Читать книгу Destroyed. Падшие ангелы - Виолетта Роман - Страница 10

– Привет, друг, – восклицает Леха, пытаясь перекричать шум дороги. Я закрываю дверцу машины, припаркованной на обочине проезжей части, и ,подойдя к другу, пожимаю ему руку.

– Привет, брат, прости, что так экстренно. Да еще и на дороге встречу устроил. Спешу домой, переживаю за Еву. Она на восьмом месяце. Боюсь оставлять надолго одну, – при мыслях о ней в груди все сжимается. Несмотря на то, что приставил к жене и детям личную охрану, все равно спокойствия нет. Постоянно дергаюсь от мыслей разных. Поскорее бы найти урода и закрыть за решеткой.

– Я все понимаю, брат, – понимающе кивает Леха, закуривая сигарету. – Смотри, что я узнал. Друг наш месяц как с зоны откинулся.

– Я думал, что он сломался там. Так долго никаких новостей не было…

– Я связался с начальником тюрьмы, где он сидел, такое мне рассказал, – ошарашенно мотает головой друг, пропуская мимо ушей мои слова. – Пацан – кремень, терминатор настоящий. Коль, его давили, столько раз через пресс пропускали. А он – ничего! Создал банду свою, авторитет среди местных подзаработал за свою стойкую политику нежелания сотрудничать с властью. Там заварушка была одна. Вроде, как со смотрящим из хаты закусился, тот по беспределу шел. Пацан на пику посадил его, так ни один сокамерник не сдал. Все промолчали как один. Вот всем и накинули срока за это убийство, – рассказывает Леха, и, внезапно остановившись, затягивается сигаретой. Смотрю на него, и самому курить хочется. Еле сдерживаюсь. Долбаные нервы! Хотя курить бросил, как только Ева девочками забеременела. Уже четвертый год пошел. И не хотелось особо. А тут прямо раздирает!

– Разбираться в падлу было, да и лишняя огласка ни к чему. Так что вышел на волю твой обидчик не молодым пацаном, а прокаченным мутантом. У него прозвище Хищник, – продолжает рассказывать Леха.

– Твою мать, – сплевываю в сторону, хватаясь за голову. Расклад получается печальным… Черт возьми, и нужно было ему активизироваться именно сейчас, когда мы особо уязвимы. Ведь увезти Еву никуда не получится из-за большого срока беременности.

– Я по своим каналам раскидал ориентировки. Наведывались мы на хату к его дружкам по зоне. Везде пусто. Будто свалили куда. Ни следа от них,– вздыхает Леха, а я начинаю закипать от осознания своей беспомощности.

– Слушай, он же должен ходить отмечаться куда-то после зоны. Идет ведь как опасный преступник, – пытаюсь придумать хоть какой-то вариант его поиска. Ведь не может быть, чтобы человек вот так просто затерялся в толпе. Тем более тот, кто всего месяц назад вышел из мест лишения свободы.

– Должен. Коль, будем ждать. Пойми, тут ситуация усложняется его папашей приемным. Бес, помнишь такого?

– Как же не помнить, – нервный смешок слетает с моих губ, в то время как я бросаю на Леху раздраженный взгляд, – Руслан ведь из его банды был.

– Так вот, в прошлый раз строгий папаша в наказание за непослушание сына, умыл руки от участия в его судьбе, поэтому никто за него на зоне не заступался. Бросили, как говорится, мальчишку к акулам. Все это время Бес следил за жизнью пацана. Ему постоянно докладывали с зоны новости о Руслане. К концу срока, когда Рус особо-то и не нуждался в нем, предприимчивый Бес решил сменить свой гнев на милость. Встретил сыночка возле ворот тюрьмы в день освобождения с распростертыми объятиями. Мол, сын мой, ты достойно прошел испытание, я снова принимаю тебя в свою семью.

– Вот это родитель, – просто в голове не укладывается, что бывают такие семьи. – Так пацан не дурак же. Неужели простил отца?

– Думаю, вряд ли, – морщится Леха, докуривая в несколько затяжек сигарету, и отбрасывает в сторону окурок. – Затаился, скорее всего. Я тебе говорю, Коль, судя по рассказам очевидцев, там маленький звереныш в настоящего хищника превратился.

– Ясно. Леш, как только будут новости, сразу звони, – достаю из кармана телефон, проверяю на непринятые. Черт возьми, уже в настоящего параноика превратился.

