята, не ссорьтесь, – примирительно прокудахтал шеф.

– Теперь я знаю, что она не идеальна, – Фред сделал вид, что разочарован.

– Что ж! Будем знакомиться заново, – Вивиан даже развеселилась.

– У тебя патологическая склонность к рискам, и это плохо кончится. Твои коллеги по сумасшедшему дому мрут, как мухи. Вот, только вчера…

– И позавчера, и на прошлой неделе… – Вивиан поняла, что имеет в виду Фред, но предпочла закрыть тему. – Приключение без риска – это Диснейленд.

– Диснейленд лучше кладбища, – Фред поднял бокал. – Помнишь у Франсуа Вийона: «Только голый череп твой глянет страшной пустотой и в гробу оскалит зубы».

– Помню у Йетса: «И если даст господь, сильней любить я стану после смерти»! – Вивиан постучала Фреду пальцем по лбу. – Если ты приехал к волкам, но думаешь, что это медведи-гамми, то всякое может случиться. В зоне конфликта действуют свои правила, они очень просты, но их надо четко выполнять: никакой воды, кроме воды в бутылках, никакого льда в напитках, никаких фруктов или овощей, c которых нельзя срезать кожуру. Мясо – исключено.

– А пули?

– Тут тоже свои правила. Не надо без толку болтаться в зоне обстрела и ждать, когда что-нибудь прилетит тебе на голову, не стоит подходить близко к мародерам, нельзя направлять камеру на самолет – ее могут принять за стингер. Вот и все.

– Ты не просто ведьма, – Фред замялся, подбирая метафору. – Ты бы вышла из Хиросимы, не размазав тушь на ресницах и даже чулки не порвав. Ты сама себя не боишься?

– Браво! – еще больше развеселилась Вив. – Это лучший комплимент в мой адрес за последние два года!

Тут Фред умоляюще посмотрел на нее. Она повернулась к шефу и сказала без всякой подготовки:

– Мы с Фредом хотим сделать из одной англичанки, о которой наш журнал уже писал в 60-м, новую Мата Хари.

Шеф равнодушно посмотрел на камеру в руках Фреда.

– Звучит заманчиво. И что для этого надо? Взломать сейфы Ми 6[8]?

– Нужна командировка в Боснию.

– Хорошо, жду вас обоих в понедельник с докладом.

Выйдя из бара, Вивиан направилась в обход парка. Сорвала нарцисс и воткнула его в волосы, сделала пару ставок в казино, отказала двум вздыхателям, постояла на террасе и посмотрела фейерверк, потопталась под звуки музыки с молодыми сотрудниками редакции и в конце концов нашла успокоение в шезлонге у бассейна.

Над ней тихо покачивались ветки платанов, лучи заходящего солнца пробивались сквозь их сплетения и сияли как расплавленное золото. С противоположной стороны бассейна до нее долетали обрывки голосов.

Минут пятнадцать ей удавалось не привлекать внимание. Но потом боковым зрением она увидела рядом с собой мужчину, сидящего прямо на земле, скрестив ноги.

– Хочу с вами познакомиться, – его белые зубы сверкнули в дружеской улыбке. – Я – Джерри.

– Почему со мной? – Вивиан даже не повернула головы. – Здесь столько интересных женщин.

– Когда женщин много, каждая в отдельности мало заметна. Но вас нельзя не заметить. И этот прекрасный цветок в волосах.

Вивиан вынула из волос цветок и повертела его в руках.

– Нарцисс – эмблема Уэльса. Это не кокетство, а проявление патриотических чувств.

– Теперь понятно, почему ваше имя Вивиан, а не Вивьен. Вы случайно не прапрапраправнучка короля Артура?

– Это вам лучше обсудить с моим отцом. Однако какая осведомленность…

Джерри придвинулся к ней поближе.

– Вы в этом журнале звезда. Видел ваши публикации и фотографию. Может, выпьем? Что принести?

– Ничего не надо. Мне достаточно.

– Вы здесь самая трезвая.

– Так кажется. У меня состояние… условной нестабильности второго типа.

– На юге так называют строй дождевых облаков при муссонном фронте.

– Именно это я имела в виду. Еще чуть-чуть, и я заплачу пьяными слезами.

– Скучаете?

– Да что вы, оттягиваюсь по полной! Обалденная тусовка.