– Конечно, брат. Дочке хоть не сильно досталось? – спрашивает Леха, пожимая на прощание мне руку.

– Да, нет. Отделалась испугом. Пара царапин, – чувствую, как снова начинает трясти при одном лишь упоминании о похищении Кристины. – Леш, из-под земли достань, любые деньги заплачу. Но мразь эта должна быть наказана, – произношу сквозь стиснутые зубы, потому что всячески пытаюсь сдержать рвущуюся на волю ярость.

– Договорились, брат, будем на связи. Езжай к жене и слишком не накручивай себя, – киваю в ответ на его тираду и, развернувшись, направляюсь к мерсу. Думая о том, как легко давать советы, наблюдая за ситуацией со стороны. А когда твоим родным угрожает опасность, весьма трудно сдерживаться и оставаться рассудительным и спокойным.

Запрыгнув в машину, несколько минут сижу в полной тишине. Пытаюсь хоть как-то взять себя в руки. Набрав номер секретарши, оповещаю ее о том, что в Управлении сегодня не появлюсь. Ссылаюсь на важные переговоры. Завожу мотор и срываюсь с места, спешу как можно скорее оказаться рядом с ней.

***

Ева на кухне. Моет посуду. По напряженной, натянутой, словно струна, спине понимаю, что она на грани.

Не могу больше ни секунды быть вдали. Мышцы сводит от необходимости почувствовать ее.

Подхожу сзади, утыкаюсь носом ей в шею, обнимаю руками круглый животик. Вдыхаю с наслаждением ее аромат. Аромат моей женщины. Любимой. Единственной. Он всегда был для меня сильным наркотиком, лучшим лекарством. По одному только запаху могу определить ее настроение, даже беременность ее почувствовал самым первым. Потому что именно в этом состоянии Ева пахнет по-особенному волнительно.

Это – мощнейший коктейль запахов, способный напрочь лишить меня рассудка. Нежный аромат кожи любимой женщины, смешанный с едва уловимым, сладким запахом новой жизни, зародившейся внутри нее. Он творит со мной что-то невообразимое. Приковывает к себе ментально, физически. Так сильно, что вдали от нее меня едва ли не выворачивает наизнанку. И столько эмоций внутри меня, целый тайфун! Разрывает, сносит абсолютно, оставляя на поверхности только одно желание: быть рядом. Ласкать ее, наслаждаться ею. Дикое, животное желание оберегать, защищать от всех бед и опасностей.

При мыслях о безопасности чувствую, как снова начинает клокотать внутри ярость. За то, что не смог уберечь свою дочь. За то, что какой-то урод смог практически из-под самого носа увести от меня самое дорогое. После недавних событий еле подавляю в себе дикое желание схватить Еву и ни на шаг не отпускать от себя. Пока Крис в безопасности у мамы, под охраной Артема, здесь, в Москве, приставил охрану к Еве и малышкам, никуда одну не отпускаю. Только вот ни на грамм не легче.

– Как ты, девочка? – шепчу ей в шею, продолжая прижимать к себе. Только от моего прикосновения Ева словно замирает. А спустя несколько секунд и вовсе отстраняется.

– Все хорошо, звонила Кристине, она уже у Лидии Прокофьевны, – выключив воду, вытирает полотенцем руки и проходит мимо меня к столу. Так ни разу и не повернувшись.

– Так будет лучше. Ей там безопасней. Артем – проверенный человек. Он обеспечит ее защиту, в случае чего, – делаю вид, что не понимаю причины ее злости на меня.

Ева кивает, усевшись за стол, опускает взгляд на скрещенные перед собой руки.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – ее голос почти звенит он напряжения. Я понимаю, о чем она. Со вчерашнего дня, как только услышала от Кристины имя преступника, места себе не находит. Волчонком на меня смотрит. Так, что не по себе становится. Знал, что не станет молчать. Как только останемся наедине, устроит допрос. Только вот ей это сейчас абсолютно не нужно.

– Нет, – приближаюсь к ней, не отрывая от нее своего взгляда.

– Кристина уехала. Нам никто не мешает, Кай. Я хочу знать правду, – произносит она твердым, не терпящим возражений тоном. Наконец-то поднимает на меня глаза. Смотрит так, словно я ей враг заклятый.