– Согласен, вечер удался.

– Вы серьезно?

– Да. Непринужденная атмосфера. Много красивых и свободных женщин. Мне нравятся незамужние француженки. Они обладают каким-то особенным шармом послевоенных проституток.

– Теперь понятно, почему наши редактора ведут себя как пехотинцы генерала Монтгомери.

– Надо же хоть изредка разрушать условности.

Вивиан с интересом скосила на него глаза. Спортивный пиджак, модный галстук, джинсы Levi Strauss, коричневые замшевые сапоги. Американец. Фигура спортсмена, при этом тонкое умное лицо и цепкий, странно напряженный, почти мистический взгляд. В гладких черных волосах ранняя седина.

– Открою вам секрет, – Вивиан напустила на себя безразличие и скуку, – у нас в редакции особым шиком считается трах во время телефонного разговора. Вы готовы?

– О-о! Конечно. Аж дух захватывает.

Вивиан провела двумя пальцами по углам чуть раскрытых губ.

– Но есть одна проблема. Мне не надо никуда звонить.

– Позвоните маме.

На удивление Вивиан Джерри не чувствовал подвоха.

– Вы извращенец? – она опустила глаза от душившего ее смеха.

– Ничего такого я за собой не замечал.

Вивиан посмотрела на часы. Они показывали четверть десятого. В ее планы не входило задерживаться здесь так долго.

– Вы всегда так шутите? – спросил Джерри.

– Почему нет? Неплохое начало для знакомства, – Вивиан протянула руку. – Чем занимаетесь?

– Я ваш коллега и восхищаюсь вашими статьями.

– Неужели? Один коллега назвал мои статьи глянцевыми фантазиями могил.

– Наверно, вы ему отказали.

– Намеки, намеки, – Вивиан стало скучно. – И куда вы теперь?

– В Ригу.

– Но там нет никакой войны.

– Посмотрим. Шаткое равновесие может рухнуть в любой момент. Даже от случайно оброненного слова. Знаете, как появилась демократия в Древнем Риме? Нет? Все началось с изнасилования благородной римлянки Сегесты. Насильником оказался сын жестокого царя Тарквиния. В общем-то ничтожное событие. По историческим меркам. Но оно послужило поводом к восстанию, которое в один день покончило с тиранией.

– И кто же в Латвии исполнит роль Сегесты?

– Вот мы и посмотрим. После того как страны Балтии объявят о независимости, там неизбежно начнется кровопролитие. Резкие заявления. Баррикады. Трупы. По-другому не бывает. Свобода, она такая, – Джерри говорил медленно, взвешивая каждое слово. – Вы когда-нибудь были в Балтии?

– Нет. Но слышала, что Ригу называют маленьким Парижем.

– Ничего общего. Их сближает только бесконечное разнообразие серых тонов.

– Кстати. Кто вам слил информацию, что я еду в Латвию?

– Разве это секрет?

Вивиан посмотрела на Джерри в упор, потом снова на часы.

– Ну ладно, мне пора.

– Заканчивать вечеринку надо качакой. Бразильской текилой.

– Пусть будет качака, – Вивиан с раздражением почувствовала в себе размягченную сговорчивость. – И кофе, а то засну.

Джерри ушел и вернулся с двумя широкими бокалами, в которых плескалась прозрачная жидкость, и бумажным стаканчиком капучино. В петлицу его пиджака было воткнуто перо лука-порей[9].

Вивиан рассмеялась и похлопала в ладоши. Джерри галантно поклонился.

– Я где-то читал, что валлийские воины, отправляясь на битву при Хитфилде, воткнули порей в петлицы своих кожаных сюртуков[10]. Так мы встретимся в Риге?

– Не знаю, – Вивиан отпила глоток тепловатой жидкости. – Не хочу писать про Россию и ее разбегающихся сателлитах, – она отставила бокал в сторону и сняла крышечку с чуть теплого капучино.

– Напрасно. Россия – это женская тема. Все ужасы русской истории от тамошних баб. Тайный мотив коммунизма – желание восстановить матриархат. А то, что происходит в России сегодня, напоминает свальный грех.

– Все революции грешили групповухой, – Вивиан вылила остатки кофе на клумбу с цветами и смяла бумажный стакан. – Насколько я знаю, революция 1968 года началась с требований студентов Нантена допустить их в женские общежития.