– Правда одна: я – твой мужчина. Я решу все проблемы. Ты занимайся детьми, – чувствую, что начинаю закипать. Выхожу из комнаты, чтобы не сорваться. До чего же упрямая! Понимаю, что пока не добьется своего, не отстанет. Только на хрена ей сейчас эта правда? Уродливая, словно обезображенный проказой старик. Знаю ведь, что не примет ее. И меня вместе с ней.

Захожу в кабинет, пытаюсь хоть немного восстановить спокойствие. До зуда в костяшках хочется уничтожить, разнести здесь все к чертям собачьим. Кажется, что мышцы буквально вибрируют от напряжения. Только вот не могу я позволить себе такой роскоши. В соседней комнате беременная жена, и ей нельзя волноваться.

Пытаюсь поработать, только в голову ничего не лезет. Смотрю на документы, словно баран на новые ворота. Ничего удивительного – всегда болезненно наши размолвки переношу. Когда она обижена на меня или расстроена, у меня словно сбой в организме происходит. Все из рук сыпется, мысли путаются, идиотом себя чувствую.

Плюнув на неудачные попытки занять себя делом, поднимаюсь из-за стола, и, достав из кармана брюк телефон, набираю Кристину:

– Привет, мелкая. Как ты?

– Все хорошо, – слышится в трубке ее тихий голос. – Загораю с Малышом, – следом за ее словами раздаются звонкий лай пса и веселый смех Кристины. И немного попускает. Легче становится от понимания того, что в безопасности она.

– Как мама? – спрашиваю ее.

– Удивлена, что я приехала так рано. Подозревает что-то неладное. Но я сослалась на болезненное расставание со Стафом, – ухмыляется Крис, а мне как-то не по себе даже. Меньше всего хочется говорить о любовных отношениях девчонки.

– Правильно сделала, что послала его. Рано тебе еще встречаться с парнями. Учеба должна быть в голове на первом месте, – не знаю, почему чувствую жизненную необходимость сказать ей об этом. Хотя понимаю, конечно, что в таких вопросах она вряд ли станет прислушиваться ко мне. Это больше по Евиной части.

– Пап, да я и не посылала его. Это для бабушки версия, – смеётся в трубку Крис, а у меня от ее «пап» сердце сжимается. Как долог был наш с ней путь до этого доверчивого, родного – «папа». Конечно, это моя вина: запугал девчонку. Долго потом не могла научиться доверять мне, в моем присутствии в комочек сжималась, будто я монстр какой.

– И к тому же, мне восемнадцать, – вырывает меня из раздумий ее тоненький голосок.

– Черт, свой день рождения ты провела непонятно как, – вспоминаю, что из-за всего этого ужаса так и не поздравили малышку.

– Не волнуйся, вернусь осенью, отметим, – успокаивает меня бодрым голосом. – Как там девочки?

– Скучают по тебе, – губы растягивает улыбка при мысли о дочках.

– Я тоже по ним скучаю, – печально вздыхает Кристина… – Скажи, вы поссорились с Евой? Из-за меня? Вернее, из-за этой ситуации с моим похищением? – тушуется она. Не хочет обидеть. До чего же совестливый человечек…несмотря на все дерьмо, что произошло в ее жизни.

– Нет, ерунда. Ева просто переволновалась, плюс гормоны из-за беременности, – успокаиваю ее. – Ладно, мелкая, наберу тебя завтра. Маме привет, Малышу много сладостей не давай.

– Хорошо, – смеется она, – И ты всем привет передавай!

После разговора немного спокойнее на душе. Сбросив вызов, оставляю телефон на столе, подхожу к окну. Удивительно, погруженный в раздумья, я и не заметил, как ночь опустилась на город. А собирался ведь с девочками прогуляться перед сном.

Выхожу из комнаты, направляюсь по коридору в сторону детской. Приоткрыв дверь, вижу, что малышки уже в кроватках, спят, отвернувшись личиками к стене. Приближаюсь тихонечко, целую каждую из них. Опускаюсь на пол возле их кроваток, долго сижу, всматриваясь в темноту комнаты. И мысли мрачные – неподъемной тяжестью на мои плечи. Боюсь! До безумия боюсь потерять их. Боюсь, что кто-то окажется сильнее, умнее меня и сделает им больно. Отберет их у меня. И Ева…Ей ничего не нужно знать. И я должен сохранить свой секрет. Ради нее, ради Кристины, ради малышек.

***

На часах полночь. Приоткрыв дверь нашей спальни, вижу ее. Лежит, отвернувшись. Притворилась спящей. Но я-то вижу, что это – всего лишь представление для меня. Актриса моя. Замечаю, как слегка подрагивает ее рука – гладит живот. Приближаюсь тихонько и забираюсь на кровать. Обиженно сопит, когда я нависаю над ней. Убираю несколько прядей, упавших ей на лицо. Наклонившись, оставляю поцелуй на худеньком загорелом плечике.

– Перестань, – одергивает руку, отстраняется от меня. До чего же упрямая, строптивая! Душу пока не вымотает, не успокоится. Игнорирую ее сопротивление. Покрываю легкими поцелуями основание шеи, аккуратно перевернув на спину, спускаюсь к пышной груди.

– Кай, – слетает тихое недовольно с ее губ, но последующий рваный вздох говорит мне о том, что она на пределе. Сдерживает себя из последних сил.

– Пока ты мне не скажешь правду, – пытается оттолкнуть меня, укорачиваясь от моих губ. – Приподымаюсь на локтях, нависаю над ней. Смотрю в ее глаза.

– Ева, может, хватит с нас негатива? Сколько можно копаться в прошлом? Да, пацан сел, только вопросы должны быть к судебной системе, а не ко мне. А тот факт, что он за что-то мстит мне…да, у него крыша поехала после стольких лет отсидки. Стал еще большим отморозком, чем был, вот и возомнил из себя терминатора.

Ева молчит. Смотрит на меня задумчивым, с толикой недоверия, взглядом. А я перемещаюсь на бок, аккуратно поворачивая ее лицом к себе.

– Что ты с ним собираешься сделать, когда Леша поймает его? – шепчет она, заглядывая в мои глаза.

– То же, что и в прошлый раз. Ничего. Пусть с ним дальше закон разбирается, – целую ее в носик. Ева кивает, и наконец-таки ее взгляд теплеет, а тело расслабляется.

– Девочка, хватит забивать голову. Думай о малышках, о сыне нашем. Я все решу, поверь мне. И то, что произошло с Кристиной, …я разобьюсь в лепешку, но больше не допущу такого, – провожу кончиком пальца вдоль ее скулы. Знаю, что это ее любимые ласки. С ее губ слетает негромкий, но довольный смешок, и она прижимается щекой к моей ладони.

– Я знаю, любимый, – шепчет она, прикрыв веки. А когда ее глаза распахиваются, столько нежности в них, столько теплоты. Простила. Вот и хорошо. Сейчас главное – она и ребенок. Со своей совестью я разберусь потом. Хотя за эти годы она у меня порядком закалилась.

Не имею ни сил, ни желания ждать хотя бы минуту. Приблизившись, накрываю ее губы жадным поцелуем. Не хочу пугать, делать больно, только вот сдерживать себя очень сложно. Знаю, что сейчас близость нам запрещена. На таком сроке опасно. Тем более, у Евы кое-какие осложнения беременности. Врач строго запретил до самых родов. Но мне не нужно этого. Мне хватит сейчас просто поцелуев, прикосновений к ней.

Ева обвивает мою шею изящными руками, запускает пальчики

 в мои волосы. Сжимает их, требуя большего. Рычит недовольно, от того что я не даю ей желаемого. Моя маленькая ненасытная львица. Не могу. Увязаю в ней. С каждым прикосновением. Все глубже и глубже. С каждым днем во мне растет это чувство. Любовь. Всегда смеялся над мужчинами, говорящими о любви к женщинам. Считал это чушью бабской. Страсть существует, бесспорно. Но вот любовь… чтобы так, одну и навсегда. Чтобы жизнь не жалко отдать…

И вот: словно урок для меня. Рядом с ней с ума схожу. Несмотря на то, что моя. Со мной. А мне все мало ее. Никак не напьюсь, не надышусь ею.

И с этим чувством в груди поселился страх. Постоянно боюсь потерять ее. Наверное, я стал слабым. Раньше любые страхи сгорали уже на пути к сердцу. Превращались в жалкий пепел. А теперь?! Он растет в груди. Разгорается, превращаясь в пожар!

Отстраняюсь, пытаясь выровнять дыхание. Прижимаю ее к себе, утыкаюсь носом в волосы.