– Что делать, если буржуазная культура загнала женщину в моногамную семью. Женское подсознательное – это борьба с запретными желаниями и месть.

– Чтобы поднять такую тему, мне придется перечитать Фрома и сходить к психоаналитику[11]. А я их на дух не переношу, – Вивиан взяла бокал и взболтала остаток текилы. – Мне действительно пора. Терпеть не могу расстраивать компанию, но я страшно устала.

У машины Джерри обнял Вивиан за талию, потом наклонился к ней и коснулся губами ее шеи.

– Я могу тебя отвезти.

Вивиан ощутила кончик его языка возле своего уха. Несколько секунд она смотрела на его отражение в дверном стекле машины, затем повела плечами и высвободилась.

– Нет. В гостиницу я поеду одна.

– Как хочешь, – Джерри убрал руки. – Может, встретимся завтра.

– Нет.

– Это уже четвертое «нет» за одну минуту.

– Завтра я намерена взять интервью. Кстати, у одного русского.

– У кого? – Джерри не мог скрыть любопытства.

– Он торговец оружием. Кроме того, поставляет русских проституток во французские и оманские бордели.

– Хм. Широкая география. Как его зовут?

Вивиан вынула из сумочки фотографию и протянула ее Джерри. На ней был изображен упитанный мужчина средних лет в одежде цвета хаки и бейсбольной кепке, надетой козырьком набок. Вокруг него стояли вооруженные люди.

– Его зовут Бальмонт. Как одного из знаменитых русских поэтов, – Вивиан протянула Джерри еще одну фотографию. – Здесь он в одной из самых беспощадных партизанских группировок в мире.

– Откуда у тебя эти фотографии? – Джерри, кажется, слегка оторопел.

– Один коллега по чистой случайности наткнулся на него в дебрях мятежной Анголы. Фотографии сделаны скрытой камерой.

– И где вы встречаетесь? Надеюсь, не во французском борделе.

– Нет. По чисто английской традиции мы встречаемся в пабе.

Вивиан сняла туфли, швырнула их на заднее сиденье. Несколько секунд она растирала онемевшие от высоких каблуков ступни, чтобы вернуть им способность нажимать на педали. Джерри не уходил. Повернув ключ зажигания, она резко рванула с места и помахала ему рукой.

По дороге в гостиницу Вивиан все время возвращалась мыслями к Джерри. Она уже не сомневалась, что это был Джерри Валлерстайн, один из директоров Нью Глобал Медиа. С этим американским агентством ее журнал и издательство сотрудничали уже несколько лет.

В начале своей карьеры благодаря Нью Глобал Медиа – мирового центра поддержки журналистов – Вивиан не раз ездила в Америку по программе «Защита мира и демократии». Она побывала не только в Вашингтоне и Нью-Йорке, но и на роскошных курортах Флориды и Калифорнии.

В программу поездок включались встречи с американскими конгрессменами, сенаторами, различными должностными лицами, директорами крупнейших мировых издательских корпораций. Все это напоминало шикарную презентацию. Отчитываясь в редакции об одной из поездок, она так и сказала: «Мне зачем-то разрекламировали Соединенные Штаты». Впрочем, эти поездки были полезными. Она познакомилась с коллегами и обсудила с ними все нюансы работы в горячих точках. Семинары проводили мэтры свободной журналистики. Ей удалось побывать даже в Пентагоне.

Сотрудники Нью Глобал оказались славными ребятами. Они предупреждали ее желания, возили по достопримечательностям, клубам и дружеским вечеринкам. С ними было легко и весело. Потом они не раз помогали ей добывать информацию или, как факиры, вытряхивали эту информацию из своих рукавов. Благодаря им она встречалась с, казалось бы, недосягаемыми людьми, торговцами оружием, лидерами террористических формирований, крестными отцами всякого рода мафий.

Джерри появился в этом агентстве чуть более года назад и очень быстро занял пост одного из директоров. Настолько быстро, что сплетни об этом дошли даже до редакции ее журнала.

Вив понравилось, что Джерри не стал надувать щеки и высокомерно совать ей визитку, как делали многие мужчины его статуса. Поэтому она решила поставить ему плюс.

 Ее волновал лишь один вопрос: неужели он приехал в Ниццу только за тем, чтобы уговорить ее отправиться в Ригу?