– Кай, – зовет, нарушая уютную тишину, – Может, мне тоже к маме и Кристине поехать?

– Ты же помнишь, как в прошлый раз было? Чудо, что ты в клубе не родила. Нет, до родов будешь здесь, – обрываю ее фантазии. Как вспомню прошлые роды Евы, до сих пор сердце от страха сжимается. Ева молчит. Перебирает пальчиками по моей спине.

– Кай, они меня так раздражают, – ворчит она. А я отстраняюсь, смотрю на нее удивленно. Никак не могу понять, о чем она говорит.

– Кто?

– Охрана,– печально вздыхает Ева. – Шагу ступить не дают. Я не могу так. Может, ты отменишь все это?

– Отменю, когда поймают отморозка, угрожающего моей семье. Все, спи, милая, – целую ее в висок, укладываясь обратно на подушку.

Спустя минут десять тишины и спокойствия Ева начинает ворочаться.

– Ка-а-а-й, – зовет меня шепотом. – Понимаю, что за два дня обид на меня Ева намолчалась, и теперь ей не терпится поделиться со мной новыми идеями.

– М-м-м-м? – утыкаюсь носом в ее затылок, кладу руку на живот. Малыш, словно желая поздороваться, тут же толкается в мою ладонь. Поглаживаю это место.

– Я сомневаюсь насчет выбранного нами имени. Поняла недавно, что Ярослав…ну совсем не нравится мне.

– А какое имя тебе нравится? – шепчу, не открывая глаз. Не хочу обидеть ее равнодушием, только вот нахожусь уже в полубреду. Две бессонные ночи и куча потраченных нервов истощили мой организм до предела.

– Хочется чего-нибудь необычного, такого, чтобы один на миллион… может Лука?

Даже в таком состоянии я понимаю, что Ева дурью мается. И за две ее беременности пришел к выводу: порой лучше промолчать, чем сказать свое твердое «нет». И это как раз тот самый случай.

– Ева, давай определимся с именем после родов. Посмотрим на него и решим, – стараюсь выразить свои мысли как можно мягче, дабы не обидеть ее.

– Ты думаешь?

– Уверен, любимая, мне завтра в восемь в Управлении быть на совещании. Идиотам мозги вправлять. Давай поспим немного. Я завтра, как освобожусь, к тебе приеду сразу. Хочешь, погуляем? Сходим в твой любимый ресторан?

– Хорошо, – поворачивается ко мне и легкими, практически невесомыми касаниями проходится по контурам моего лица. Открыв глаза, встречаюсь с ней взглядом. Дух захватывает от увиденного. В ее глазах столько жизни, столько огня! Не знаю, что было бы со мной, не повстречайся она на моем пути. Не влюбись в меня. Наверное, так и жил бы, довольствуясь суррогатом, окруженный постоянным холодом и одиночеством.

***

День не задался с самого утра. Мало того, что проспал сигнал будильника, так еще и в ДТП попали по дороге в Управление. Ничего серьезного, но все равно, неприятный осадок остался. Совещание прошло как обычно. После каждого из них испытываю жгучее желание уволиться к чертям собачьим с этой службы. Податься в бизнес или еще куда. Только не сталкиваться больше с непроходимой тупостью людской.

– Николай Германович, я хотел отдать вам проект приказа о квартальном премировании работников службы, – вслед за мной в кабинет от самого актового зала следует целая делегация с начальником отдела кадров во главе.

Останавливаюсь, оборачиваюсь к подчиненным.

– Леонид Андреевич, пройдемте в кабинет, – забираю из рук мужчины папку для документов на подпись. – Все остальные вопросы в отведенное для приема время, – поднимаю глаза на ожидающую меня толпу. Не дожидаясь ответа, захожу в приемную. Вслед за мной семенит мелкими перебежками начальник отдела кадров.

Усаживаюсь за стол, пытаюсь вникнуть в документ.

– Со всеми начальниками согласовали? – поднимаю на мужчину глаза. Тот кивает. Подписав документ, возвращаю его владельцу.

– Николай Германович, – произносит Леонид Андреевич, вот только договорить он не успевает. Внезапно распахивается входная дверь кабинета, с оглушающим грохотом ударяясь о стену. Подняв глаза, вижу в стоящую в проеме Еву. Разъяренную. Чуть сбоку от нее нанятый мной телохранитель жены. Олег. А позади них с испуганными глазами олененка Бэмби мечется секретарша.

– Леонид Андреевич, свободны. Я позже вызову вас, – киваю, мужчине. Тот, ни секунды не медля, пулей выскакивает из кабинета.

– Николай Германович, простите, но я ничего не мола сделать, – извиняется Лена, едва ли не трясясь от страха.

– Все в порядке, – делаю ей знак удалиться.

Дверь закрывается, оставляя нас втроем.

– Олег, подожди за дверью, – бросаю команду охране.

Спустя пару секунд мы совершенно одни. Она неподвижно стоит в дверях кабинета. Ева настолько зла, что даже воздух вокруг нее густой, наэлектризованный, почти потрескивает от напряжения. Вокруг так и пахнет электричеством. Докопалась все-таки до правды, упрямица.

– Ты врал мне. Я была у твоего друга, Алексея, он все рассказал, – подтверждает мои догадки. Ее голос дрожит, а напряженные руки судорожно сжимают ворот футболки. Сейчас общение с ней – ходьба по минному полю. Любое неосторожное движение и рванет, потом не соберешь по кускам.

– Что он тебе рассказал? – мой голос наигранно спокоен, хотя внутри настоящая буря.

– То, что с твоей подачи посадили Руслана, издевались над ним, – Ева начинает говорить шепотом, но с каждым последующим словом ее голос все громче и громче. – То, что Кирилла убили по твоей указке. Повесили в камере, – тычет в мою сторону пальцем. Я стою на месте, не отводя от нее глаз. Вижу, как ее глаза наполняются слезами, лицо искажено страдальческой гримасой, а тело сотрясает мелкая дрожь.

– Ева, какого хрена ты во все это лезешь?! – вскакиваю из-за стола, направляюсь в ее сторону. Злюсь на себя, на нее. – Ты хочешь родить раньше времени? Я же тебе сказал, что сам во всем разберусь.

– Ты уже разобрался, – на ее губах змеится ядовитая улыбка, в то время как она медленно пятится от меня назад. И то, что я читаю в ее взгляде, обращенном ко мне, лишает последней надежды на положительный исход. В ее глазах – приговор для меня. Я потерял. Потерял ее, черт возьми. Все мои слова сейчас – пустое сотрясание воздуха. Они не помогут, не оправдают меня. – Из-за тебя похитили Кристину. Ты столько жизней загубил, Кай! – не замечает, как срывается на крик. – Неужели ты считаешь себя вправе совершать такое???

Смотрю на нее. Измученную, исхудавшую. Руки и ноги – кожа да кости. Только живот торчит. Сколько же в ней сейчас боли, разочарования. И острым лезвием вспарывает грудь мысль о том, что виновник ее горя – я. Удавиться, только не видеть ее такой: потерянной, несчастной, далекой от меня. Словно в прежний кошмар попал.

– Этот урод чуть не изнасиловал тебя, – приближаюсь к ней. Стараюсь сохранять спокойным свой тон, только вот-вот – и разорвет на ошметки. – Он закрыл тебя в психушке, Ева! Из тебя бы сделали овощ, если бы мы с Лехой не успели вовремя! – осекаюсь, понимая, что кричу во все горло. Отворачиваюсь от нее, пытаюсь хоть немного остыть. – Ты бы так и существовала дальше, живым трупом была, – на последнем слове какие-то вибрации в голосе. И грудь, будто удавкой, стягивает так, что не вздохнуть, не выдохнуть. Хочется орать во все горло. Хочется все вокруг разнести к чертям собачьим. Только больше бы не видеть на себе такого ее взгляда, полного разочарования.

– Ничего из этого не давало тебе права убивать его, – шепчет она трясущимися губами. Я вижу мокрые дорожки на ее лице, я вижу, как часто и рвано вздымается ее грудь. И дикий страх в сердце иглой. За нее, за ребенка.

– Я его не убивал, – нагло вру, смотря прямо в ее глаза. Сейчас это единственный верный способ.

– Хватит врать! – мои слова разжигают в ней еще большую ярость. – Ты монстр, ты чудовище, Кай. Я… все это время я жила с убийцей. Ты врал мне! Смотрел мне в глаза и врал, что отпустил Руслана! – рычит она.

– Я врал, чтобы защитить свою семью! Тебя, девочек! – перед глазами пелена. Чувствую, что больше не могу отмалчиваться. Ее слова так больно ранят. Даже истекать кровью тогда, после ранения на окраине города было не так болезненно, как ощущать на себе ее презрение. – Думаешь, и я не мучился? Только у меня выбора не было. Вырыл глубокую яму в земле и похоронил глубоко свою совесть и другую херню. Потому что мне до сих пор в кошмарах снится тот день, когда я нашел тебя в психушке!

Молчит. Смотрит на меня пронзительно. Так, что до мозга костей пробирает.

– Если бы ты тогда меня не оставил, Кай, не отрекся от меня, ничего бы этого не произошло. Ни чокнутый Дралкин, ни Руслан не тронули бы меня, – приближается ко мне. Останавливается буквально в паре сантиметров. – Всему этому ты положил начало. Своим эгоизмом. Я такой дурой была…, – смеется она, сокрушенно качая головой. – Я думала, ты изменился, стал прислушиваться ко мне. Перестал думать только о себе. А ты просто изворотливый лгун, – толкает меня в грудь, кривится, словно от боли.

– Ева, давай успокоимся и дома все обсудим. Я сейчас освобожусь…

– Нет, – перебивает, не дает договорить. – Все, что я хотела, узнала. Слушать очередную ложь от тебя не хочу, – опустив взгляда в пол, поправляет ручку сумочки на плече и, развернувшись, направляется к двери. В двух шагах от цели останавливается.

– На чужих костях и крови счастья не построишь, Кай, – улыбается она и, открыв дверь, покидает кабинет.

– Ева, не натвори глупостей! – летят мои слова ей в спину. Выбегаю следом. В приемной, словно часовой на посту, стоит телохранитель жены.

– Олег, отвези ее домой, я подъеду скоро, – мужчина кивает и тут же отправляется следом за Евой. А я возвращаюсь в кабинет.

Только сейчас понимаю, что самого трясет, словно в лихорадке. Хоть бы с ней все было в порядке. Дурочка. Ну зачем полезла во все это? И чего ей не сиделось на месте?! Езди по магазинам, покупай шмотки, ходи, гуляй, детьми занимайся. Она все до истины докапывается. И кому от этого легче стало? Сейчас сама же себя изведет.

Звонок смартфона вырывает меня из потока мыслей. Достав аппарат из кармана, вижу имя того, кого готов сейчас задушить голыми руками.

– Лех, какого черта ты моей жене наговорил? – кричу в трубку.

– Да ничего я ей не говорил, – напрягается он.– Ева с утра пришла ко мне в кабинет. Расспрашивала о Руслане. Я ей общими красками описал ситуацию. Скажем так, официальную версию. Вот и все! Потом мне позвонили, вызвали к руководству. Вернулся в кабинет – ее и след простыл.

– На столе или в столе были какие-нибудь бумаги о наших двух товарищах? – рычу в трубку. Какой же все-таки он идиот. Теперь все пазлы сложились. Ясно, как ей удалось узнать детали.

– М-м-м…в столе дело Дралкина было, – протягивает задумчиво Леха.

– Понятно, бл*ть, – из груди вырывается разочарованный стон. Обхитрила, актриса. Значит, вчерашнее примирение было частью игры. Решив, что от меня ничего не добьется, наведалась к Леше. А там просто повезло…

– Она прочитала, – констатирует давно известный факт «капитан-очевидность». – Черт, брат, прости, – стонет Леха.

– Ладно, зачем звонил?

– Проверили по банд….

– Николай Германович, – в дверях появляется испуганная Лена, отвлекая мое внимание от разговора с другом.

– Погоди, Лех, – перебиваю его, переводя взгляд на секретаршу.

– Что ты хотела?

– Там какой-то мужчина к вам пришел, – мнется на месте девушка, нервно сжимая кисти рук. – Я сказала ему, что вы заняты. Но посетитель уверяет, что его вы примете, не раздумывая. Такой странный. Представился Бесом, – ее голос стихает, когда она произносит знакомое мне прозвище. Будто сомневается, правильно ли поняла слово. А у меня озноб по спине, и дрожь предвкушения. От бешеного скачка адреналина кровь в жилах, будто раскаленная лава. Мотор в груди, словно на рекорд идет. Бьется так сильно, что в ушах кроме него ничего не слышно.

Вот и началось…